Холодные сердца растопит только пламя, Я подарю тебе свою любовь на память. Мы такие разные. Ты как лёд, а я как пламя Словами не объяснить, что происходит с нами. Холодный лёд и неистовое пламя Похожие на нас, они как мы сами. Настанет миг, и мы погаснем, растаяв, Обо всём окружающем мире забывая. Пылал огонь, И таял лёд…
Тсунаёши нещадно вымораживала боль, плещущаяся в потухшем взгляде и отражающаяся льдинками. Она чувствовала, как скальпелем отчаяния кто-то прохаживался по ее нервам, высушивая кипящую в венах жизнь, если потустороннее существование можно так назвать, зноем. — Сэмпай... Его до дна, где плескалась закованная щемящая тоска и скулящая боль, до пепла выжгло адской палящей пустотой, что не покидала ледяной стали его глаз. И Тсунаёши лишь благодаря интуиции догадывалась о происходящем и по огромному жизненному опыту знала, что делать. — Бьякуя-сэмпааай… Пламень и лёд — две кардинально противоположные стихии, которым по определению не суждено быть вместе. Ведь они так различны, как просторы небес и покров планеты… Вот только леди-босс всегда точно знала одно: это в древности святые законы были нерушимы. Все просто боялись пересечь рубеж, где начинается необратимость. — Сэмпай-сэмпай-сэмпааай... Дечимо Вонгола доказывала всегда обратное — все в этой жизни возможно, главное искренне хотеть, желать всем обливающимся кровью сердцем и твёрдо шагать вперед, сглаживая возможно возникающие в процессе «неправильности» углы, и огибая шипы препятствий, чтобы выиграть бой с самим собой. Истинные Вонголы любят с первого взгляда и на всю жизнь. Своей истинной любви при жизни она не нашла, выйдя замуж за друга и подарив всю не излитую любовь своему ребенку. — Твою мать, я ж тебя в любом случае достану! И надо было умереть, чтобы очутиться в сообществе Душ, снова выглядеть на восемнадцать и влюбиться с одного взгляда! И главное, какого взгляда! — Понимаешь, я человек довольно эмоциональный, и для меня просто дико, когда кто-то как бесчувственная каменная статуя. А Бьякуя — просто ледышка. Ледяная пустошь просторов грозового неба пробирала до костей, давя студеным холодом. Сразу же вспоминалось любимое Облачко, которое сто процентов брало мастер-классы у тайчо Бьякуи Кучики. — По моим рассказам Кёя ледышка? Нэ, Рукия, тогда уже Занзас бездушный кусок. Человек, кидающийся стаканами, не может быть ледышкой? Ну так тут тоже самое. Человек, забивающий неугодных до смерти двумя железками, тоже не может быть ледышкой. Жизнь — стерва, отстраненно подумала тогда Тсунаёши, тут же встряхивая головой и пакостливо улыбаясь в ответ на столь «радужное» приветствие. Она больше не великий и могучий босс Вонголы, а значит, может позволить себе подурачиться с ледяной статуи.Если любишь — люби без обмана.
Тсунаёши любила всех своих ребят, не стесняясь этого показывать. Нежность бесконтрольно проскакивала в разных мелочах, заменяя обеспокоенность, невольно заставляя тянуться за лаской.Если веришь — то верь до конца.
Верила им безгранично, доверяла не только свою спину, но и жизнь. Позволяла подсыпать себе снотворного в кофе, чтобы ее уложили в кровать, и не вмешивалась в их дела между собой.Ненавидишь — скажи это прямо.
Ненавидеть не умела и не собиралась учиться — ее и так окружала ненависть подпольного мира. Она считала, что это делают за нее и могут без нее, не то она утонет, захлебнувшись этой тьмой.А смеёшься, так смейся в глаза.
Поэтому не стеснялась смеяться в глаза всем особо замороженным, каменным и просто ледяным. Ей очень нравилось наблюдать, как трескаются невозмутимые маски и сквозь щели просачивается калейдоскоп самых разных эмоций. Мало кто видит, что у Тсунаёши за спиной прошедших ворох лет, разбитые мечты и горы павших и убитых, а впереди лишь тьма и бесконечная дорога. И чтобы не свихнуться, нужно идти к ориентиру. Ее ориентир — это боль и звенящая пустота в глазах Бьякуи, его фарфоровая маска и белый плащ, прошитый ледяными нитками одиночества. И сейчас, сидя вдали от всех в тишине под цветущей сакурой… она пришла к выводу, что холодный, запертый в рамках клана и собственных принципов Бьякуя действительно ледышка. Однако и его маска невозмутимости давным-давно уже дала трещину. Глядя как танцуют в воздухе розовые лепестки, Тсуна с улыбкой на губах вспоминала, какая нешуточная злость разгоралась в глазах Кёи, стоило ему увидеть цветущую сакуру. И сколько было в них растерянности, когда она лично вколола ему выпрошенный антидот у Шамала — совместную работу с Верде. Когда они приезжали весной в Японию, всегда всемером располагались в самом дальнем уголке парка. В такие моменты успокаивался неусидчивый нрав Ламбо; засыпала жажда разрушений Хаято; спадала до нуля энергичность Рёхея; рассыпалась карточным домиком комичность, а вместе с ней и собранность Такеши. Спокойно возлежали в тени деревьев даже Мукуро с Кёей, краем глаза наблюдая за умиротворенным лицом своего Неба. И часто приезжающий с ними Реборн складывал шляпу с хамелеоном на колени, подставляя лицо ветру. В такие моменты их будто стороной обходили все неприятности. Тсунаеши тихо рассмеялась, вспомнив, как плевалась ядом Вария, когда их первые разы так вытаскивали, оставляя штабы на младших офицеров. Непривычно было разбавлять постоянно кипящую жизнь такими мгновениями. Один лишь Луссурия сразу расслаблялся, одобрительно улыбаясь, а Фран тут же оккупировал колени «сестренки-босса Тсу», предварительно растворяя шапку, чтобы насладиться мягкими движениями пальчиков, перебирающих его волосы. — Ты плачешь. Тихий голос, как шелест опадающих листьев, ветром прилетел со стороны. Бьякуя Кучики явился как всегда неслышно, словно соткался из воздуха. Теплый ветер ласково ерошил волосы, словно старался приободрить, а солнечные лучики грели подставленное лицо, бархатным дыханием высушивая мокрую дорожку хрусталиков единственно скатившейся слезы. — Вспомнила, что вслед за рухнувшим Небом растворяются в своей тоске и боли Облака… Было странно видеть его здесь, ощущать присутствие. Это место находилось в другой стороне совершенно заброшенного, но обустроенного района, через который и простирались розовой ватой цветущие деревья. Сколько раз она тут была — ни единой души не встречала в пустующем уголке. — В твоем мире время идет иначе, — снова раздался равномерный голос, на этот раз ближе. — С тех пор как ты здесь, там прошло десять лет. Оборачиваться не хотелось совершенно. Она итак знала, почему он ее искал — все-таки сейчас она на его попечении как тайчо. Но так как она, в конце концов, Вонгола, то с самого попадания сюда не дает распоряжаться собой как вещью. И это и без того не в ее пользу, но ей все равно. Она не понятно почему попала в это место, хотя от нее пахнет кровью и пламенем, тянущимся за ней прозрачным шлейфом. Совет бесится, но не рискует что-либо предпринимать — свежи еще воспоминания о знакомстве с одной блондинкой вонгольской породы. Достаточно того, что и у нее вместо меча два браслета, принимающих форму родных перчаток, а в банкае так еще и перетекающие в две черные с красивой гравировкой катаны. Тайчо Укитаке и Кёраку заценили — весть о том, что обладателей парных мечей стало на одного больше, быстро разлетелась по всем отрядам. Да и учитывая ее силу, похожую на огонь Главнокомандующего… Офицеры с рядовыми давно делают ставки на то, займет ли она в обход всех капитанов пост Главной. Шансов у нее больше, чем у всех остальных — немудрено, что верхи хотят знать о передвижениях неизвестной единицы. — Тебя не было целый день. Теперь он ступал по траве, о чем она, прикрыв глаза, могла определить по приближающемуся тихому шелесту плаща. Конечно, в Сейрейтее только малышка Рукия не сразу поняла, почему появившаяся девушка с каштановыми волосами с рыжим оттенком и окутывающей ее хрупкую фигурку вуалью силы так странно смотрит на ее брата с первой встречи, пытаясь вывести из себя. Не удивительно, что все наверняка, мягко говоря, прибалдели от необычной тишины, полного отсутствия звонкого голоса, мелькающей вихрастой макушки и вспышек пламенных лепестков ее знаменитой на все Сообщество душ огненной реацу. — Настроения нет. «Как и желания тебя и кого-либо видеть. Но до тебя же хрена-с два достучишься, да, тайчо?» Все звуки стихли, а вот ощущение капитана, впритык стоящего с боку, так и не собиралось пропадать. — И долго оно будет отсутствовать? Она физически чувствовала, как его взгляд скользит по ее лицу, неторопливо изучает, но на провокацию не поддалась, все так же сидя с закрытыми глазами. — Вы сегодня на редкость разговорчивы, Кучики-тайчо. Что же случилось такого из ряда вон выходящего? А вот теперь она табуном промчавшихся по коже мурашек ощущала его прищурившийся взгляд. У нее действительно нет настроения, хотя бы расшевелить его, но вот позлить — спокойно. Сейчас он удивляется, ведь она всегда обращалась фамильярно, чем веселила всех капитанов, кроме него самого, разумеется. Непонимание злит, но только не в случае с Тсунаеши ди Вонгола и Бьякуей Кучики, конечно. Молчание совершенно не напрягало, лишь тишина растекалась в наэлектризованном воздухе. Он стоял так близко, что желание открыть глаза жгло веки изнутри. Хотелось прикоснуться, просто безумно. Провести подушечками пальцев по фарфоровой коже. Хотелось до покалывания в пальцах, как и искры пламени, норовящие сорваться с цепи внутреннего контроля… Полгода как она пытается растопить неприступный лёд. Полгода как лишь чуть надколовшийся лёд осколками равнодушия царапает, оставляя кровоточащие раны. Бьякуя злился и никак не мог взять себя в руки. Злился на подтрунивающих над ним капитанов, на неудачный день, на особо медленных сегодня подчиненных. Но в первую очередь на себя за то, что ледяное спокойствие кануло в небытие с осознанием катастрофического желания увидеть одну взбалмошную девчонку. А вместе с хладнокровным контролем его подгребла под собой лавина из чувств и эмоций. Сам ведь злился, что его поставили нянькой одному обманчиво спокойному пламенному созданию, так выдался единственный день за последний год без шума, хаоса, янтарных глаз с нечитаемым выражением и вспышек пламени с бликами в выгоревших на солнце волосах… А он подсознательно ждал, когда в кабинет ворвется ураган, отвлекая от бумаг, что в итоге сам все отложил, потому что не мог сосредоточиться на строчках. Выровнять шаткое состояние каллиграфией тоже не вышло, так как он встретил рассеянную Рангику, сообщившую, что до сих пор не видела свою новоприобретенную подругу. Следом поинтересовались сестра с лейтенантом, почему он такой хмурый больше, чем обычно. Улепетывали двое под смешок пробегавшего мимо Зараки Кенпачи, что он не хмурый, а просто дерганый. Под конец дня ему было уже просто необходимо найти это ходячее бедствие, вносящее хаос в его размерную жизнь и обжигающее одним своим присутствием, иначе кто-то зацветет Сенбонзакурой. Королева кровавого мира — да из собранного на нее специальными офицерами досье ясно, что она вообще не последний человек во всем мире была! И как только это создание, сочетаемое в себе несочетаемое, было главой мафиозного Клана, ничем не уступающего в знатности его Клану в Сейрейтее? Он отдалялся от казарм, словно знал ее местоположение. Чутье никогда его не подводило. Она нашлась в самой дальней точке, где садилось солнце. Тсунаёши, словно вся состоящая из пламени, была умиротворенным очагом, отбрасывающим лишь тень для прикрытия. Искры небесного огня танцевали в ее волосах, а отливающая золотом вуаль силы размерно колыхалась, подхваченная закручивающимися потоками. Открывшаяся картина завораживала. Тихий смешок мягко вклинился, распарывая безмолвие. И когда она распахнула глаза, чтобы все-таки что-нибудь съязвить, ее открывшийся рот беспардонно заткнули, отчего она замерла на секунду, почувствовав прохладные губы на своих. Ветер пел, подхватывая в вихре танца лепестки цветущей сакуры. Заходящее солнце отбрасывало розовый оттенок на лице целующейся пары, лежащей на расстеленном на траве черном хаори девушки. — Бьякуя, ну ты… — хрипло выдавила Тсуна, пытаясь сделать глоток воздуха в полыхающие огнем легкие. Волосы ореолом рассыпались вокруг головы, а пылающий взгляд скрестился с потемневшей сталью. — Мне вот интересно, все рыжие такие беспардонные? Прохладные губы порхают по обнаженной гладкой коже, пока руки стягивают сильно измененную вариацию шикахушо без белой ситаги, что лишь больше распаляет. Потемневшие сине-серые глаза, не отрываясь, глядят в оранжевые омуты, утопая в искрах чувств. — Заткнись, а? Тсунаёши сдается первой, снова целуя, зарывается руками в мягкие волосы и проводит пальцами по прядкам без кенсейкана, и как никогда радуется, что все-таки смогла стянуть те необычные белые заколки его Клана, символизирующие аристократический статус, цепляя белые нити, переплетающиеся на затылке. Руки соскальзывают на плечи, подцепляя высокий воротник с крепленными к его уголкам забавными золотистыми кисточками, стягивая капитанский хаори вместе с одеждой с легкой улыбкой отмечая отсутствие белого шарфа-реликвии, что раньше серебряным шелком украшал шею. Никакого равнодушия, граничащего с высокомерием, слетела вся невозмутимость и апатичность, а аристократичная манера осталась еще там, в кабинете с неразобранными документами. Ладони скользят вдоль тела, сменяясь подушечками пальцев, что дразнят, на глазах разжигая внутри тот спящий огонь и плавя тонкий лед. Он проводит раскрытой пятерней по ее животу, и она изгибается в его руках в надежде уйти от прикосновения и стать еще ближе. Пальцы переплетаются, желание распаляется, мысли путаются, кроме одной. Хочется врасти под кожу, занять свое место, обосновавшись там глубоко. Гореть, не затухая и взрываясь маленькой вселенной до разноцветных пятен перед глазами, сопровождающимися ласкающими слух стонами, выбивающими дух резкими толчками и головокружительными поцелуями. Лепестки сакуры кружатся, подхваченные потоком, застревают в волосах и бархатом скользят по обнаженным телам, окрашенными оттенками заката. Вечерняя прохлада невесомо ласкает, вызывая мурашки и подстрекая прижаться ближе к разгоряченному телу. Тсунаёши счастливо жмурится, когда Бьякуя целует в лоб и зарывается носом в ее пахнущие огнем волосы. Жизнь не такая уж и стерва, — милостиво отстранено решает она. А если у нее получится еще и развести своего поборника законов и правил на отпуск в мире живых — вообще будет прекрасна. Слова были не нужны. Зачем, когда есть интуиция Вонголы и вечность, которую им предстоит провести? — Ладно, беру свои слова обратно. Не такая уж ты и ледышка. Золотые глаза весело сверкают, глядя в прищуренные синие, в которых начинают собираться грозовые облака. Однако Вонгола и в Сообществе душ Вонгола. — Если меня взять за пламя, конечно…И таял лёд, И разгоралось пламя…