Тот самый парень из кафе

Что же из себя представляет жизнь художников в современном мире? Ровным счетом ничего. Конечно же, теперь инструменты для рисования стали доступными, а школы искусства есть почти в каждом городе. Но какого это быть живым известным художником? Такого до сих пор не бывает. Если ты был талантлив, то тебя замечают только после смерти. Так было всегда. Люди думают, что этот талант так просто развить и насильно пихают своих детей в художественные школы. Они думают, что это как решить уравнение по математике. Во многих случаях это «уравнение» просто не имеет решения. Нельзя заставить талант цвести, нужно родиться с ним. «Великий художник, ныне никому не известный, творил свои шедевры в маленькой снятой в аренду комнатке, где пахло красками и бумагой, где почти каждый день рождались немыслимые воображения и грубыми, уверенными мазками ложились на бумагу…» Подобные статьи в газетах резали глаза, и ты только после их прочтения мог вспомнить, что за стенку рядом с тобой творил человек с глубоким воображением. Он, возможно, не спал ночами и трудился почти все 24 часа в сутки. Ты мог слышать его ругательства, когда он в очередной раз макал кисть в кружку с кофе. А за всю жизнь, что он был неподалеку, ты даже не узнал его имени. Томас неторопливо пил свой кофе в заведении напротив своей маленькой дешевой квартирки. Он любил быть здесь по утрам, читая газеты и вглядываясь в окно, наблюдая за городской суетой. Статья о кончине художника витала в его мыслях, и он думал, почему жизнь так не справедлива к таким, как он... ещё этот бедняга, которого нашли в квартире среди дюжины прекрасных картин? Почему люди с талантом пения так популярны сегодня, а картины художников оцениваются жизнью творца? Почему продюсеры с хорошей, свежей мыслью нужны кинематографу, а живые художники миру - нет? Сангстеру стало грустно. Он не хотел всю жизнь провести в этом дешёвом кафе, с чашкой дешёвого кофе. Не хотел всю жизнь накапливать в квартире собственные холсты, а потом умереть и быть запечатлённым на этой шершавой бумаге в виде статьи. Он хотел быть частью чего-то большего: чтобы его талантом восхищались. Он хотел видеть собственными глазами свои картины в великих галереях мира. Он хотел быть живым в момент своего пика. Колокольчик на входе в кафе зазвонил, пронося звон по пустому заведению, обращая внимание сидящего в самом углу Томаса. Явно опаздывающий студент влетел внутрь и помчался к кассе. Блондин следил за каждым его движением. Это был парень лет 20, у него были торчащие чёрные волосы. Томас удивился: насколько чёрными они были. Свет не отливал от них, а будто пропадал в его локонах. На нем был свитер и синие джинсы. Последнее время на улице было прохладно, но дождя не было уже несколько дней. Погода будто бы издевалась над людьми, которые постоянно брали с собой зонты в надежде, что именно сегодня дождь снизойдет на, и без того серый, город. К слову, Томас был одним из таких людей. Каждый раз он брал с собой красный зонт. Томас не отрывал взгляда от парня. Он действительно показался ему красивым. Это не та красота, которая забывается поутру, это действительно идеальные черты. Симметричные густые брови в тон волосам, выражали обеспокоенность и сходились к переносице. У него был аккуратный нос с ямочкой у кончика. Удивительно, что Сангстер смог заметить это, но это показалось ему настолько милым и необычным, что он ещё долго любовался ею, не замечая собственной улыбки. Глаза спустились ниже и следили за двигающимися в такт словам губами: они были ярко-розовыми, и их обладатель частенько проводил по ним языком, это движение языка можно было понять как беспокойство. Больше всего Томасу понравилась россыпь родинок по его лицу и шее. Их было немного, но они так дополнили его образ, что захотелось посчитать их и даже поспорить с кем-нибудь со словами: «Как думаешь, сколько их? Давай посчитаем!» Это было так по-детски, так наивно. Брюнет поправил на своих плечах рюкзак и быстро попросил у официантки завернуть с собой пару пирожных. Томас мог лишь гадать, почему он покупал их. Было множество вариантов. К примеру, он мог не успеть позавтракать с утра, может, поэтому он так спешил? Или решил перекусить именно пирожными… а что, если он покупает их для своей девушки? Неожиданно для себя Томас понял, что только что тяжело вздохнул. Когда парень отходил от кассы, он поднял голову и встретился взглядом с Томасом. Это был лишь секундный контакт, но Сангстер не мог объяснить странное ощущение, которое почувствовал от этих глубоких, ореховых глаз, обрамлённых густыми чёрными ресницами. Когда брюнет вышел, Томасу хотелось догнать его, остановить и спросить хотя бы имя, может пригласить на чашку кофе, ведь этот паренек не купил ни один напиток. Блондин одёрнул себя. А с другой стороны, как он будет выглядеть? Как мальчишка, который влюбился с первого взгляда в дешёвом кафе? Именно мальчишка, ведь он совсем не выглядел на свои 25. У него было милое детское лицо с очаровательно светлой и самой искренней улыбкой. Он мог покорить ею весь мир. У него были прекрасные русые волосы, такие шелковистые, что хотелось запускать в них свои пальцы. Он был высок и худощав, и все вокруг думали: «Покормите его кто-нибудь». Томас был бедным, но талантливым художником с нетрадиционной ориентацией. Он мечтал покорить весь мир своими работами, но при этом был человеком, которого будут презирать, только потому, что он родился таким, какой он есть сейчас. Томас остался сидеть на своем месте. Возможно, сейчас через дорогу, оглядываясь по сторонам, убегала его судьба, а может быть погибель, ведь никто не знал его секрет и Сангстер мог ошибиться, если бы доверился. А если нет? Да и какая теперь разница, когда блондин больше не увидит его и его прекрасных ореховых глаз? Томас допил свой, уже остывший кофе, и, заплатив за него, вышел из кафе. Он вернулся в дом, снял с себя длинный чёрный шарф, повесил зонт и сел за рабочее место, доставая из сумки папку и чистый лист. Вдохновение не пришлось долго ждать и вскоре послышалось чирканье карандаша о бумагу. Грубые линии, уверенные штрихи. Томас растворился в этом образе, стараясь запечатлеть каждую мелочь, которая отложилась в его памяти. Прошло полчаса и вскоре на блондина смотрел «тот самый парень из кафе». Он смотрел только на него, он был здесь на бумаге. На бумаге не живой, похожий, но не настоящий. Он, но не он. На следующий день и каждый за ним, Томас приходил в это кафе как обычно, но теперь его не волновали газеты или люди за окном, он ждал, что именно сегодня тот парень снова вбежит сюда, попросит завернуть ему те самые пирожные и тогда-то Сангстер не упустит свой шанс. К слову, блондин заказывал это пирожное после того дня каждый завтрак. Оно оказалось очень вкусным, шоколадным, с привкусом орехов и нежным кремом. Сангстер был чертовски одурманен незнакомым ему брюнетом. Он, каждый раз приходя домой, рисовал всё новый портрет и каждый из них складывал в свою папку, чтобы они всегда были рядом с ним. Будто бы, он мог однажды выбежать из кафе с рисунком в руках и отчаянно спрашивать прохожих, не видели ли они этого парня. Прошло несколько дней, и началась неделя проливных дождей. Томас проходил собеседование на работу в редакцию и каждое утро суетился, бегая от одного здания к другому. Укутываясь в тёплый шарф, он мчался по лужам, сжимая в руке спасительный зонт. Он так был взволнован и зациклен на времени, что: мгновение! И в него на скорости влетает кто-то чрезвычайно быстрый и такой же взволнованный. Рисунки из папки подхватывает рваный ветер и разносит по утренней улице. Портреты с мечтательным незнакомцем мокнут под холодным дождем. - «Боже, простите, мне так жаль…» – виновник столкновения, продрогший под дождем, начинает отчаянно собирать промокшие листы. Томас стоит в оцепенении, пока «тот самый парень из кафе» пытается поднять собственные обреченные портреты. Время останавливается. Он чувствует смущение, вину. Шум дождя звучит в ушах, заглушая сигналы машин, хлюпанье ботинок по лужам. Для Томаса есть только он. И сейчас парень с недоумением поднимает самый сухой лист с портретом. Его нижние края намокли, но парень с листа все равно продолжает улыбаться. Блондину стало страшно, он готов провалиться под землю, отчаянно пытаясь придумать оправдание. Он не маньяк, он просто влюбился. - «Ты очень красиво рисуешь», – брюнет виновато пытается протянуть единственный портрет, который ему удалось спасти. В его глазах сожаление за то, что он испортил столько хороших работ и непонимание, потому что он является образом этих шедевров. – «Я Дилан. Дилан О’Брайен». Он протягивает руку, и Томас неуверенно сжимает её. Несмотря на то, что парень без зонта в такой дождливый день, его руки горячие. - «Томас». - «Прости за это», – его голос был спокойный и бархатный, будто его не удивило такое обилие собственных портретов. – «Почему я?» Томас не мог ответить. А действительно, почему он? Потому, что россыпь его родинок так прекрасна? Или в его глазах можно утонуть? Или потому что он всю неделю ждал только его появления? Ведь на его месте мог бы быть кто-то другой? - «Могу ли я как-то искупить это? Кофе?» – сейчас эти глубокие глаза были устремлены только на него. Он мог поклясться, что видел в них переливающиеся искорки. - «Конечно», – ответил он. Томас вмиг забыл о том, что пять минут назад куда-то спешил. Он забыл о листах, которые так безжалостно теперь топтали прохожие. На самом деле он мог рисовать стоящего напротив парня каждое утро. Целовать его в розовые губы и приносить на завтрак те самые пирожные из кафе. Дилан, тоже недавно куда-то так яростно спешивший, казалось, позабыл об этом. Этот смущенный художник перед ним выглядел, будто солнце в этот дождливый серый день. Его улыбка поистине была нежной и прекрасной, хотелось видеть на губах блондина только ее. Вскоре эти двое направились в то самое дешевое кафе которое, как оказалось, прочно связывало их. Простого студента, как по часам приходившего сюда ранним утром и покупая только единственное шоколадное пирожное и бедного художника, который не мог начать день без знакомого вкуса кофе и свежей газеты по утрам. И если бы тогда Дилан не опаздывал на первую пару и не пришел позже того времени в котором обычно приходил, кто знает сколько бы они еще не пересеклись? Может, это судьба или просто случайность, да и какая теперь разница, если они вместе ели то самое пирожное? Какая разница, если глаза брюнета искрились, когда Томас показывал ему свои работы, спасшиеся от дождя? - «Почему именно это пирожное?» - вопрос, так долго мучивший Сангстера, прозвучал в воздухе. На прилавке всегда было множество красивых произведений кулинарии. Пирожные из слоеного воздушного теста, с изящными кремовыми розочками, украшенные фруктами, а Дилан выбрал самое простое из множества. - «Оно мое любимое», – вот такой простой ответ. И никакой девушки, которую так мгновенно представлял Томас, никакое опоздание не повлияло на это, он просто любил его. Никакая рутина или обязательство не может встать между двумя людьми, которые наконец-то нашли друг друга. Никакой дождь не сможет смыть талант, ведь всегда можно исправить испорченный рисунок, сделав его еще лучше.