Cellar doors, Donnie (драббл)

— Двадцать восемь дней… Резко распахиваю глаза, они болезненно ноют, словно в них насыпали песок. Изображение расплывается. Совершенно не могу понять, где я нахожусь. По носу быстро стекает холодная капля пота и падает на футболку, впитываясь в хлопчатую ткань. Чувствую, что все мое тело ледяное и мокрое, а одежда прилипла к коже, отчего мне хочется содрать ее с себя вместе с мясом. В ушах стоит неприятный жужжащий гул, и я с трудом мотаю головой, пытаясь избавиться от него. — Шесть часов… — отдается издалека томный, чуть хриплый грубый мужской голос. Слышу медленные приближающиеся шаги. Ощущаю железный привкус во рту, и тут же понимаю, что это кровь. Пытаюсь пошевелить запястьями, но они оказываются заведены за спинку стула и крепко связаны жестким шнуром, который неприятно покалывает кожу. Хочу закричать, но от бессилия из уст доносится лишь сдавленное мычание, которое тут же рассыпается по помещению звонким эхом. Недалеко от себя слышу ехидное хихиканье. — Ты слышал, милый? — доносится справа более тонким и мелодичным голосом, все так же с легкой хрипотцой. Он передразнивает голос моей матери. Что-то острое и тонкое вонзается в кожу на шее, и я чувствую, как по моей вене растекается теплый и обжигающий препарат. От боли закусываю тряпку, служащую для меня кляпом, и она краснеет от выступившей из десен крови. — Тебе показалось, дорогая, — слышу, как он обходит меня, стуча каблуками своих сапог. Эта фраза звучит низким басом. Сейчас он передразнивает голос моего отца. Пытаюсь пошевелить ногами, но они привязаны к ножкам стула. Чувствую человека совсем рядом. Негромко хныкаю и чуть дергаюсь на стуле, насколько мне позволяют силы. — Сорок две минуты… — звук все ближе. Морщусь от мерзкого хихиканья, последовавшего за этими словами. — Двенадцать, — рот говорящего находится прямо около моего уха. Зажмуриваю глаза. — секунд... — отвратительный шепот. Кажется меня начинает тошнить. Грубые пальцы в жестких кожаных перчатках оттягивают кляп, и я в надежде поднимаю глаза и смотрю на Его лицо. На нем надета маска, в которой есть лишь прорези для глаз. А глаза… Сладко-коричневые, цвета тягучей карамели. Он отпускает тряпку и ухмыляется своим проклятым взглядом, как бы показывая, что он просто играется. Я слышу лязг открывшегося складного ножа. Лоб немедленно холодеет и намокает. Чувствую противный холод около шеи. — Ночь… Лезвие со скоростью пули скользит по коже, разрезая ее, и наружу вырывается поток бордовой горячей крови. Она струйками стекает вниз, впитываясь в одежду, смешиваясь с потом и превращая весь пол в красное море. Она со звоном разбивается о ледяной кафель алыми каплями. Перед глазами все темнеет и расплывается, я слышу тонкий писк, который разъедает и без того умирающий мозг, я буквально чувствую, как с каждой долей секунды мое сознание мутнеет. — Дверь в подвал, Донни… — четко проговаривая каждую букву, громко говорят мне в ухо. Чувствую, как я медленно растекаюсь по стулу.

***

Голова падает на пол, отскакивая в угол комнаты, заливая все вокруг кровью, фонтаном хлещущей из артерий.