Привидение

Еще при жизни я читал книгу. В этой самой книге, потрепанной и старой, была фраза, которая прочно засела в моей голове. Звучала она так: «Как я хотел бы увидеть себя в гробу. Наверное, интересно посмотреть в свои же стеклянные глаза». Тогда мне еще подумалось «Действительно, забавно было бы побывать на собственных похоронах. И смех, и грех, ей богу. Кто же мог знать, подумать, что ровно через месяц, после того, как мне стукнет двадцать один год, это сбудется. Произошло все довольно быстро. Признаться честно, мне даже больно не было почти. Последний год моей жизни длился слишком долго. Наступившая чёрная полоса с каждым днем убивала меня. Я стал часто плохо себя чувствовать, пил таблетки от головных болей, заметил, что даже простой подъем по лестнице вызывает у меня одышку. Коллега по работе, которой дали ласковое прозвище Машенька, очень беспокоилась по этому поводу. Она несколько раз на протяжении дня спрашивала, как я себя чувствую, а позже даже сказала, что я побледнел, мои щеки впали, делая лицо худым до безобразия, а сам я значительно сбросил в весе. Последнее я заметил и сам, когда, переодеваясь, случайно заметил торчащие острые плечи и кости таза. Где-то на половине года меня часто посещали боли, мешающие дышать. Мне казалось, будто в меня сыплют множество мелких иголок. В основном кололо в груди или боку, но иногда, бывало, хватало и спину. Чувствовал себя стариком. На двадцатом году жизни, я явственно чувствовал, как злая тетушка Смерть дышит мне в шею. Пугало даже не то, что интуиция кричала о скорой смерти. А мое отношение к этому. Я всегда был жизнерадостным человеком, но то, что я легко смирился с этим и даже не пытался найти выход, вводило в ступор. Наверное, это дурное влияние чёрной полосы жизни. Да, точно. Чёрная-чёрная полоса… Чтобы поменьше думать о своей скорой кончине я занялся работой. Должен сказать, что она у меня была интересная. Работал я фотографом в одной молодой фирме, которая, на удивление, быстро поднималась вверх, и с каждым днем заказов было все больше и больше. Поэтому и мотаться по всем уголкам своего городка приходилось чаще, как и фотографировать. И однажды я умер. Просто стоял в коридоре, как вдруг в очередной раз прихватило сердце. Миллионы раскаленных иголок вонзались в грудь. Боль зло клокотала и билась о клетку ребер. Я осел. Неожиданно меня отпустило, я услышал стук, будто кто-то упал, а после увидел испуганное лицо Машеньки, которая как раз выходила из кабинета. Именно она прокричала фразу: - Эрнест умер! Я опустил голову на свои ноги. Вернее, туда, где они по идее должны были быть. Однако вместо них увидел свое лицо. Выглядел я ужасно: сероватая кожа, ужасно впалые щеки и глаза, которые, кстати, больше не светились жизнью. Самым печальным был открытый рот, из которого медленно так стекала слюна. «…Наверное, интересно было бы посмотреть в свои стеклянные глаза» - всплыла в памяти фраза. Действительно, интересно. Однако как ужасно это было. Понимать, что ты вроде как есть, а тебя вроде и нет. Вот ты стоишь, но уже не 64 кило, как раньше, а даже меньше 15. Чувствуешь себя неимоверно легко, ощущение, будто не составит труда прыгнуть к самому потолку. Еще денька три я мотался за Машенькой. Ёе мне было искренне жаль. Эта нежная и ранимая девочка была влюблена в меня едва ли не первых дней моей работы тут. Каждый вечер я наблюдал, как она плачет, а днем мотается с моими документами. Помню, как она выбирала мне гроб. Последний, кстати, был очень красивый и дорогой. Еще помню, как она меня переодевала в смокинг, хотя и знала, что официальные наряды я терпеть не мог. Но как же я могу теперь ей возразить? Вот именно. Никак. Меня похоронили. Кажется, в смокинге я был чуточку красивее и выглядел даже загадочно, как Дракула, который вот-вот встанет из гроба. Бродить по улицам мне быстро надоело, потому я обнаружил, что некоторые одаренные люди могут меня видеть. В основном это были дети и люди близкие к смерти. Но встречались и обычные «чувствительные» молодые ребята. Девушки почему-то оказались менее восприимчивы к этому, то есть меньшее их количество видели меня. А вот парни были вполне способными. Спустя пять месяцев, я обнаружил, что вполне себе могу, есть человеческую пищу. Это вовсе необязательно, конечно, но хорошо вспомнить, что когда-то ты был обычным человеком и пожевать чего-нибудь вкусное, уперев взгляд в телевизор. Все эти денечки я проживал в своей же квартире. Ну, вернее, я считал ее своей. На самом деле ее продали, и не раз, и, пока я перебывал тут, уже успел дважды сменить соседей. Первыми были чудесная пара, которые ждали малыша. Они очень быстро съехали, потому что родившийся малыш видел меня, и ему это явно пришлось не по душе, а родителям, собственно, не пришелся по душе вечно орущий ребенок, глядящий в пустоту. Вторым был парень. Вроде как баскетболист, потому был очень высоким, а еще у него была прикольная форма какой-то там команды. Он страдал от болей в коленях, я часто видел его после прихода домой с шприцом в руках. В его холодильнике всегда было полно еды, так что я спокойно себе ел. Правда на глаза ему не рисковал показываться, бедняга и так ежедневно колет в свое тело препараты, а если еще и сможет меня увидеть – с ума сойдет. Но один раз я все-таки его не заметил... Я не услышал, как хлопнула дверь, а еще более странно, не слышал шагов. - Какого черта ты таскаешь мои яблоки? – спросил он. Голос у него был немного удивленный, однако, более уставший, словно из него все соки выжали. Впрочем, я подозреваю, что так оно и было. От удивления едва ли не подавился этим самым яблоком, которое до его появления в квартире жевал. Так, спокойно. Ладно, он один из тех, кто видит меня. Замечательно. Может, теперь не так скучно будет? Резко развернувшись, я смотрю на человека секунд пять, а после задаю встречный вопрос: - А какого черта ты живешь в моей квартире, сидишь на моем полу и разговариваешь с привидением? – добавить немного сарказма в голосе и прищурится. Отлично. Смотрите-ка. Подает признаки жизни. Внимательно смотрит на меня, изучая, словно перед ним не обычное квартирное приведение, а враг, и находимся мы на баскетбольной площадке. Жуткая жуть! Слишком цепкий взгляд. Смутится мне, что ли? - Извини, твоя информация устарела. Эта квартира уже не твоя, она законно продана новому владельцу. И я обменял свою квартиру в другом районе на эту, так что сейчас ты находишься в моей квартире, сидишь на моем столе и таскаешь мои яблоки. Но это неважно. Чувствую, мы станем соседями, - нагло усмехается, но ненадолго – видно больно вернулась, даже не смотря на то, что он вколол обезболивающее. Последнее я заметил по шприцу и открытой ампуле, что мирно покоилась на столе. Ох-х-х, мне уже нравится этот парень! Какие интонации в голосе! Кстати, должен подметить, что голос у баскетболиста красивый. Обволакивающий, низкий тембр. И внешность тоже ничего такая. Напоминает мне хищника, который, подобравшись, вот-вот бросится на жертву. Только зверь этот измучен дикими болями. Даже сейчас, глядя на побледневшее лицо старого-нового знакомого, я мог с уверенностью сказать – он явно нездоров и испытывает не самые приятные в этой жизни ощущения. - Ну-у-у, - протянув гласную, я осторожно нагнулся вперед, опираясь ладонями о деревянную поверхность мебели – Возможно, ты прав. Но я тут живу довольно долго и видел тут очень многое. Я прожил в этой квартире двадцать один год, пока не сдох. Представляешь, какая ирония судьбы? Я был та-а-ак молод! – вао, куда это меня понесло? – А потом, на двадцатом году моей легкой и веселой жизни, вдруг стал страдать от головных болей, а после и сердце заныло. Когда я умер, врачи сказали, мол, сердечко мое остановилось. Оп-па и всё! Нет меня! – я, наконец, заткнулся, ощущая себя немного неловко, поскольку обычно я не заливаюсь о своей горько-сладкой судьбе каждому встречному-поперечному. Немного подумав, тихо добавил: - И ты, друг мой, если будешь баловаться подобными препаратами и своим здоровьем, кончишь, как и я. Это будет очень печально, потому что хрен его знает, сколько я в таком виде буду существовать. Может, один день, а может и бесконечность. Помолчу, пожалуй. Кидаю мимолетный взгляд на баскетболиста, а после смотрю в окно, закусив нижнюю губу. Да уж. Я так давно ни с кем не говорил. Каждый, кто меня видел, считал необходимостью завизжать, словно он поросенок, в тушу которого вот-вот вонзят нож, или вовсе в обморок упасть. О том, чтобы нормально поговорить с кем-то и речи быть не могло. Это печально, признаюсь честно. За своей речью я и не заметил, как парень встал, отобрал из моих рук яблоко и, разрезав фрукт напополам, вернул мне ровно половину. Я, конечно, мог бы и обидится, ведь хотелось сжевать самому сладость, но, как истинный джентльмен, не сделаю этого. Шучу. На самом деле мне-то вовсе не обязательно есть. Вкус то я чувствую, но чувства голода у меня нет. - Кстати, - набив рот сочной мякотью, сказал я – Мы с тобой соседи уже несколько месяцев. Ты не удивлялся, куда постоянно девается мясо, колбаса, фрукты? Или ты рассеянный и невнимательный? – хитро прищурившись, с легкостью запрыгиваю на стол, пританцовывая и перебираясь ближе к дивану. Парень тихо рассмеялся, наблюдая за своеобразным танцем и подсовывая под больные колени мягкие подушки. Пожевав нижнюю губу, шатен медленно кивнул и ответил: - Смерть никогда не ждет приглашения, для каждого время свое. Если так произошло, значит, свою миссию ты завершил. А оставшись таким, тебе дается шанс подумать над будущим, ведь призраки могут влиять на свою судьбу. Если ты захочешь остаться, то останешься. А если захочешь уйти - уйдешь. Ни о чем не жалей, не порти себя этим тягучим чувством. Лучше попробуй насладиться этой формой жизни. Раз уж мы соседи, может, попробуем подружиться? Я Герман. А ты? - обезоруживающе улыбается и протягивает мне руку для рукопожатия, но немного подумав, добавляет: - Не беспокойся обо мне. Как закончится турнир, пойду на операцию. А то, что приходится играть с идиотами, неизбежно. Люди завидуют чужому успеху и пытаются любыми способами его разбить. Я не позволю разбить мою команду. И, кстати, раз уж ты живешь со мной несколько месяцев, должен знать, что я нечасто здесь бываю, прихожу под вечер, чтобы отдохнуть и поспать, я даже почти не ем дома. Я не люблю одиночество, а жить с кем попало, не особо хочется. Можешь есть сколько угодно, мне не жалко. Теперь буду раньше возвращаться, чтобы ты не скучал. Теперь уже смеялся я. Заливисто, легко, словно мне только что рассказали действительно смешную шутку. Но то, о чем говорил этот парень – было не смешно. Скорее горько. Он ведь чертовски прав. С легким удивлением глянул на руку. Интересный парень. Протягиваю ему ладонь в ответ и говорю: - Не говори так, словно ты умудренный жизнью старец, - прекратив заливаться, я покачал головой и вздохнул, - Ты не призрак, ты не можешь мне точно говорить о том, что я буду существовать столько, сколько захочу или сколько понадобится мне самому. Интересно, смогу ли я почувствовать чужое тепло, то самое тепло, которым наделен живой человек? - Эрнест, – представляюсь, хватая протянутую мне ладонь и слабо пожимая её. Оказывается, смог. Очень даже. Кожа у парня оказалась немного грубой, похоже, сказалось долгая игра мячом. Зато, каким теплым он был. Я удивлен, крайне, крайне удивлен! Мало того, что я могу есть, словно живой, так еще и прикасаться к человеку могу. - Не беспокоюсь я за тебя, идиот, – фыркнул я, - просто, если ты неожиданно сдохнешь, мне будет совсем скучно. Далеко не все люди могут меня видеть. А если и могут – истошно вопят и падают в обмороки. Приложил ко лбу руку, изображая предобморочное состояние, а после улыбнулся: - Кстати, я не «кто попало», это вообще-то обидно! А скучать я не буду, мне доставит огромное удовольствие ходить с тобой повсюду. Я не заперт тут, знаешь ли, - ехидно усмехнувшись, осторожно отпустил руку парня, позволяя тому, тихо чертыхнувшись, устроится удобнее. Похоже, с каждым днем ему больнее и больнее. Молчание. Мне не неловко, но ужасно хочется поговорить с ним. - Ты полный идиот, знаешь? – констатирую факт, ничего личного, ага, - Играть с такими болями – глупо. Плавно перемещаюсь к кровати, спрыгнув со стола, и опускаюсь на корточки около ног парня, смотря на него уже сверху вниз. - Сходил бы ты к врачу. - Не говори так, будто ты знаешь меня, - Герман внимательно смотрит на меня, глаза в глаза, прикусывая губу и наверняка думая о чем-то своем, - Думаешь, те, кто видят призраков, подобны остальным? У каждого свои странности, свой дар, свои способности. И каждый выражает их по-своему. Я многое знаю о переходе за грань, поэтому знаю, что говорю. И да, я не призрак, я проводник. Я аж присвистнул. Как мило. Звучит гордо, угу. - О как, - ненадолго замираю, чтобы переосмыслить сказанное моим собеседником, а после хмурюсь, - как это – проводник? Что это такое и с чем едят? – смотрю на него открыто, без всякой боязни, словно втираясь в доверие. Нет, в принципе, можно сказать, что я это и делал. Но неосознанно. Внимательно смотрю, как меняется его выражение лица. Веселую улыбку заменяет немного грустная, кажется, он вспомнил что-то давнее и не очень приятное. В глазах легкая задумчивость, я даже в какой-то миг думал разозлиться на него, потому что появилось глупое ощущение того, что обо мне знает кто-то больше, чем я сам. А это, как минимум, обидно! - Не обижайся на мои слова, Эрнест, я не очень хорошо схожусь с людьми, - меня несколько дергает от того, что кто-то впервые, за такое долго время называет меня по имени, - И мне приятны твои замечания, так что я прощу тебе "идиота". Но только один раз, - чуть подумав, добавляет - Схожу скоро, не переживай. Раз уж хочешь со мной везде таскаться, пожалуйста. Только не смеши меня, ребята могут не понять. Эти его слова вызывают гаденькую ухмылочку и я мысленно помечаю, что обязательно так сделаю! Нет, ну, а что? Сделал пакость – сердцу радость! Он вздыхает, я буквально чувствую, насколько ему полегчало. Он наконец-то смог расслабится и слегка согнуть ноги. Бедненький, мне его даже жаль. - Знаю, что глупо, но бросить свою команду в такой трудный момент я не могу, - говорит Герман. Это вызывает у меня сначала недоумение, а после легкую улыбку. - Надо же, какие мы самоотверженные. Несите ведро, блевану… - только когда заканчиваю, понимаю, что сказал это вслух. Мне не неловко, но приятного, признаться честно, очень мало. Продолжаю, так и не захлопнув рот: - Не люблю людей, которые во вред себе делаю что-либо кому-то. Зачастую они потом очень много ноют, мол «Я так много для вас сделал, а вы мне ничего не сделали, а вообще, вы меня не любите и не уважаете!» - скривился я, вспоминая фразочку молоденькой и симпатичной стажерки Светки, которая бралась за любое дело, предложенное ей, а после ныла. При чем происходило это постоянно, без перерывов. Взяла – сделала – поныла. Если честно, я ей один раз чуть по лицу не дал, когда она в очередной раз запела свою песенку. Но, как человек сдержанный и воспитанный – на счет последнего я, конечно, приукрасил – сдержался. Потом сразу же пожалел, ибо эта гнида принялась еще усерднее «работать» и ныть. Даже после своей смерти я вспоминаю, и от злости дрожь пронимает. Жесткая баба, воистину жесткая. - Ты, возможно, и не такой. Просто встречал я неких особ, которые именно так и поступали, - вздохнув, я переместился на диван, спиной опираясь на мягкий подлокотник, а смотря прямо на баскетболиста. Он, кстати, красивый. Будь я девушкой – наверняка бы запал. Верный, красивый, не дурак, высокий. Ух! Мужик-мечта, одним словом. Не то, что я: невысокий, можно даже сказать мелкий, полтора метра росту, щуплый, со светлыми волосами и серыми глазами. Последними, кстати, я гордился. Вокруг зрачка у меня красивый карий ободок, друзья называли мои глазки кошачьими. Ай, зачем драться то! После подзатыльника строю обиженную моську. Больно, конечно же, не было, но ради справедливости обидеться все-таки надо было! - Ведро в ванной комнате, вперед. Если хочешь знать, любому коллективу нужен лидер. Это называется ответственность. Ребятам нужен стимул для борьбы, нужна уверенность в результате. Тогда все будет получаться. Я помогаю им, они помогают мне. Это и называется командой. А те, кто требуют чего-то взамен, зовутся паразитами. Нельзя что-то делать, а потом шантажировать кого-то своим поступком. Рано или поздно каждому вернутся те деяния, которые он совершал, - несколько раздраженно говорит баскетболист, нахмурив тонкие брови. Вао. Неужели тебя так легко вывести из себя? Один ноль в мою пользу! Он недолго молчит, видимо, успокаиваясь, а после уже более спокойно произносит: - Смотри. Вижу, как шатен глубоко вздыхает и на некоторое время закрывает глаза, чтобы открыть их снова, но только уже куда более красивыми, чем они были до того. Нет, несомненно, у него приятный цвет глаз. Но то, что я видел сейчас, нельзя описать просто словами. Зрачок по-прежнему зиял небольшим черным шариком, однако, вокруг него оттенок поменялся. Яркий серебристый цвет. Словно сталь. Даже лучше. Я не знаю, с чем это можно сравнить. Неописуемое зрелище от которого невольно задерживаешь дыхание. Когда-то читал книгу, где у вампиров глаза были яркие, серебристые. Так вот! Не верьте этому бреду! Такие глаза у проводников! Но хорошее, впрочем, как и плохое, имеет свойство рано или поздно заканчиваться. Парень переводит дыхание и несколько раз моргает, словно бы сгоняя легкое наваждение. И вот опять серо-зеленые, самые обычные, ничем не примечательные глаза. Кто такой проводник я до конца не понял, но мне это было не столь важно, хотя я, не уследив за своим языком, все же попросил уточнения. На это мне дали вразумительный ответ: «Проводник живет по обе стороны жизни. Как правило, бодрствуя, можно жить обычной жизнью, а вот во снах отправляешься за грань, встречая заблудших и запутавшихся душ и помогая им сделать выбор. У каждого своя структура, своя температура, свой цвет. Проводники помогают понять, чего хотят потерянные души и иногда дают им силы, чтобы они смогли принять какую-либо сторону». Он, кажется, говорил что-то еще, но куда более интересно было улавливать нотки его настроения в общей ауре. Там была и заинтересованность, и раздраженность, и насмешка. Вообще, он очень умело скрывает все свои эмоции под маской абсолютного спокойствия. Когда ему хотелось улыбнуться, он этого не сделал. Мне бы такую маску, может я даже спокойнее стал бы. Ах да, я ж умер, зачем мне быть спокойнее… На пару минут он лег, пока я думал, а после снова встал, смотря мне в глаза. Бр-р-р. Ощущение, будто мне душу выворачивают. Я, конечно, привидение, но все-таки душа у меня имеется! И не надо заливать мне о том, что привидения – существа бездушные. Начитались там своего интернета, а мне, настоящему призраку, не верите! - А у тебя красивые глаза. Только закрываешься слишком часто, - я вздрагиваю, когда он так неожиданно прерывает мои мысли. Постойте, что он сказал? Мои глаза красивые? Нет, мне часто говорили, что у меня красивые гляделки, но в основном это было комплиментом от девушек, которые пытались ко мне подкатить. Теперь я понимаю, что чувствует женщина, когда ее смущают. Вроде и обычное дело, подумаешь, сказал, что у меня красивые глаза, но все равно заливаюсь краской, насколько это возможно. Как девчонка, ей-богу. Вздыхаю, а потом фыркаю своим мыслям и, наконец, отвечаю ему: - Спасибо, ага. Что значит закрываешься? – хмурюсь, пытаясь навести в своей голове абсолютный порядок, и разложить всю информацию по полочкам. Главное не сбиться, а то начну психовать на ровном месте, как умею. Вообще, от меня можно всякого ожидать. Я форы, любой девушке дам, не смотря на то, что у них очень переменчивое настроение! - Твои глаза слишком часто становятся стеной, будто ты боишься удара или подвоха. Ты пытаешься закрыться сарказмом или задумчивостью, но я вижу, что твои глаза одиноки. Не переживай, я не позволю тебе закрыться. Тебе эти оковы не пойдут. Можешь говорить мне все, что посчитаешь нужным, я всегда выслушаю и помогу, - терпеливо поясняет Герман, а после улыбается и прикрывает глаза. Он по-прежнему смотрел на меня. Только теперь не было неприятного ощущения, будто кто-то хотел залезть тебе в душу и навести там бедлам. Определенно. Он читает меня, словно я книга, распахнутая в его руках. Это бесит, но одновременно с тем, заинтересовывает Я наблюдал за ним так внимательно, как только мог. Этот парень был необычным человеком. По крайней мере, мне так казалось. А тётя Интуиция была моим отличным товарищем, особенно, если дело касалось людей. Наш разговор задушевный. Такие речи обычно говорят лучшие друзья, мол, я же твой друг, я тебе помогу, выручу. Должен сказать, что лучших друзей, да и друзей, в общем-то, я никогда не имел. Не только из-за того, что был крайне недоверчив, но и из-за своего характера. В основном всех бесила одна моя черта характера. Я любил выводить людей разными способами, методами, специально придумывал для этого планы. Я любил соблазнять, вести себя крайне распущенно, но при этом не позволял чужим рукам трогать себя, прикасаться к своему телу. О, да, это было настоящее блядство. Мне нравилось это. На вид ангел, в душе дьявол. Забавное сочетание. Словно два существа в одном теле. - Возможно, ты прав, - я киваю и поднимаюсь с пола, выпрямляясь. Несмотря на то, что я привидение, даже у меня может затекать спина и ноги, да. - Скоротать время, говоришь… - я прищурился. Во мне проснулся бесенок, требующий игр. Взрослых игр, грубой страсти, укусов и синяков на бедрах. Фу, какой я негодяй. Нет, не сейчас. Я поиграю, но соблазнять не стану. Улыбаюсь. Приторно сладко, как делают это шлюхи, когда видят очередного богатого папика с пачкой. - Я хочу, что бы ты прикоснулся ко мне… - Касаться? - делает вид, что не понимает, о чем идет речь. - Тебя погладить как котенка или массаж спины сделать? Я прищурился. Поиграть, значит, захотел? Играть я люблю, обожаю просто. Только не стоит со мной этого делать, потому что я очень не люблю проигрывать. На любого бесенка найдется черт посерьезнее. Только будить этого черта не следует. Он ведь все прекрасно понял, я чувствую это. Вон, как его передернуло от моей шлюховатой улыбки. Сжимаю губы. Я уверен, что он видит, буквально кожей чувствует мое раздражение. И он понимает, что я буду вести игру до конца, до своего победного конца. Наклонив голову вбок, я щурю серые глаза, внимательно вглядываясь в его ауру. Абсолютно бесполезная вещь вообще-то, эта ваша аура. Я, конечно, вижу, что он чувствует, но это мало мне дает. Я бы сказал даже, ровным счетом ничего не дает. Мозговой штурм. Да, деятельность подобного рода явно не для моего мозга, я не люблю думать вообще-то, само собой выходило как-то людей бесить одним своим присутствием. Однако сейчас этого требует ситуация. Что-то я конкретно завис. Если я буду и дальше стоять в ступоре, постепенно меняя свое выражение лица, то вызову лишь насмешку с его стороны. Мне это не надо, спасибо уж. - Как котенка, - отвечаю, натягивая все ту же улыбочку. Голос ни разу не выдает мое волнение, нервозность и раздражительность. Я мог бы гордиться собой, если бы не стоял до этого момента как вкопанный, показывая свой бурный мыслительный процесс на лицо. Подхожу ближе к его рукам и просто усаживаюсь на пол, шмякнувшись при этом локтем о стол. Немного саднит, и ладно. Хоть не по нерву попал и на том спасибо. Опираясь локтем о диван, смотрю на него, но уже без всякой улыбочки. С явным подозрением и, может быть, даже обидой. Как ребенок малый. По моему прищуру баскетболисту стало понятно, что вызов принят. Показав неприязнь к улыбкам подобного рода, он себя выдал. Не такая уж и крепкая у тебя маска, а, Герман? Тяжело вздохнув, он садится и морщится - видимо, боль в колене вернулась и теперь тупым молоточком стучала по нервам. Запустив руку в вихрь моих волос, аккуратно потрепал их ,а после действительно принялся гладить, как кота, осторожно массируя кожу головы, а после и уши. Тело неоднозначно отзывается на ласку. Если бы я был мурчащим нечто, то наверняка заурчал бы и поддался навстречу. Как не крути, а уши – моя чувствительная зона. Даже после смерти это не изменилось, и, боюсь, останется неизменным навсегда. - Хороший котенок. Хочешь рыбки? Я поежился. И вовсе не потому, что по коленкам пробежал сквозняк, а потому, что меня жутко выводило это обращение. Я человек, вернее, не совсем человек, но был им, а не животное. Никогда не любил тех, кто, так или иначе, опускает меня до зверя. Как бы я не любил братьев наших меньших, но подобное было непростительным. Я посмотрел на парня. При жизни мне говорили, что взгляд у меня очень выразительный. Я этим пользовался и, должен сказать, весьма успешно. Мне помогало это в ситуациях, когда босс на работе был очень недоволен очередным моим опозданием. Тут, конечно, и внешность играет немаловажную роль, но все же взгляд я строил очень милый и невинный, мол, я не я и хата не моя. - Я не котенок, - так, Эрнест, спокойно. Не позволяй ему взять над собой верх. Ты всегда был тем, кто бесил окружающих своим поведением, так почему же сейчас ты позволяешь себе, бесится самому? Вот он. Мой контроль, который я так горжусь. Лицо максимально расслаблено, внешне я довольно спокоен и ничем нераздражен. Словно ничего и не было. Умница, Эрнест, можешь гордиться собой. Пока я наводил порядок в собственных мыслях, не заметил, как уперся взглядом в одну точку. Если бы мог прожечь пол – прожег бы, честно. Несколько раз моргнул, прогоняя наваждение, а после вздохнул, мол, как же жизнь тяжка и не мила. Вернее, не жизнь. Короче, хрен его знает что это. - Ты милый котенок. Почти замурчал от прикосновения к ушам, смотришь на меня по-кошачьи, сидишь на полу. Если ты не кот, то хотя бы садись рядом. – говорит Герман, прерывая поток моих мыслей и вновь позволяет глазам стать серебряными, но прочитать по ним ничего нельзя. На его губах легкая улыбка. И больше ничего я увидеть не моу. Тяжело вздыхаю, заставля призрачную улыбку исчезнуть с его уст. Черт, а ведь я действительно вел себя как кот. Мне нравится, всегда нравилось, когда касались моих ушей и шеи. Это вроде как чувствительная зона. Люблю еще, когда в волосах роются. Легкий массаж головы, например, но его он уже делал. Ничего не ответив на слова парня, осторожно поднялся с пола и потер ушибленный локоть. Тот уже не болел, даже не ныл, но все таки убедится в его сохранности надо было. Так, чисто из интереса, ага. Тихо фыркнул, вновь отмечая красоту глаз проводника. Серебряные, серебристые. Не знаю, как еще описать. Они просто невероятные. Хочется выколупать и в баночку с формалином кинуть. Поставить на полочку и наслаждаться ими день и ночь. Забавно было бы. Кровавенькое зрелище! Сел рядом, покосился на парня. Это нечестно. Я абсолютно не могу понять о чем он думает, чего хочет, какие эмоции испытывает. Даже аура, и без того не особо полезная, поблекла и стала почти прозрачной, отчего создается впечатление того, что ее нет вовсе. - Ты странный, - озвучиваю свою мысль, прежде чем успеваю подумать. Ну, конечно, я ничуть не сомневался в своих умственных способностях! Я большой молодец! Хмурюсь и кусаю губу, пытаясь исправить положение: - Ну, в хорошем смысле, а не в плохом. Да, - смущенно чешу нос. Чего это он зачесался?