Got a secret. Can you keep it?

      Сил на то, чтобы вырваться из неожиданно крепкого захвата психопата, у нее почти не осталось. Сердцебиение невероятно участилось, и казалось, будто бы кровь пульсирует по венам неравномерными толчками, отдаваясь громким гулом в ушах. Сделав последний отчаянный рывок, Сара готова была поклясться, что отчетливо услышала тот омерзительный хруст тканей, с которым заточка, прорвав кожу и мышцы, вошла в ее горло. Но боли не было – адреналин и шок от происходящего удерживали ее на цепи, не позволяя впиться в тело своими острыми, как иглы, стальными зубами.       – Я же сказал тебе не шевелиться и смотреть в пол, сука, – обожгло щеку сбивчивое дыхание Адама Трента.       Он не прекращал тереться пахом о ее спину, и Сара вспомнила слова Гриссома о том, что для находящихся здесь заключенных секс является всего лишь прелюдией, а наивысшая точка не возможна без насилия.       – Думаю, ты тоже вибрируешь не с той частотой, – продолжил заговорчески шептать на ухо Адам. – Нужно набрать сто тысяч циклов в секунду. Слышишь меня, сука? Сто тысяч циклов, не меньше. Иначе все напрасно. Никакой эры звука, света и духовного просветления.       Он сильнее надавил на заточку, наблюдая, как та, проделав еще пол-оборота, глубже ввинтилась в мягкую податливую женскую плоть, а затем издал низкий гортанный стон, очевидно, кончив. Тяжело дыша, Трент рывком вытащил из шеи Сары острый кусок обожженной глины, и, блаженно улыбаясь, обмяк на пол.       Брызнувшая фонтаном кровь мгновенно заляпала одно из окон сестринской, и Сара судорожно схватилась за горло. От вида стекающих по стеклу алых струй ее затошнило. В голове мелькнула неуместная мысль о том, что она впервые за многолетнюю безупречную службу может скомпрометировать улики, но Сара тут же успокоилась: записей с камер видеонаблюдения и показаний двух свидетелей для суда будет достаточно.       Она лихорадочно пыталась нащупать трясущимися руками нужное место и зажать поврежденную артерию, но пальцы лишь слепо скользили мимо, то и дело с отвратительным хлюпаньем погружаясь в кровавое месиво.       Понимая, что дело – дрянь, и чувствуя, как она вот-вот провалится в бесконечную темноту, Сара подняла взгляд на Гриссома. Он уставился на нее обезумевшими от страха глазами и одновременно с этим умолял замешкавшегося с ключами санитара поскорее открыть дверь в сестринскую. Ей хотелось еще раз посмотреть на него, горячо, до полного отречения любимого мужчину, для которого, похоже, она так и осталась привезенным из Сан-Франциско маленьким грязным секретом.       Сара не раз повторяла Гилу, что глупо спустя столько лет бояться, будто бы она сболтнет лишнего, и продолжать опасаться даже собственной тени, но он вновь и вновь стыдливо улыбался, трусливо отводил глаза и упорно, словно китайский болванчик, твердил: «Сара, ведь ты же знаешь: известно двоим – известно и свинье».       Интересно, а верил ли он, глядя на развернувшуюся перед ним кровавую картину, в то, что в мире все случается неспроста и что плохое происходит только для того, чтобы преподать им кармический урок? Впрочем, для Сары это было уже совсем не важно. В конечном счете она оказалась права: двое могут прекрасно хранить секрет.       Особенно, если один из них мертв.