Изменщик

Уф, полдень кукушка провопила уже в этих часах, на гроб похожих. Так, умоем взмыленную рожу и сверяемся со списком: - Кошак накормлен. Злая гадина, в понедельник насрал мимо лотка, так что всю неделю провел, положив зубы на полку. - Растения политы. Растения - это громко сказано. Несчастная бегония, чахлая герань и какой-то сорняк с лаковым листочком на верхушке. Понюхал. Лимон, что ли? Зинка ума лишилась, сажать в нашей Сибири цитрус. Ну, сама дура неизлечимая. - Свет в туалете исправно жег. Угу, чтобы счетчик не спалил (какой остроумный каламбур), что меня дома три дня не было. - Запасы в холодильнике до завтра будут съедены. Только Сёму привести надо, сам не управлюсь. Борщ ведь, два раза по полпирога. Плов еще! Вот подстава. Пусть Сёма братишку приведет еще, студентика своего вечно голодного. Ну всё, за дело. Зинка в отпуск уже второй раз за год одна поехала. К хахалю небось черномордому в Ебипет свой обоссанный. А мне и фиолетово, у меня рыбалка зимняя, прорубь и незамерзайка в УАЗике. А ежели не клюет - всегда есть икорка красная от тети Василины, прямиком с Сахалина доставленная, чуть ли не на собаках. Э-э, что-то путаю, наверное, с собаками. Но, главное - что вкусная, толсто на хлеб намазанная. Я напевал "Шесть миллиардов" Люмена, домывая рюмки, миски, половник и еще сковороду, вода шумела, газовая колонка гудела, песня пелась громко и ладно (слуха нет, да кому какое дело?). Домыл, повернулся взять полотенце и... - Зина?! Какого... - Вернулась на день раньше, шухер, бляхер, а-а-а! Елки-палки! Спалился по полной! Растерянно прижал полотенчик к груди. Спокойно, спокойно, надо что-то ей наговорить. Ласково зубы заговорить. - Какой приятный сюрприз. - Ах ты тварь! - завизжала Зина, роняя свою сумку-баулку и подскакивая к раковине. - Значит, врал! Врал мне безбожно десять лет! Посуду он, дескать, мыть не умеет! По дому помогать, дескать, не мужеское это дело! А это что?! Мамины фужеры? Протирать их собирался, да? Отвечай, отвечай, козлина! - Зиночка, я... - только не к холодильнику, только не к холодильнику, иди к коту, в спальню, в сортир, хоть на богадельню, только не к нему, к родимому, не к борщу, не к пирога-ам!!! Я рухнул на табурет. Полотенце натянул на голову. Дверца нашего старенького "Боша" отворилась величественно, как у сундука с сокровищами. - А это что? Плов?! ПЛОВ?! - лицо Зинки побагровело так, что свекле в борще и не сравниться. - Ты смертушки моей алкаешь? Значит, плов! Значит, пирог с вишнями! Ах ты паскуда завравшаяся! Всё, мне песец. Толстый и пушистый. Отпевать будем, хоронить будем, закуски на поминках водкой запивать будем: она схватила скалку. - Зиночка, пышечка моя, я... - сделался голос максимально виноватым и плаксивым. - Я изменял тебе, Зина-а-а! Пощади бабника дурного, бесом попутанного, я соседку приводил, ту... Светланку с третьего этажа. Это она всё наготовила. - Хватит брехать, видела я всё! А Света даже яйца сварить, всю кухню не обгадив, не сможет! Ну да, куда там Светку приплетать, идиотку криворукую с ресницами на полфэйса... после посуды-то, помытой. Понурился, ожидая хороший, качественный "шмяк" по голове. Как вдруг Зина сделал руки в боки и хитро прижмурилась: - А селедку под шубой сделаешь? Я мамке похвастаюсь, что сама приготовила, на спор. Она мне тогда денег отстегнет, от бизнеса своего ресторанного. - Зин, ты что это вдруг... - я в ужасе выглянул из-под полотенца. - Может, ты, Сереженька, и торты фигурные научился в общаге своей тараканьей печь? А ну-ка скалку в руки и тесто мне месить! Пошел! Вот так я, братцы, и попал. По полной. Что делать теперь, ёклмн? Развод? Скандал на всю Ивановскую? К папе в Магадан возвращаться? Не-е-ет, есть идейка получше. Испеку я ей пирожное с крошками шоколадными, испеку. Только Сёме перезвоню и крысиного яду как бы ненароком, для дачки, привезти попрошу. А что? Скажу потом, что Зинка траванулась осьминогами на курорте своём поганом, Шарм-Эль-Шуйхе, или как его. И чем быстрее отведает жируха моя ароматного лакомства, тем лучше. Вот так, Сергей Анатольевич, рукава засучим, и за дело, снова за дело.