Неправильное письмо.

Я пишу не о том, что им хочется прочитать. Я пишу ерунду, а она им терзает души. Вот они мне шипят: «Это глупость, давай-ка лучше», и их голосу может завидовать реостат. Я лежу на кровати, в подушку уткнув лицо, а они, не стесняясь, хватают меня за плечи, наклонившись ко мне, поучают: «Не смей перечить», и плотнее смыкаются возле меня кольцом. Вот стоят надо мной и пытаются что-то сделать: «Поднимайся с колен, что ты лёг посреди зимы! Всё, что нужно тебе – это, собственно, только мы. Ты сегодня в порядке? Немного белее мела... Ничего, проживешь, просто больше не пустословь. Мы хотим твою боль, так что вывернись наизнанку, нам от глупых историй не холодно и не жарко. Не забудь про любовь, нам так нравится про любовь»! Я смотрю снизу вверх, и понять не могу одно: «Да какое им дело? Действительно, ну какое? Я пишу на стене про прохладу больничных коек, про бескрайнее небо, пустое морское дно, про леса, про туманы, про кладбища и ракеты, а еще про фургоны, стремящиеся на юг. Я пишу лишь о том, что действительно я люблю. Почему мне нельзя, Мне нельзя написать об этом?» Им плевать на меня, ибо я – грандиозный ноль, но вот слово моё – это лучше, чем просто тело. Если б кто-нибудь знал, как отчаянно мне хотелось, чтобы люди прозрели, прозрели любой ценой: все границы – пустяк, существующий лишь во сне, так как делать, что нравится – разве не в этом смысл? Не могу продолжать, от меня ускользает мысль, но надеюсь, вы поняли, поняли, разве нет? Мои нервы к весне превратятся в свинцовый жгут. Улыбаясь, я выйду из длительной зимней комы, И на тёплом бульваре, спиной прислонившись к дому, Допишу эти строчки и счастливо их сожгу.