Вполоборота

ONE OK ROCK - Fight the night

      Куга не знает зачем он забредает в подобного рода группы. Наверное, любопытство. Наверное, неизлечимая стадия потребности в сплетнях. Наверное, это диагноз. Как бы так не было, он продолжает сидеть на англоязычных форумах сомнительного качества, но полной свободы слова, и вновь читает скудные по смыслу, приправленные грязными словечками, посты о них. И он готов стерпеть многое, но отчего-то едва не разбивает дорогостоящую игрушку о стену на постах о Ватару.       Они пишут, что тот похож на девушку. Они пишут, что он похож на шлюху.       И Куга действительно начинает присматриваться, он даже забывает про мерцающий не заблокированными окнами рекламы экран планшета, уставившись на сидящего в отдалении согруппника. Когда он сидит, вот так, гордо распрямив по-мужски изящную спину, прикрытую спадающими на неё копнами нечесаных кудрей, то он совсем не похож на женщину. Он похож на божество.       Если бы Куга был художником, то он бы обязательно вырисовывал эту спину на холстах: карандашами, тушью, маслом — не так важно. Лишь бы только иметь возможность прикасаться к ней, как к произведению искусства: через картину, взглядом, а иногда, возможно, и пальцами по бархатистой гладкости, впитывая в себя чужое тепло жадно и непозволительно.       Ватару вздрагивает, будто бы ощущая материальность чужих мыслей на себе, но не оборачивается, лишь приподнимает волосы, убирая их выше, чтобы не мешали. А Куга вновь ловит себя на мысли, что тут от девушки и нет ничего вовсе, и тем более от девушки лёгкого поведения. Нет, Ватару правда старается порой выглядеть пошло, но после обязательно становится собой, вот таким — настоящим и почти невзрачным, если, конечно, божества умеют быть невзрачными.       Он серьёзен сейчас и нацепленные на нос очки как нельзя кстати дополняют небрежно накинутую измятую рубашку. Он бормочет что-то об отвратительности пыточных наножных капканов, которыми для него неотвратимо становятся туфли, и расслабленно падает в кресло, устраивая ступни на пуфике, стоящем неподалёку.       А Куга удивляется, в который раз, разве могут эти стройные ноги, без единого грамма лишнего жира, казаться женственными? Он глупо хлопает глазами и переводит взгляд с экрана, испещрённого колкими строками, на своего басиста, а после обратно. И так несколько раз, пока не оказывается оглушен по-домашнему мягкой фразой.       — Только не говори, что те чулки-сетка меня полнят. Я этого не переживу, — иронично бросает Ватару и вновь всё своё внимание отдаёт томику манги. — Может, выпьем чего-нибудь?       — Чай?       — Пиво, — Ватару перелистывает страницу. И всё. Его здесь нет. По крайней мере, до момента возникновения перед ним желанной прохлады стеклянного чуть запотевшего тёмного бока.       — Мог бы и сам принести, — ворчит Куга, но только для вида — он с трудом скрывает улыбку, безмерно довольный именно таким Ватару. Именно для него. И пусть это немного похоже на подкаблучничество, но разве плохо оно, когда туфель украшает такую изящную и сильную ногу? Мужскую ногу.       И именно так, рассуждая о ногах и о том, что некоторым их, весьма очевидно, приходиться брить. Он вытаскивает из холодильника пару бутылок, а подумав прихватывает с собой и пачку чипсов. Ватару может сказать много чего нецензурного в адрес этой хрустящей отравы, но это совсем не значит, что он откажет себе в удовольствии её уничтожения.       Куга усмехается. Это почти похоже на идиллию, если бы не одно "но". Фанатки и правда ошибаются, отдавая Шиндо всю женственность группы. Её в нём даже недостаточно, на самом деле, это выражается в кивке-благодарности, в громкой отрыжке после первого же жадного глотка хмельного напитка… в недоумевающем взгляде на своего вокалиста, опускающегося на колени.       — Ты ведь сказал, что ноги болят. Я помогу, — Куга так невозмутим, что почти восхищается собой. Он разминает широкие ступни басиста, которые теперь находятся в прямой видимости и зоне доступа перед ним, и дрожь в пальцах становится скрывать достаточно легко, маскируя её беглыми умелыми движениями, что вырывают у сидящего в кресле блаженные стоны. Сидеть вполоборота, в данном случае, спасительно. Можно не бояться выдать себя растерянным, немного пьяным от томных выдохов взглядом, а не от горчащего пива вовсе. Можно не бояться, что прогонят и засмеют, не захотев увидеть за дружеским проявлением заботы что-то ещё.       — Разбалуешь меня, — шепчет полузадушено и забывает про толстую книжонку в мягком переплёте, та почти вываливается из рук на пол, но в последний момент оказывается спасена — бережно отложена на край тумбочки, близ тусклого светильника. Тот выключают, почти сразу же. "Почти" лишь только потому, что Ватару ещё успевает окинуть взглядом мужчину и усмехнуться тихонько про себя, совсем беззлобно, но… несколько отчаянно. Поймано.       Куге даже на мгновение кажется, что он ослеп — в одночасье от счастья, просто потерял способность видеть, взамен на более глубокую и яркую — чувствовать. Он впивается в ступни чуть сильней, чем положено, и это не остаётся не замечено.       — В темноте всё лучше воспринимается, — ободряет Ватару, чуть дёргая правой ногой и нетерпеливо давая понять, что так тоже можно продолжить. Так нужно продолжить, если уж довелось что-то начать.       И Куга закусывает губу, лишь бы только не всхлипывать от переполняющих душу эмоций, когда стонами дразнят так умело. Не нарочно.       — Ну, иди сюда, моё божество с умелыми пальцами, — даже когда Ватару воркует так — полупьяно и нарочито томно, это совсем не кажется Куге женственным. В конце концов, это он сейчас чувствует себя немного… дамой, устраиваясь на чужих бёдрах с разведёнными в стороны коленями. Но сидеть так действительно удобно, а ощущать на спине широкие руки басиста — до одури приятно. Он тоже знает, чего жаждет его вокалист, хоть и молчит о своей затекающей спине всё чаще, медленно ведёт по позвонкам сквозь тонкую преграду и совсем не сопротивляется, когда в его щёку беспомощно утыкаются носом.       — Новый парфюм? — проскользить по виску и чуть поморщиться щекочущим ресницам вовсе не травящая душу прихоть — истинное любопытство, когда незнакомый запах так отчётливо бьёт, раздражает обонятельные рецепторы.       — Маска увлажняющая, — признаётся Ватару чуть отстраняясь, от него пахнет всё тем же пивом и совсем немного, на ментальном, неуверенностью. — Не нравится?       — Да нет, — неопределённо пожимая плечами, Куга, чуть шипя, прогибается назад, когда эти же самые плечи настойчиво массируют, требуя более чёткого ответа. — Привыкну как-нибудь.       И Куга не врёт. Он привыкает всегда и ко всему. Даже к такого странного рода дружбе привыкает, а потому говорить о чём-то более незначительном, наверное, и вовсе глупо. Ему… ему, наверное, даже нравится привыкать, именно так, сидя близко-близко. Нравится сидеть вполоборота и всматриваться в темноту комнаты, которая рядом с Ватару даже кажется не такой холодной.