Password

— Знакомы или нет, не имеет значения, и тебе это незачем знать. Я уверен. Так было всегда. Ему всегда нужно было то, что принадлежит мне. Он всегда желает отобрать это у меня, — разнесся по автомобилю его глубокий голос. — Я не вещь, чтобы кому-то принадлежать, — возмутилась она. — Да. Ты не вещь, но это не умаляет того факта, что сейчас… ты моя. Ему станет это известно. И он захочет завладеть тобой. Пойдет на всё и попытается сблизиться с тобой… — Зачем? — Потому что так было всегда. Он желает отобрать у меня всё. То, что принадлежит мне — для него самое желанное. Мне всё равно, и ты можешь, если хочешь… как вы это говорите… влюбить его в себя. Заставить бегать за тобой. Можешь любить его, но до истечения контракта не смей меня предавать. Нельзя, чтобы тебя с кем-то увидели. Делай, что хочешь. Покажи ему, кого он упустил, — блондин сухо усмехнулся и продолжил: — мне плевать, что будет после нашего спектакля. После того, как мы «расстанемся». Решай сама, нужен он тебе или нет. — Ты так просто об этом говоришь. Словно чувства — это вещь. Ты думаешь, что всё так просто? Такое чувство, что любовь для тебя ничего не значит, — Чон замолчала, ожидая от него ответа. Молча пробегала взглядом по его лицу. — Любовь? — в его голосе зазвучала насмешка. — А она существует, Чон Ынчжи? — Думаю, да, — быстро ответила она. — Думай, как хочешь. Играйтесь и обманывайтесь дальше, Чон Ынчжи… — машина остановилась около её дома, и он повернулся к ней. — Что? — Не лезь ко мне в душу. Впредь не донимай меня такими глупыми темами… как любовь. Её нет… Их разговор в машине не выходил из её головы. Сейчас стоя около окна и всматриваясь в ночной пейзаж, она всё прокручивала его в голове. Сон не хотел забирать её в свои объятия. Ему всегда нужно было то, что принадлежит мне. Он всегда желает отобрать это у меня.       Его тихий голос с едва уловимой хрипотцой вновь зазвучал в ушах. Ынчжи была готова поспорить, что он звучал в тот момент иначе. Совсем не как обычно. Эта печаль в его голосе не давала ей покоя. Ей казалось, что в тот момент он сказал что-то личное. Словно её слова задели что-то в нём. Шатенку мучили многие вопросы. Почему он ведет себя так уверенно? Без сомнений рассуждает, словно отлично знает Ким Чунмёна. Что между ними произошло, что Кибом так отзывается о нём? Пренебрежительно. С долей отвращения. Насмехаясь. Хотя, что ещё от него можно было ожидать? Ему плевать на всех. Он не может. Не может знать наверняка. Этих двух парней невозможно застать вместе. Они… они две противоположности. И Кибом худшая из них. В этом она была уверенна. Чунмён он… он идеален. В это она верила. Президент всегда улыбчив. Тепло и обходительно обращается с его окружением. А Кибом? Эгоист. Настоящая ледышка. Ему абсолютно безразличны те, кто рядом. Он всегда делает, что хочет. И почему её угораздило связаться с ним? Почему именно он? Стоило ему предложить свою помощь, как она тут же была вынуждена принять все его условия. — Любовь? А она существует, Чон Ынчжи? Этот насмешливый голос в ответ на её вопрос. Шатенка поёжилась от несуществующего сквозняка и обхватила себя руками. Ей вдруг стало холодно, и длинный кардиган надетый на пижаму не спасал. — Не лезь ко мне в душу. Впредь не донимай меня такими глупыми темами… как любовь. Её нет…       Его слова не хотели уходить из её головы. Этот голос. Почему? Почему она думает, что в тот момент он говорил это с тоской в голосе. Почему она вдруг захотела извиниться за свои слова. Кибом не мог это сказать с болью в глазах. Не мог. Ей абсолютно точно показалось. И всё же, почему он так отреагировал? Почему так относится к этому прекрасному чувству? Почему считает любовь глупостью? Ненужной вещью. И почему она всё ещё об этом думает?       Ынчжи встряхнула головой, будто пыталась выкинуть эти мысли. Запоясавшись сильнее, отошла от окна и побрела на кухню. Всё равно спать совсем не хотелось. Налила молока, поставила его греться. Как бы она ни хотела сейчас забыться, мысли все равно возвращались к одной очень загадочной персоне. Ким Кибом с его мудрёными словами не хотели покидать её, засев в голове. Почему вообще он должен её волновать? Чон рассердилась на себя. Какая ей разница, что он так считает. Какая разница, что было между ним и Чунмёном. И тем более ей не должно быть дела до боли на глубине его глаз. Что там у него внутри — это его дело. Как он там себя чувствует и что его заставило так относиться к любви — это её не должно волновать. Чувства? Они вообще у него есть? Он же холоден как лёд. Люди для него — игрушки. Он чёртов кукловод, но почему так хочется его узнать? Он действительно невыносим, раз нагло занял сейчас её мысли. Сейчас. В час ночи, вместо того, чтобы сладко спать, она греет молоко и думает о их разговоре. Пытается его понять. Молоко закипело, и Ынчжи едва успела снять его с плиты. Родители давно спят, а она бродит из-за вдруг напавшей бессонницы.       Правильно ли она поступила, согласившись на эту фикцию? Игру двух актёров. Задумчиво пригубив напиток, она обожгла язык. Сдавленно прошипев, отставила остывать. Расположившись за столом, она вперилась взглядом в эту несчастную кружку, но летала где-то явно далеко. Что если их обман раскроют? Ким Кибом будет вне себя от злости. Или нет? Как далеко это зайдёт? Что ей делать? Как рассказать о её «отношениях» родителям? А Соын? Сегодня повезло — её не было, а потом что сказать? Как вести себя на семейном ужине его семьи? Что если придётся объявить о помолвке? Что потом? Свадьба? Но… они совершенно ничего не чувствуют друг к другу. Сможет ли она сыграть его возлюбленную на публике? Как так получилось, что её первые «серьезные отношения» фиктивны? А «любимый» — Ким Кибом? Парень, с которым они не были знакомы. Им обоим было плевать на существование друг друга. До поры до времени, как оказалось. Отношения… они, конечно, были раньше, но весьма неудачно закончились. А были ли они вообще? Об этом даже вспоминать не хотелось. Ложь равна предательству. А тех, кто предал, она уже не прощала. Не в её это силах…

~

      Кибом, как и обещал, вместе с Ынчжи поехал в больницу на осмотр. Джинки их встретил привычной очаровательной улыбкой, но стоило увидеть их вместе, как на его лице проскользнула тень загадочности. Он ничего не сказал на их попытки выглядеть как пара. Чон шла на поправку, но гипс снимать было рано. До семейного ужина оставалась всего неделя, и эта новость совсем не радовала блондина. Все его возмущения были ловко отбиты доктором Ли и его обещанием, что это продлится лишь до грядущего мероприятия. За день до встречи гипс снимут. При Ынчжи Джинки не стал ничего говорить и, как только шатенка ушла с медсестрой, подловил Кибома. — Ну, и что я вижу? Вы вместе? Ты решил исправиться? — прищуриваясь, спросил Ли. — Как видишь, — пожал плечами блондин. — Мне говорить о том, что это весьма удивительно и странно? — А что? Нельзя? Я не могу встречаться с кем-то? — резко поинтересовался Ким. — Можешь, но не с той, что ты сбил на прошлой неделе и привёз ко мне. Вы, как ты утверждал, не были знакомы, — вздохнул доктор. — А ты не можешь просто закрыть на это глаза? — Могу. Это твои дела, но не совершай ошибок, — строго взглянул на друга Джинки. — Я учту твоё пожелание, — отвел взгляд в сторону Кибом и уже спокойно поинтересовался, — как её состояние? — Вам повезло. Она удивительно быстро идёт на поправку. По твоей просьбе я сниму гипс перед вашим мероприятием, но Кибом… — Ли позвал молодого человека, заставляя повернуться к себе. — Что? — Это будет на твоей совести. Запомни. Во-первых, Ынчжи нельзя напрягать больную руку. Бери её только за правую. Во-вторых, тебе необходимо будет по прибытию домой перебинтовать эластичным бинтом руку. Убедись, что состояние девушки нормальное. Если что, звони. В-третьих, я выпишу ей обезболивающее средство. В случае чего, пусть примет, но вместе с ним нельзя употреблять алкоголь. Понял? — строго проинструктировал доктор Ли. — Вполне, — кивнул Кибом. — Не знаю, зачем тебе это нужно, но играете вы не дурно. Но если так продолжите, то раскроетесь, — улыбнулся Джинки. — Хён, ты… — Ты же не думаешь, что я слеп и плохо знаю тебя. Кстати, хороший выбор. Присмотрись внимательнее к этой девушке и не сделай того, о чём пожалеешь. Она не заслуживает быть брошенной, как ненужная вещь.