Новый мир, или мечты почти сбываются

      POV Мар­динь­ера       В центре моих по­ко­ев меня дей­стви­тель­но ожидает молодой парнишка-лекарь. Губы сами расплылись в довольном оскале. А что, неплохо. Чуть выше Ано­ри­она, но ниже меня, хрупкий, с огромными синими глазами. Правда, волосы длиннее, чем у Ани, поэтому собраны в высокий хвост. Мне нравится, - подвёл общий итог я. - Для замены в самый раз. - Мой Господин, - небольшой поклон, - меня прислал Его Величество. Позвольте осмотреть ваши раны, - и синие глаза застыли на моём лице в ожидании ответа. - Твоё имя? - Спрашиваю строго: хочу прощупать характер мальчишки. Залебезит или ответит достойно? - Олиэль, мой Господин, - надо же, а голосок то и не дрогнул. Хорошо, очень хорошо. - Значит так, Олиэль, залечи-ка для начала мои ожоги, - прохожу вглубь комнаты и сажусь на самый край кровати.       Мальчишка тут же достаёт из большой колбы с ярко-синим раствором длинную тонкую полоску ткани. Всё так же, несмотря на меня, подходит. - Сейчас будет щипать. Потерпите, мой Господин. Боль быстро пройдёт.       И, не дождавшись ответа, сразу же начал заматывать мои ладони. - Ты, блять, охренел, что ли?! Больно, фалус! - Попытался вырвать руки, но этот изверг держит крепко. И всё продолжает обматывать ладони. - Потерпите, Господин Мардиньер. Осталось совсем чуть-чуть. Вы же мужчина, воин.       В ярости поднимаю на оборзевшего щенка взгляд и успеваю мельком заметить издевательскую усмешку. Издевается, падаль?! - Как смеешь, ты?..       Прямо на глазах ленты начали буреть, а кожу под ними словно облили ледяной водой: руки онемели, и каждая моя последующая попытка пошевелить пальцами оказывается тщетной. - Должно быть, Вы уже почувствовали заживляющее действие, Господин. Это значит, что через несколько минут повязки можно будет снять, - и, не дав мне слова вставить, продолжил, - от повреждений не останется и следа, не волнуйтесь. Несколько дней возможны фантомные боли. Но я дам Вам успокаивающую мазь, она сведёт на нет это побочное действие. Вот и всё. Попробуйте снова пошевелить пальцами.       И я попробовал. Сначала осторожно, помня то пугающее бессилие. И мне удалось. - Фалус, - облегчённо, сам того не заметив, прошептал я. - Теперь можно снять, - с также явно слышимым облегчением проговорил лекарь, аккуратно освобождая мои кисти рук. - Вот Ваша мазь, - подойдя к невысокой консоли и опустив ленты в небольшую шкатулку, Олиэль взял в руки маленькую баночку с тёмно-золотым и слегка поблёскивающим содержимым, - втирать два раза в день: утром и вечером в чистую и сухую кожу. После нанесения желательно ничего не трогать руками вплоть до полного высыхания. Когда мазь закончится, эти боли Вас больше не побеспокоят. Вас беспокоит что-нибудь ещё, Господин?       Голос холодный и незаинтересованный мной, словно перед ним не красивый и знатный молодой мужчина, а очередной трактат по медицине, или как их там. - Да, Олиэль, у меня ещё обожжена правая часть лица. Не мог бы ты и на неё что-нибудь наложить? Жуть, как горит, - старательно строю умильное личико и тычу правой рукой себе в лицо. - Конечно же, Господин. Я сейчас же всё залечу.       И он повёлся.       Дожидаюсь, когда парнишка подходит ближе и склоняется надо мной в поисках каких-либо увечий на моём идеальном лице. - Попался!       Резко выпрямляю руки и хватаю лекаря за талию левой рукой и за шею правой. После чего, резко дёргая чуть в бок, заваливаю его на кровать. - Что Вы?.. - Тсс! Какой ты хороший, малыш…       Завожу его руки за голову и удерживаю тонкие запястья одной рукой, хмыкнув про себя: «Не чета хрупкие, тонкие и нежные руки лекаря натренированным рукам воина». И… Тут же получаю удар головы в челюсть. От удивления забываю, что хотел поцеловать юнца, вместо этого начав поглаживать ушибленное место. - Не смейте!       Яростный крик на секунду оглушает. Но приводит меня в себя. Хватаю за подбородок и заглушаю уже рождающиеся новые истошные крики поцелуем. Жёстким, грубым, неистовым. - Нет! Не на…, - снова выворачивается и пытается оттолкнуть коленом, и мне приходится придавить его ноги, усевшись чуть ниже бёдер Олиэля. - Не надо… Нет! - Да не вырывайся ты! Достал! Я ещё даже ничего не сделал!       В ярких синих глазах, что всего в паре дюймов от моего лица, застыли слёзы. Но нееет, не слёзы бессилия. Ярость. Чистая, всепоглощающая. - Я убью Вас!       И я невольно смеюсь. Такой забавный, такой растрёпанный, как маленькая птичка чапэ́ль, что перед дождём всегда купается в сухой грязи. - Тише сладкий. Всё это потом, - мальчишка вновь задёргался, и я поспешно добавил, - да-да, я понял, позже ты обязательно убьёшь меня. Но это будет потом. И не сегодня. Не сейчас.       Отпускаю правой рукой подбородок Олиэля и тянусь ей к своему поясу: хочу привязать его руки к изголовью кровати. Дальше мне потребуются обе руки. А он, словно почуяв мою затею, вновь забрыкался. - Ну зачем я Вам, Герцог? Я же лекарь. Просто лекарь. Таких десятки. Сотни…       И я даже не успеваю сообразить, как резко перебиваю, возразив: - Но ты такой один.       Мальчишка мелко вздрагивает, а затем пристально вглядывается в меня. В синих глазах бешеный танец удивления, страха, отчуждения и мольбы. А я смотрю на него. И не понимаю. Это что я сейчас ляпнул? Что за чушь? «Ты такой один». - Да пропади ты пропадом!       Рывками выдёргиваю из-за пояса удерживающую ленту. Прочная гладкая ткань не порвётся, но и следов на коже не оставит. То, что надо. - Приподнимись, - и ноль внимания, - приподнимись, кому я сказал!       В голосе сталь. Я зол. Зол не на мальчишку, что словно окаменел сейчас подо мной, а на самого себя. Что за херь со мной творится?!       Олиэль чуть приподнимает верхнюю часть тела - на сколько может - и я, чуть привстав, дёргаю его вверх - к изголовью кровати. Парнишка начинает шипеть от боли и скользить сапожками по гладкому покрывалу. Но я не обращаю внимания. Быстро несколько раз обматываю запястья золотистой тканью, после чего завожу ленты за тонкие железные прутья кровати, и уже на той стороне связываю оба конца в прочный узел. И ещё один. Так, на всякий случай. Чуть приподнимаюсь, и оценивающе смотрю на проделанную работу. - Эй, лекарь, ты ж не против, что б звал я тебя Оли? Имя твоё длинноватое. Того глядишь, в пылу страсти стонать не удобно будет, - и широко улыбаюсь. И парень, при таком освещение хорошо не видно, но, кажись, позеленел. - Эй, ты чего зелёный такой? Ладно-ладно. Ты тоже можешь называть меня Мардом. Так и вижу, как с твоих прекрасных губок срывается: Мард, ох, Мааард!       И смеюсь. Снова. Не от злости. А так, просто. А мальчика подо мной затрясло. Мне не видно, но, кажется, он… - Эй, Оли, ты чего, плачешь, что ль? Не плач. Не плач, мой сладкий. И красивый. Самый красивый…       Слегка касаясь, выцеловываю шею. Медленно спускаюсь к чуть выступающему кадыку. Невесомо обвожу его языком. Пальцы правой руки давно распустили хвост и теперь нежно ласкают кожу головы, иногда путаясь в шёлке светлых волос. А левой снимаю белоснежный шейный платок, который посмел скрыть от меня восхитительные ключицы. Ура, шейная заколка поддалась, и я выкидываю эту тряпицу куда-то слева от себя: лишь бы не мешала. - Стойте… Не надо… Пожалуйста, - голос тихий, срывающийся. И слух ласкают тяжёлые вдохи-выдохи. - Тсс, малыш, всё хорошо, - губы находят подбородок, оставляю на нём очередной невесомый поцелуй, затем чуть выше, захватываю полноватую нижнюю губу, слегка втягиваю в себя. Мой малыш не сладкий, как мои гаремные мальчики. Чуть горьковатый, как лекарство от температуры. Что ж, издержки профессии.       Еле успеваю оторваться от манящей чуть припухлой из-за поцелуя и влажной от слюны губы, как буквально в миллиметре от моего носа клацают его зубы. - Не смей! - Рычит. Но я всё же успеваю увидеть желание в глазах моего Оли, которое он тщательно пытается скрыть. - У моего мальчика появились зубки? - Первая завязочка пиджака легко поддаётся, и я спускаюсь пальцами к следующей. - Теперь я ещё больше хочу тебя, - выдыхаю медленно в его губы, что ловят каждое моё дыхание. И снова впиваюсь в губы, чуть приоткрытые, словно прося, умоляя, приглашая. Правой рукой чуть дёргаю за волосы и восхитительный стон ловлю своими губами. Вторая, третья и четвёртая завязочки уже развязаны, и моему взору предстаёт белоснежная рубашка с кружевными оборками на груди. Фалус! Как же я ненавижу все эти жабо: хрен в них найдёшь пуговки. Отрываюсь от губ и спускаюсь к манящей шее. Кончиком языка провожу влажную дорожку. Кожа моментально покрывается мелкими пупырышками. Медленно начинаю целовать место, где проходит сонная артерия: мне нравится ощущать бешено бьющийся пульс. Чуть прикусываю зубами, а затем легонько зализываю ранку языком. Приподнимаю голову и всматриваюсь в красивое лицо. Редкие капельки пота на лбу, слегка приоткрытые затуманенные глаза, длинные, чуть склеенные ресницы, и юркий ярко-алый язычок, часто-часто облизывающий сухие губы. Хорошо, значит, сейчас. Быстро высвобождаю из шёлка волос правую руку, а затем рывком рву прямо на груди рубашку. Слух улавливает отскакивающие от пола пуговки. А Олиэль словно очнулся. Потемневшие от желания (в этом я уверен) глаза широко открыты и с ужасом взирают на клочки ткани, бывшие некогда красивой рубашкой. - Я извиняюсь, - правая рука вновь начинаем ласкать кожу головы, - потом дам тебе, - наклоняюсь к гортани, - свою.       Невесомо целую, медленно прокладываю дорожку к ключице. Сначала пощипываю губами, а затем яро впиваюсь поцелуем. Оставляю яркую отметку. Чтобы все знали, что он мой. Мой!       Начинаю ласкать рукой тяжело вздымающуюся грудь. Задеваю кончиком ногтя розоватую горошинку соска. В ответ снова глухой стон. Мой мальчик такой чувствительный. А если?.. Поднимаюсь поцелуями к местечку за ушком. Провожу медленно языком, а потом начинаю дуть. Одновременно слегка сжимаю сосок между пальцев. В ответ снова стон. Краем глаза замечаю, как по подбородку Оли стекает тонкая струйка крови. Прикусил, чтобы не стонать? Паразит. За это зажимаю губами мочку уха и чуть-чуть оттягиваю её. От неожиданности парень отпустил изувеченную нижнюю губу и застонал в голос. Звонкий протяжный стон бальзамом излился на мой слух. Тянусь дальше и обхватываю острый кончик ушка, оттопыренный чуть в бок, губами, начав посасывать. Оли вдруг всхлипнул. - Тебе не нравится? - Снова возвращаюсь к мочке, оставив покрасневший острый краешек в покое. Краем глаза смотрю на то, как мальчишка затаил дыхание. Ну-ну. - Нравится, - еле слышно, против воли. Разобрал только благодаря тому, что смотрел на губы. Губы, что от злости на себя самого закусил Оли. И опять всхлипнул.       В наказание вновь прикусываю мочку. Олиэль ощутимо вздрагивает всем телом, приятно вибрируя подо мной. Хороший, мой сладкий. В благодарность возвращаю своё внимание на губы. Кончиком языка аккуратно слизываю с нижней губы выступившие капельки крови. Глубже. Натыкаюсь на ровный ряд зубов. Медленно провожу по ним, намеренно задеваю десны. Не пустит. Я знаю. Втягиваю верхнюю губу. В наказание за искусанную нижнюю, кусаю. Но не до крови. Синие глаза зажмуриваются, а руки дёргаются в очередной бессмысленной попытке вырваться. Мягко целую зардевшуюся щёчку. Теперь ниже. Меня давно ждут две миленькие чувствительные бусины. Чуть прихватываю левый сосок губами и получаю в благодарность новый стон. Ласкаю языком, прикусываю и вновь зализываю. Втягиваю губами и начинаю посасывать, пока сосок не твердеет. И я начинаю проделывать то же самое с правым. А левой рукой уже давно избавил мальчишку от поясной ленты и кое-как от отличительного пояса для лекарей со скрытым замочком в центре. Напоследок прикусив сосок, начинаю поцелуями спускаться ниже. Выступающие рёбра: целую каждое. Медленно поглаживаю живот самыми кончиками пальцев. Достигаю плоского животика. Обвожу языком впадинку пупка. Чувствую на языке чуть солоноватый вкус его кожи. Ныряю внутрь. Вдыхаю его запах - он пахнет как луг ранним пасмурным утром: разнотравьем и грозой. Провожу руками по рёбрам, вновь стискиваю между пальцами соски. В ответ снова глухой стон.       Ах так? Спускаюсь поцелуями до самой кромки штанов. Провожу вдоль ткань дорожку языком. Чуть приспускаю штаны и прикусываю тазовую косточку. Оли вздрагивает и сразу же стонет. Аккуратно, чтобы не спугнуть, слезаю с бёдер и сажусь справа от мальчика. Стягиваю штаны до колен: дальше начинаются темно-синие сапожки на небольшом каблучке.       Тьфу ты, лекарь - он во всём лекарь: даже на охоту оденется красиво, а не практично. Целую там, где начинаются редкие светлые волоски, затем отстраняюсь и смотрю на Оли. Тонкое изящное тело, нежная кожа, тонкие запястья с длинными тонкими пальцами, узкие мягкие ладошки. И как он может быть таким удивительным? И в то же время, весь такой из себя независимый, он сопит и незаметно для себя, чуть подаётся бёдрами вверх. Нагло игнорирую его вставший член. Сгибаю ноги в коленях, а затем аккуратно раздвигаю их насколько могу. Глажу внутреннюю сторону бедра, и, следом за ладонью, покрываю горячую кожу поцелуями. В последний мог замечаю, что Оли инстинктивно пытается сдвинут ноги. С усилием вновь раздвигаю их. Теперь обе мои руки вынужденны удерживать парня за колени. Но это ничего. Так даже лучше. Чуть подаюсь вперёд и влево. К самой головке аккуратного члена. Так близко, что чувствую слегка пряный запах. Его запах там. Медленно-медленно дую. Оли всхлипывает и дёргается. Руками снова пытается поцарапать верёвку. Ничего не получится, сладкий. Ухмыляюсь, прежде чем самым кончиком языка слизываю выступившую жемчужного цвета каплю смазки.       Ммм, солёненькая.       Целую красную от желания головку и тут же отодвигаюсь, когда мальчишка инстинктивно пытается получить большее.       Слишком рано, сладенький. И Оли снова стонет. Но уже от разочарования. Снова игнорирую член. Зарываюсь носом в короткие волоски. Они слегка щекочут, отчего хочется чихнуть. В то же время как можно быстрее пытаюсь развязать шнурки левого сапожка.       Фалус! И какой чёрт придумал это адское верёвкопереплетение?!       Наконец, шнурки поддаются. Не торопясь стягиваю сапожок и откидываю куда-то назад. Слышу глухой стук. Но мне некогда: я уже «обрабатываю» правый. А Оли что-то заподозрил, я сразу понял. Ещё бы не понять, когда тебя пытаются пнуть голой пяткой по заднице. В срочном порядке возвращаюсь к члену и заглатываю наполовину. - Г…а-ад! - Поперхнулся в стоне.       Начинаю посасывать. Оли начинает громко и прерывисто дышать. Добавляю ласку языком. А сам слежу за юрким язычком, что всё чаще смачивает пересохшие губки моего лекаря. Фалус! Никогда не думал, что делать минет самому не менее приятно, чем когда его делают тебе. И дело не в разрядке (коей, к слову сказать, я достигну не скоро). Дело в стонах. И том, что ты, и только ты можешь контролировать их.       Фалус! Что я там говорил про не скорую разрядку?!       Освобождаю правую ножку и так же, как и первый, выкидываю сапог куда-то в бок. Упс, кажется, что-то разбил. Ну и пошло оно всё…кхм, в спальню Его Величества!       Стаскиваю штаны. Медлю. Главное - не спугнуть. Хотя, в мутных глазах напротив меня только желание и похоть. О да, Ариен меня забери, похоть! Наконец-то!       Скатав в рулон штаны, подкладываю их под поясницу и со звонким хлюпом выпускаю алую головку изо рта. Оли в немом вопросе открывает глаза. С вызовом глядя прямо глаза в глаза, призывно облизываюсь, не в силах скрыть довольную усмешку. Еле касаясь, кончиками пальцев глажу внутреннюю часть бедра. А сам в это время пытаюсь вспомнить…       Фалус меня подери, где склянка с золотым маслом?!       Чуть сильнее сгибаю в колене левую ногу, а затем устраиваюсь между его двумя ногами. Коже к коже. Близко-близко. Склоняюсь и впиваюсь в его губы, делясь его вкусом с ним же. Оли протестующе мычит. Ну, хоть кусаться перестал. Правой рукой обхватываю его горячий твёрдый ствол, большим пальцем поглаживая и чуть надавливая на головку. Левой глажу животик, тут же втянувшийся до предела.       Худенький мой!       Задерживаю ладонь чуть ниже пупка, а в голове проносится так нужная мне сейчас строчка: Афьёз тэ кла́рдь!       До сих пор благодарен моему первому мальчику, что оказался третьим сыном в семье Ори́ньяров, что вот уже седьмое поколение служили моей семье в качестве лекарей, за обучение заклинанию очищения организма, где в побочных действиях числится естественная смазка: исцеляющая и обезболивающая, после такой по-варварски искусственной чистки.       От ладони исходят привычные светло-желтое сияние и тепло. И тут же тело подо мной словно исчезло: парнишка на руках подтянулся, чтобы оказаться как можно дальше от меня. - Нет!       Упс, забыл, что он лекарь.       Чуть уплотняю ладонью кольцо из пальцев, которые пока лениво надрачивают член Оля. И тут же с силой делаю движение вниз-вверх. От неожиданности парень закашлялся от нехватки воздуха в лёгких. Что ж, на одну проблему меньше: хватаю за бёдра и возвращаю его на старое место. Развожу длинные тонкие ножки и тут же одним пальцем проникаю в скользкое узкое отверстие. Стеночки такие шелковистые, гладенькие, и так сдавливают. Ммм, фалус, поскорей бы вставить! Целую сочные губы. Лишаю его воздуха. До одури. До потери осознания. Пусть думает о том, что творится вверху, а не внизу. Прокручиваю палец, несколько раз сгибаю, пока второй палец не входит почти свободно. Оли вновь что-то возмущённо мычит. Отрываюсь на секунду от него и кусаю за кончик носа. Возмущения тот часть прекратились, сменившись прифигевшей мосей, а я вновь припадаю к губам. Закидываю свободной рукой левую ногу мальчика себе на плечо. Спускаюсь рукой по гладкой кожи чуть ниже, мну аккуратную ягодицу.       Всё, не могу больше. Вытаскиваю пальцы из дырочки. Пошлый хлюп. Срывает крышу окончательно. Спустить свои штаны получается лишь с третьей попытки: эти дурацкие верёвочки! Освобождаю разрывающийся от возбуждения член. Пристраиваюсь и приставляю набухшую до предела головку к колечку. Чуть-чуть покачиваю бедрами - дразню, а затем резко ввожу головку. Как горячо и узко! Фалус, может, я всё же поспешил?! Склоняюсь над Оли. Глаза в глаза. По виску скатывается одинокая слезинка. Подбираю её губами. Невесомо целую в щёчку - извиняюсь. Оли громко выдыхает. И как спусковой крючок. Как разрешение. Слабо улыбаюсь ему, стараясь не вогнать по самые яйца. - Только не зажимайся, мой хороший, хорошо?       И, не дожидаясь ответа, начинаю сантиметр за сантиметром проникать, растягивая собой узкий проход. «Нельзя торопиться, нельзя, нельзя» - прокручиваю в голове, как мантру. Но как хочется!.. Накидываюсь на припухший сосок, буквально вгрызаясь в него. Оттягиваю зубами. И тут же начинаю зализывать. В ушах раздаётся только громкое «Бам-Бам-Бам». И, словно через вату, слышу стоны и вскрикивания моего Оли. Вдруг чувствую, как нога мальчика соскальзывает с моего плеча. Но, не успел я опомниться, как уже обе ноги, соединившись у меня за спиной, притягивают меня ближе к хозяину. Поднимаю взгляд и понимаю, что Оли робко улыбается. Ах ты ж чертяга, я тут, значит, осторожничаю, а он лыбится напропалую!       До упора вгоняю член. Замираю лишь для того, чтобы вздохнуть облегчённо и дать привыкнуть к моему размеру лекарю. А ещё, чтобы тут же не кончить, как двадцатилетний* мальчишка. Быстро чмокаю Оли в подбородок и осторожно делаю первый толчок. Двигаюсь медленно, постепенно увеличиваю амплитуду. Оли хрипло дышит, пока я впопыхах стараюсь отыскать нужный угол. В награду за старания мне достались глухой стон и судорога маленького. Один из таких стонов ловлю губами, прежде чем провести по верхней губе языком, а затем припасть к ним. Толчки быстрые. Точные. Резкие. Каждый раз под нужным углом. Каждый раз доставляю максимум удовольствия. И поцелуй такой долгий, тягучий, отнимающий дыхание и забирающий силу, поглощающий стоны. Его и мои. И не в силах больше сдержаться.       Ладонями глажу тяжело вздымающуюся грудь. Достигаю соблазнительно выбирающих тазовых косточек. Провожу по ним первыми пальцами**. И тут же сжимаю их до синяков. И пусть. Мой. Пусть знает. Пусть помнит.       Перехожу на шею. Хочу услышать как стонет мой мальчик. Не глушить поцелуем. - Громче, - вырывается между моими поцелуями.       И Оли словно прорывает. Как плотину сносит. И стоны громкие, неудержимые, наполняют помещение. И ноги сильнее прижимают меня. А бёдра на каждый мой толчок поддаются вверх, словно не желая отдаляться от меня. И я понимаю, что скоро финал. Резко выхожу из парня. И слышу разочарованный стон. И ещё один. И только потом понимаю, что первый из них - мой. А руки, словно живые, уже сами обхватывают мальчика поперёк груди, чтобы резко поднять. Переворачиваю Оли спиной к себе и ставлю в коленно-локтевую позу. И резко вхожу в не до конца закрывшийся вход. Одновременно с этим почти на весу удерживаю лекаря за талию: он настолько ослаб, что руки отказались его держать, и он едва не упал. Обхватываю пальцами скользкий от смазки член, двигаю рукой в едином ритмом с толчками внутри. И Оли уже не стонет. Кричит. И голос его уже сорван. И сам я давно на грани. И вторю ему подобными стонами.       И всё заканчивается быстро. Резко. Неожиданно. До звёзд в глазах. До слепоты. Мальчишка особенно громко полувскрикнул-полувсхлипнул, и почти сразу в мою руку выплеснулось его семя, а сам он выгнулся дугой. И сжал меня до боли, не протолкнуться. И вслед за ним меня я выплеснулся внутрь моего мальчика. И чуть не уронил драгоценную ношу. И сил хватило лишь на то, чтобы упасть вбок на спину, уложив себе на грудь всё ещё подрагивающее после оргазма тело.       Руку покалывает. Вывихнул во время этого небольшого «приключения», небось.       Притягиваю к себе тельце и, поддавшись непонятному порыву, поцеловал в затылок. В ответ на грудь мне упало что-то мокрое. - Плачешь, что ль? - Догадался я. - …, - на грудь упало ещё несколько слезинок. - Не плачь. Кому говорю, не плачь. Радоваться должен, что именно я лишил тебя невинности, - голова быстро повернулась в другую от меня сторону. - И не надо мне тут злиться или обижаться. Я прекрасно это понял. *Всхлип* - Не плачь. *Всхлип* - Эй, лекарь, то оглох, что ли? - В ответ, помимо всхлипа, получил отборную дозу шмыганья носом. - Ну и плачь себе на здоровье, - скидываю от себя парня и вскакиваю с кровати. - Как же ты бесишь! Независимый весь из себя такой сначала, а потом как все: только ноги успевай широко расставлять да изгибаться покрасивей! И не смей, слышишь, ты, не смей меня обвинять в чём-либо!       Олиэль на кровать весь скукожился, приняв позу эмбриона, и весь затрясся. И не приятно на это смотреть почему-то. Вновь присаживаюсь на край кровати. Ноль реакции. - Эй, - касаюсь плеча, - Оли, - слегка трясу, - ну же, успокойся. Ведь не произошло ничего страшного. Тебе было хорошо. Мне было хорошо, - на миг прикрываю глаза, вспомнив крышесносные поцелуи. - Так давай не будем оставлять горькое послевкусие.       Ноль внимания. Снова. Раздражает. Кажется, что даже не дышит. - Фалус! Ты хоть всхлипни, что ль! Да отреагируй хоть как-то, дети ночи тебя задери!       Ноль внимания. И только руки всё ещё продолжают скрести ногтями по гладкой ленте.       Фалус бы побрал эту ленту! Просто ужасно раздражает. Склоняюсь над Оли и тянусь к изголовью. Парнишка же подо мной словно ожил: незаметно начал отодвигаться на противоположный от меня край кровати. Усмехаюсь и хватаю губами за острый край ушка. Холодный. Замёрз? Кончиками пальцев провожу по тонким запястьям. Чуть надавливаю первым пальцем на мягкую внутреннюю часть ладошки. И уже возвращаюсь назад, к ленте. Хм, а неплохо я завязал её, однако! Оли зажмурил глаза и что-то еле-еле слышно быстро бормочет. Сдвигаюсь и прикусываю мочку. Парень зашептал ещё быстрее.       Фалус, был бы он этим, из мёртвомагов***, я бы давно окочурился и вякнуть не успел.       Лента наконец поддаётся и, выпустив тонкие запястья, выскальзывает из моих рук. Олиэль этого же словно и не заметил, всё так же держа руки в неудобном для себя положении. - Можешь опус… - Ваша Светлость! Прошу прощения за беспокойство!       Голос с той стороны шатра самым наглым образом перебил меня. Что ж, если из-за какого-нибудь пустяка, велю обрить наголо и отдам на ночь землекопам: пусть побалуются чуток. - Жди здесь, Оли, - натягивая штаны, велю я. Рубашка, рубашка… Дети тьмы меня задери, и когда я успел от неё избавиться?! А, фалус с ней, что, мои ребята меня не видели в таком виде, что ли? - Убью… Вас… Тебя. Тебя, Мард, убью. Обязательно! - Крики, полные ненависти и отчаянья, неслись мне в спину. Но, на его счастье, я уже вышел из шатра. На счастье лекаря, и на беду Вэйона. - Почему беспокоишь? - Первые несколько секунд подслеповато щурюсь: Ариен как раз находится в зените, ярко освещая поляну, где мы остановились на привал. Уже полдень? - Прошу меня простить…, - растеряно начал воин, но я раздражённо взмахом руки показал, чтобы он немедленно прекратил лебезить и извиняться и продолжил коротко и по существу. - Принц Эдельхир и его сопровождающий господин Анорион под охраной личной гвардии Его Величества во время охоты наткнулись на поселение Лизовель, где остановилась бунтарщица и изменщица Май­али аль де Мирь­ям со своими последователями. По последним данным, люди принца выступили против Ваших воинов и вступили в бой, - в конце воин застыл, словно соленой столбик. - Фалус, как не вовремя! Ну что этому малолетке не охотилось в сотнях трёх от тайного поселения? Готовьте таргалов. Через пять минут выступаем. Накиньте на нас полог тишины. В какие ворота вошёл принц? - Главные, Ваша Светлость. - Отлично. Тогда не будем заранее беспокоить принца. Направимся по его следам к Главным воротам. Зная его, он постарается оставить людей у двух остальных воротах, а спину прикрыть каким-нибудь сигнализирующим заклинанием. Вели Хейлеру подготовиться к взлому. Это всё. - Будет исполнено, - быстрым шагом мой главный помощник отправился к двум магам, пока ещё мирно сидящим под раскидистым деревом. Я же направился к уже ожидавшим меня на таргалах воинам.       Когда всё было готово, и можно было выдвигаться, ко мне снова спешно подошёл Вэйон. Таргал подо мной возмущённо всхрапнул. - Ваша Светлость, позвольте поинтересоваться: что делать с лекарем в Ваших покоях? Смею заметить, что он мог слышать весь наш разговор и… - Убить, - приказ легко сорвался с губ, пока мозг обдумывал над самим вопросом. - Слушаюсь, - прижав правый кулак к груди в жесте верности и поклонившись, Вэйон пошёл в обратном направлении. Отправился выполнять очередной бездушный приказ своего бездушного герцога.       И только смотря ему в спину, я понял, что сказал…