Бессмыслица?

      Йенс Йоргенсен, закончив бриться, посмотрелся в зеркало, где отразилось его длинное овальное лицо с тонкими губами и крупными голубыми глазами. После тщательного и кропотливого бритья на дому лик Йенса оказался кристально чистым, ни единого крупного волоска скользнувшей по лицу ладонью Йоргенсен не нащупал. Теперь он смотрелся, словно бравый солдат, хотя реальность была совсем другой. В роте дела у него шли плохо, к армейской жизни привыкнуть удалось с трудом. Зато заработать к себе неприязнь офицеров и младших командиров Йенс смог без особых усилий. Для этого ему потребовалось просто оставаться самим собой. Сейчас он находился у себя дома на побывке, которая стоила Йоргенсену огромного труда.       Завершив дела в ванной, нерадивый солдат направился на кухню через коридор, где им лично в конце тридцать девятого года были поклеены обои белого цвета.       — Чего так долго? Завтрак стынет, — сказала Йенсу жена его по имени Кирстен. На её круглом лице красовалась пышная причёска светлых волос.       — Фельдфебель Ларсен требует от нас безукоризненного внешнего вида. Любая мелочь, которая его не устроит, может привести к тяжёлым последствиям, — объяснился Йенс.       — Ты мне о службе вообще ничего не рассказывал.       — Прошедшие два дня я об этих тяжёлых четырёх месяцах вспоминать не хотел. Могу только сказать, что твой муж ужасный защитник отечества.       Говорившие сели за стол, что находился у окна, из коего открывался вид на побережье Северного моря. Жили супруги в одном из старейших городов Дании — Рибе, чей порт играл важную роль в торговле.       — Ну хоть за час до отъезда ты можешь со мной поделиться подробностями о своём пребывании в войсках? — пронзительный взгляд зелёных глаз Кирстен не оставлял Йенсу возможности уйти от разговора. — С Германией ухудшаются отношения.       — Ладно, расскажу. В роте меня недолюбливают. Сама понимаешь, я старше почти всех наших солдат. Командир взвода младше меня на два года. К тому же, я не так силён физически. Подружиться ни с кем не получилось, у молодых свои тараканы в голове. Ларсен, наш заместитель взводного, наточил на меня зуб и не прочь прочитать мне нотации, — Йоргенсен имел определённые проблемы со здоровьем, отчего призывная комиссия признала его пригодным для строевой службы только в военное время, а в январе нового 1940 года многим казалось, что оно уже наступило. Запасники не стали исключением при мобилизации, и Йенс направился тянуть лямку в район Шлезвиг в Западной Ютландии у границы с Германией. Место службы хоть располагалось не так далеко от дома.       Разговор продлился сорок минут.       — Ясно, форму я тебе погладила.       — Спасибо. Как же мне она надоела!       Йоргенсен в гостиной облачился в мундир светло-серого цвета, лежавший на гладильной доске. Гражданская одежда слетела вниз. Рядышком стояли натёртые до блеска ботинки. Одевшись, рядовой направился к выходу, надев в прихожей сине-чёрного оттенка двубортную шинель с отложным воротником и двумя рядами медных пуговиц. В каждом ряде их насчитывалось по шесть. На голове уже красовалась пилотка серого цвета с национальной кокардой.       — Уходишь?       — Да. Уже опаздываю на автобус. Если я прибуду в расположение роты раньше, чем нужно, то точно не получу выговор и порцию шагистики на закуску.       — Поняла.       — До встречи.       Они поцеловались, после чего Йенс покинул свою квартиру. Вскоре красный двухэтажный домик с треугольной крышей, где жил рядовой, остался позади. Йоргенсен сел на автобус, следовавший в один из приграничных городков. Оттуда Йоргенсен планировал добраться до расположения батальона пешком. Автобус прибыл в место назначения с опозданием на несколько минут. Уже оказавшись на остановке, солдат посмотрел на часы. «Без двадцати двенадцать. У меня двадцать минут. Нужно бежать!» — Йенс бегом бросился к месту службы.       Вокруг на фоне молочного неба находились зелёные луга, от которых веяло северной свежестью, но глаза бежавшего датчанина привлекла колючая проволока с казармами. Туда он и направлялся. Дежурный на КПП пропустил его, потом Йоргенсен добежал до казармы своей роты, где его встретила пустота. «На обед ушли. Значит, уже больше двенадцати, а я опоздал. Проклятье!» — боец теперь осознал, что влип он основательно. По коридору к кабинету шёл командир взвода, в котором к несчастью оказался Йенс, по фамилии Тофт.       — Господин первый лейтенант, рядовой Йоргенсен прибыл, — робко доложил солдат командиру.       — Ага. Время: пять минут первого. Ты опоздал. Сегодня в караул пойдешь, — ответил холодно офицер в пошитом за свой счёт мундире цвета хаки с отложным закрытым воротником и фуражке с коричневым кожаным козырьком. На околыше блестела армейская эмблема, на тулье — красно-белый флаг. — После обеда рота направляется на стрельбы. Фельдфебель Ларсен с большой радостью встретит тебя. Командиру роты я твоём опоздании ничего не скажу, к великому счастью, на предобеденном построении его не было, мне довелось его замещать. У кого-то из нас проблем хватает, так что портить жизнь я тебе сегодня не стану.       — Так точно. Спасибо.       Перед отправкой на полигон фельдфебель Ларсен, среднего роста крепкий военнослужащий с маленькими глазами, смотревшими из-под выпуклого лба, позлорадствовал:       — С возвращением! Тебе повезло, раз ротного не оказалось на построении. Но его отсутствие от моей ярости тебя не избавит.       Стрельбы на полигоне из винтовок Краг-Йоргенсена модификации 1910 года показали, что для Йенса не всё так уж плохо. Здесь он показал хороший результат с помощью своих познаний в физике, чем простые рядовые призывники похвастаться не могли. Ларсен даже подобрел, похвалив меткого стрелка.       Настала ночь. Вместо долгожданного сна рядовой Йоргенсен дежурил у вещевого склада. Тофт руководил караулом.       Тёмное небо. Дул ветерок. Вдали часовой увидел тёмные громады полей. Тишина стояла такая, будто в округе ни одной живой души не было. «Сейчас бы просто взять и махнуть через колючку. А дальше побежал или поехал на велосипеде я домой из этого дурдома! Но нельзя же! Долг перед страной. Я принёс куда бы больше пользы, если бы четыре прошедших месяца продолжал преподавать в школе!» — погрузившись в рассуждения, Йенс не заметил подошедшего прямо к нему лейтенанта Тофта, вынырнувшего из темноты под свет фонаря. Офицер, помимо мундира, шинель цвета хаки также купил. Вообще, ситуация с униформой в датской армии выглядела странно. Ещё в двадцать третьем году приняли новую форму защитного оттенка. Но в целях экономии она, по большей части, складировалась, а солдаты продолжали носить старую светло-серую одежду. Только пилотки нового образца ввели в употребление, правда, не везде. Впрочем, в гарнизоне Копенгагена или частях, бывших поближе к ней, от старья избавились быстро.       — Ты условно убит. Склад ограблен, — сухо произнёс офицер с тоненькими аккуратными усами на лице.       — Виноват.       — Ты не передо мной, а перед страной виноват. Ещё раз случится такой прокол и я тебя сгною.       Одиночество продолжалось. Часовой понимал, завтра, девятого апреля его ждёт день полный трудностей. Он устал терпеть подколки ото всех обитателей гарнизона. Зла на них не держал, но было как-то мерзко слышать всякие гадости от сопляков. «К двадцати восьми стоило было получить учёную степень. Деятелей науки под ружьё не ставят. Тофт младше меня, однако в вооружённых силах он король, а я пустое место. Из меня воина сделать ему не удаётся. Моё дело физику в школе преподавать. Пусть стреляют другие!» — продолжил размышлять солдат.       Через пару часов его сменили. Йоргенсен направился в караулку. При тусклом свете настольной лампы начальник караула перечитывал учебное пособие по тактике пехотного подразделения на открытой местности. Йенс присел на кушетку. Рядом спал, свернувшись калачиком, рядовой Эрик Хансен, личность не менее знаковая, чем сам Йенс. У него хоть хватает терпения, чтобы не плакаться о трудностях окружающим. Эрик близок был ему тем, что он тоже плохо приспособился к службе. Но Хансен постоянно ныл, выл, просился домой. К тому же, худенький паренёк из дворянского рода, пришедшего в упадок, слишком высокомерен. Он оскорблял всех подряд, считая окружавших тупым сбродом. На его фоне Йенс смотрелся намного лучше.       — Берешь устав. Читаешь. Через полчаса я тебя спрашиваю, — сказал лейтенант Тофт, не оторвавшись от книги.       — Так точно, — ответил Йоргенсен сдержанно. Ему хотелось выругаться, возразить. Вместо этого солдат принялся зубрить статьи, которые порой слишком быстро вылетали из его головы.       Через полчаса он прошёл проверку. Потом поспал часик и направился обратно на пост. Часы показывали три часа тридцать шесть минут.