Часть 1
19 декабря 2015 г. в 01:41
Солнце садилось и на прощание гладило последними лучами кожу. В лесу менялись запахи и звуки, даже вода в ручье стала журчать немного иначе.
Тронув пальцами барашки волн перед пологим камнем, Тино ощутил лёгкую колкость на кончиках и где-то внутри. Чуть тревожное ощущение тронуло его, скользнуло мыслью, что не стоило сюда идти, настал слишком поздний час. Он не поверил, сбрызнув воду с пальцев, помотал головой, отгоняя тревогу. Бервальд столько лет учил его быть стойким и сильным и не верить глупым мыслям или порывам, так неужели всё было не впрок? Бервальда рядом не было, но его правда осталась с Тино, и в этот момент он выбрал её, успокаивая себя тем, что знает это место и лес.
А между тем солнце съедалось землёй: кромками древесных крон, срезами далёких гор, шапками холмов и полями. Оно исчезало, уничтожалось с каждой секундой, лучи его таяли в воздухе.
Тино поглядел со вздохом на воду — ручей был мелким и наполнял вёдра с большой неохотой. Он как будто старался обогнуть их, избежать, и Тино приходилось помогать ему руками. Вода была нужна, чтобы отдохнуть и помыться: совсем недавно он вернулся с рыбалки на озере.
Солнце исчезло. Когда Тино, наконец, поднял вёдра и повернул к тропинке, из лесу уже давно выглядывала тьма. Она расползалась туманом из всех укромных уголков, стараясь покрыть всё дымчатой пеленой. Она прокладывала путь для своих извечных обитателей, рисовала им карту владений всё шире и шире, и Тино содрогнулся, ощутив её покров, когда ближние кусты закрыли его от ручья и последних отблесков света.
Он не хотел бояться, но его снедало чувство незащищённости. Когда-то, когда он был совсем маленьким, он знал всё: и солнце, и лес, и горы, и темноту. Он умел с ними дружить или от них защищаться, он был единым целым со своей землёй и её обитателями. Но потом пришёл Бервальд с братьями и подарил ему новую веру.
Новый бог научил Тино надеяться и верить, он показал ослепляющий свет, свою всеобъемлющую чистоту. Он показал и ужасающую темноту, бездну, рождающуюся повсюду. Но он не признавал и не давал никакого оружия — он учил сражаться одним лишь духом и верой, отгонять любую тьму своим собственным светом.
Однако, земля, лес, солнце, вода и ночь остались, они всё так же окружали Тино вместе со всеми своими обитателями, они были рядом, они были его частью, ведь он оставался духом своей страны. Но Тино разучился с ними разговаривать и держать с ними связь. Он больше их не понимал, хотя и ощущал порой их собственную жизнь, её прикосновение, её собственный путь.
Но ощущал тут не только он. Другая воля тоже чувствовала его. Она тянулась к нему, чтобы принять — или убить. Теперь ему нечем было защититься, ведь лесная тьма не боялась его внутреннего света. Лесная тьма знала только такую же силу, как она сама: знала особые звуки и движения, которые могли бы её задобрить или напугать.
Сейчас она трогала Тино. Налегала на него своим покровом, окружала его, проникая под одежду, целясь в глаза или в шею. Плеск воды в вёдрах мог её немного отвлечь, но не остановить, и Тино прикусил губу, напружиниваясь. Его движения стали быстрее, немного смазаннее, но до лесного домика было ещё много поворотов между тёмных ветвей. Он едва видел тропинку, но это было нестрашно — он шёл по привычке и памяти, зная этот путь. Он мог пройти его с закрытыми глазами, но всё-таки лучше было хоть что-то видеть. Тьме же было не важно, смотрит он на неё или нет, она была так же материальна, как лес и тропа, и не могла исчезнуть всего лишь из-за закрытых глаз.
Тино не боялся изо всех сил, но тьма хватала его — холодным и влажным по внутренним сторонам локтей под закатанными рукавами, под широкой горловиной свитера, по шее. И наступил момент, когда она стиснула Тино скользким за горло, потянула на себя. Он содрогнулся, облитый внезапным ужасом, у него выступили слёзы. Ах зачем, зачем он только пошёл так поздно, ну зачем же!..
Синий свет возник на тропе, и несколько резких слов упали рядом. Шею отпустило, и Тино проморгал выступившую влагу, чтобы разглядеть чуть подсвеченную фигуру впереди. Слова лились от неё, правильные древние слова, и вокруг как будто становилось яснее и чище, воздух легчал. Тино едва дышал, вслушиваясь в ровное журчание слов, пытаясь разобрать и запомнить чужое знание, чтобы тоже немного ведать, вспомнить то, что раньше жило с ним единым целым. Но слова иссякли, и фигура шагнула к нему, положила руку ему на плечо.
— Зачем ходишь в темноте, финн? Это глупо. Ночь Самайна близко, — глаза Кетиля как будто горели мягким светом, и Тино моргнул, завороженно глядя в его лицо. Он немного свёл брови, сбрасывая всё наваждение, которое пережил, вспоминая, зачем же он, действительно, пошёл в темноту.
— Надо было воды, — отозвался Тино растерянно. Его сильные руки всё ещё держали оба ведра, но только сейчас он почувствовал их тяжесть. И ещё ему следовало отблагодарить гостя, пришедшего к нему. — Пойдём вместе со мной, побудешь у меня.
Норвегия кивнул, чуть-чуть моргнув ресницами, отчего взгляд его показался немного сонным. Он ждал этих слов, он пришёл за ними, и они были в порядке вещей.
Они проследовали дальше, и Кетиль уже шёл вслед за Тино, неслышно, невидимо, но Тино чувствовал, как стало спокойнее. Темнота как будто огибала их, ветви раздвигались шаг за шагом, и даже тропинку теперь было видно яснее.
Лесной домик проступил сквозь ветвей тёмной, но манящей громадой, долгожданным прибежищем и местом покоя. Тино, заметив его образ через перекрестья ветвей, вздохнул едва слышно — он почти достиг конца оказавшегося таким длинным пути. Через несколько секунд он открыл дверь и вошёл, замирая от ощущения умиротворения.
— Могу я войти? — прошелестели сзади, и Тино вскинулся, оборачиваясь с широко распахнутыми глазами и быстро кивая. Конечно, как же он мог сейчас, да ещё после всего произошедшего не пустить Кетиля! Норвегия тонко улыбнулся и проскользнул внутрь.
Кетиль притаился в углу на тахте, как тень и как кошка, почти слившийся с ней, но вместе с тем оставаясь другим, существом, чуть-чуть не вписывающимся в этот дом и его простую и прямую жизнь. Неслышный и гибкий, он наблюдал за тем, как Тино занимается своими делами — теми, из-за которых так глупо попался в лесу, однако для Норвегии, в котором к колдовской ночи всё больше было односторонней, однополюсной силы, это было неплохим способом стряхнуть лишнее. И теперь он ждал дальнейшего, ждал своего часа.
Наконец, Тино сел с ним рядом, поднеся и ему, и себе по большой кружке с ароматным горячим вином. Его гость молчал, и Тино чуть-чуть царапало это: он знал, что ночлег — слишком малый ответ на то, что его спасли от не самой завидной участи. Но что, что он мог сделать, что мог дать воплощению-магу, который сегодня и даже прямо сейчас казался ему необычным, практически иным существом, имеющим не так уж много общего с ним, Тино, или же с другими странами. Он отпивал глёг мелкими глотками, бросая на молчаливого Кетиля аккуратные смущённые взгляды. Тот как будто постоянно чуть-чуть двигался, а может быть, Тино это только казалось, может быть, это слегка рябило у него в глазах от неверного света камина.
В очередной раз осторожно взглянув, Тино замер: он заметил внезапно, что Кетиль смотрит на него, смотрит не моргая, спокойно и туманно. Так, как смотрела бы в него водная бездна, ждущая своего часа. Тино глубоко-глубоко вдохнул и одним медленным движением допил свой глёг.
— Могу ли я что-то сделать для тебя? — с робкой и мягкой улыбкой спросил он.
Кетиль молчал, не кивая и не качая головой, всё так же размыто и глубоко глядя. Он оставался живой тенью, и у Тино возникло ясное чувство, что Кетиль сейчас был куда ближе лесу и тьме, которых отогнал от него, нежели ему, человеку.
— Возьми у меня то, что посчитаешь нужным, — снова предложил Тино, взглянув чуть вопросительно и тревожно — он не любил быть должным и в любом случае хотел сделать приятно своему гостю и спасителю, услужить ему чем-то за то, что вряд ли бы смог сделать кто-то иной.
Кетиль снова не ответил, но Тино показалось, атмосфера между ними стала немного насыщеннее, самую малость. Он в лёгком смятении нахмурился и покусал губу. Кажется, Норвегия от него что-то ждал.
— Я могу сделать тебе приятное, — краснея и практически шепча, Тино поднял на гостя просящий взгляд. Это было последнее, что могло прийти ему в голову, и ему было стыдно, но вместе с тем, он почувствовал, как по спине и рукам пробежались мурашки, как приподнялись светлые волоски на коже.
Кетиль снова промолчал, но ресницы его чуть опустились, и глаза оттого стали темнее. Его фигура как будто бы стала ещё немного более расплывчатой, как будто он сам растворялся в воздухе, сам становился атмосферой.
Тино тихо, с сопением втянул воздух носом. Он плавно протянул руку и мягко коснулся Кетиля — и тот снова не подал ни единого знака: возражения или отрицания. Тино несмело провёл по его бедру, поднялся рукой выше, и ему показалось, что Норвегия стал ощутимее, плотнее в его руках. Он с завороженностью глядел на Кетиля, который — стоило только моргнуть глазом! — казался снова фигурой, тенью, то ли присутствующей тут, то ли нет. Но стоило его тронуть чуть сильнее, стоило его начать гладить и слегка ласкать — Кетиль будто чётче проявлялся в этот мир, становился осязаемым и понятным.
Но он всё так же молчал, лишь вдыхал иногда — и выдыхал медленно и тихо. Огонь в камине, дававший отблески света на всё помещение домика, — и тот был более шумным, потрескивая поленьями в очаге. Тино мягко налегал, с осторожностью, с лёгкостью продвигался дальше — так, будто шёл по не изведанной ещё тропе, стараясь не потревожить местных обитателей, будто пытался, как на охоте, слиться со всем окружающим, двигающимся в едином безостановочном ритме со всеми остальными.
Там, за дверями его домика, с сонного согласия леса на него напала тьма, она хотела его захватить и сделать своей частью, либо же просто убрать. А теперь, в своём жилище, он словно входил в чужую чащу, стремился к ней сам, искал к ней ключи, чтобы стать её частью.
Норвегия впускал его, давал ему войти безо всякий препятствий. Он смотрел на Тино как будто тысячью глаз со всех сторон, ожидая его шагов, приспосабливаясь к ним. Его дыхание шелестело как верхушки столетних сосен, и от него пахло пряной свежестью лесных трав.
Тино продвигался глубже, в какой-то момент он уже не мог просто остановиться, но его действия оставались нежными, осторожными: он никогда не причинял природе зла. Его целью было слиться с ней, прийти с ней в гармонию, даже если природа эта имела вид человека с бездонными глазами. В глубине души он надеялся, что ещё, может быть, Кетиль даст ему вспомнить, покажет старые знания, хотя бы немного поделится тем, что ведает сам.
Пришёл тот миг, та высшая точка, когда Тино излился семенем, и Кетиль наконец застонал — глубоко и прочувствованно, жарко, он стиснул крепкое плавное тело Тино ногами, прикрывая свои колдовские глаза. Он позволил лечь на себя сверху, окутывая финна руками, принимая его, подпуская к себе совсем близко.
Через мириады секунд, пропитавшись Кетилем, ощущением его тела, его аурой, Тино поднялся, чтобы укрыть его и принести новые порции глёга.
— Тебе понравилось? — с мягкой улыбкой спросил он, обнимая кружку ладонями, немного краснея сам от того, что только что сделал. Он так давно не был ни с кем ведущим, и вместе с тем, ему так ясно представлялось, что это его вели вглубь, показывая ему себя. От этого на душе у Тино колыхалось озерцом чувство умиротворения и покоя, и он только глубже вдыхал аромат горячего вина в кружке.
— Да, — ясно отозвался Норвегия, — спасибо, — он поглядел на финна, встретив чуть изумлённый взгляд. По посиневшим глазам Кетиля скользнула улыбка. — Завтра наступит граничная ночь между временем тепла и временем холода, и в этот рубеж в мир выплёскивается слишком много иной силы. Она переполняет всех, кем владеет, и мне нужно было принять в себя силу иного рода, живую, чтобы найти равновесие. Ты дал её мне, Финляндия. Спасибо.
Тино, замерший, внимательно слушающий слова Кетиля, улыбнулся, и улыбка его была ясной. В сердце его радостно ёкнуло от того, что ощущение не обмануло: после этих мгновений с Кетилем он и в самом деле стал ведать больше.
— Ты можешь на меня рассчитывать и дальше, — он густо покраснел от своих слов, но блеск глаз выдал его, его невысказанное желание, и Норвегия чуть усмехнулся.
Он повернулся к Тино полностью, обвив рукой его за плечо, скользнув прохладными пальцами по шее, приблизив к нему лицо с такими тёмными глазами, в которых Тино снова увидел полумрак чащи.
— Я приду завтра, финн, в ночь Самайна. Я приду, и мне понадобится больше.
Тино тихо застонал, почувствовав, как снова кружится голова и тело плавно наливается жаром. Он был согласен. Он хотел оказаться в колдовской сени снова.
Финн потянулся к Кетилю, как и в первый раз, но только теперь за ним не наблюдали — его принимали и ждали, а затем захватили в свои объятья.