Богатый омежка

      — Наш аукцион будет через пятнадцать минут, — взглянув на наручные часы, после на дверь с номером «002», сказала Джинг. — Пойдем посмотрим картины, она еще должна висеть на просмотр.       — Стоп! Ты же уже назвала сумму, а… почему, — я задумчиво опустил голову и почесал подбородок.       — Ну, я приблизительно сказала. — Она дернула меня за руку и потянула в глубь коридора. Мы вышли в большое светлое помещение, от чего начало рябить в глазах. Чистая во всех смыслах комната, полупустая с белыми, ну может нежно кремового цвета стенами, на которых развешаны разных размеров и палитры картины, и точно белыми колонами удивила меня. Простояв секунды две у входа в этот смотровой зал, все еще не отпуская мою руку, Джинг потянула влево к полотнам.       Сестра удивлялась любой работе. Не самому сюжету, а как выполнены мазки, какие подобраны цвета, как вырисованы линии предметов и людей. Но той работы, что она искала не было, видимо ее уже забрали. Я же просто постою у одной, подойду к следующей, лишь изредка прокручиваю возможный эпизод написания той или иной картины. Как человек старался, бережно обращался с инструментами, придумывал образы героев его работы, сидел, писал до ночи, вкладывая в нее всю свою душу.       В коридоре послышался нарастающий шум. В холл вышла толпа дам и господ, кто-то с какими-то картинами и статуэтками в руках, кто-то без. Не громко разговаривают, некоторые, расплывшиеся в улыбке, обсуждали новообретенную вещь, а кто-то с недовольными лицами бурчали себе под нос. Одна молодая особа зло упрекала своего взрослого кавалера, что он не смог купить ту красивую вещицу, и с неприязнью смотрела на пышногрудую женщину с роскошной вазой в руках. Я был уверен, что той молодой была важна не сама ваза, а то, что она дорогая. Возможно, эта ваза была украшением залы какого-нибудь богатого короля, знатный своим величием и добротой, или же наоборот, коварный и подлый человек с низкими моральными принципами. А ей всего лишь подавай дорогую безделушку, наплевав на ее значение. Вот так зайдет к ней в гости какой-нибудь ценитель прекрасного и, увидев эту вазу, перестанет с ней общаться, а она будет гадать из-за чего. Смешно.       — Пошли! — Джинг хлопнула меня по спине и тем самым вывела из раздумий.       Мы вошли в обычный кабинет для переговоров, как показывают в фильмах, но столы были поставлены к стене напротив окон, стулья расставлены в шесть рядом по 10-15 штук. Задернуты шторы. Полумрак. За трибуной стоял худощавый мужчина в сером костюме и ожидал пока все рассядутся. Мы сели на второй ряд справа, ближе к окнам. Все успокоились, дверь захлопнулась и включился проектор. Проектор был поставлен качественно, что изображение не попадало на мужчину, только на потолочный экран позади него.       Мужчина представился и поприветствовал всех присутствующих. Там было немного скучновато, вся это официальная воспитанная фигня, так что я иногда поглядывал в окно (я нашел небольшую щелку), но из него были видны только такие же однотипные небоскребы и чистое светло-голубое небо. Изредка пролетали птицы разного калибра.       На экране показывали работы, что были выставлены на аукцион. Так как Джинг мяла свою сумочку, я понял, что нашей работы еще не было. Первый лот — скульптура какого-то мужика — продали за 500 050 вон, второй — картина Брюдо «Спящая женщина» — за 1 500 000 вон, а третий, четвертый и пятый я не запомнил, ибо неважно.       Объявили шестой лот. Джинг завидев тут картину начала трепать меня за рукав:       — Вот она, вот она! Смотри. — Я нехотя посмотрел на экран и не мог поверить своим глазам.       — Картина Чон Вонхо «Семья» 199. года. Вы видите… — дальше слушать было бесполезно. На картине было изображено вот что: в теплых тонах изображен наш зал еще до ремонта, справа сидят на полу двое ребятишек полубоком лицом друг другу: девочка и мальчик; девочке лет семь, следовательно мальчику пять; играют у горящего камина в игрушки, каждый в свои; слева в кресле-качалке сидит молодая женщина, но ее мало видно, во-первых: она сидит спиной, во-вторых: мужчина стоит в профиль, приобняв ее, и почти полностью закрывает женщину. Это были наши мама и папа.       Джинг была права, ее стоит купить. Это единственное, что напоминает о матери, не считая дома, вещей и наших воспоминаний. Фотографии мы уничтожили с сестрой, когда были очень сильно расстроены, но после этого мы расстроились еще сильнее, поняв свою ошибку.       — Первая цена 1 000 вон. — Борьба за эту картину началась. Сестра сидела в ступоре. Я дернул ее: «Ну!», она подняла табличку «14», но до нее подняли и назвали 10 000 вон.       — Номер 14. Ваша цена? — Спросил аукционер. Сестра замешкалась, на нее все смотрели, она застеснялась.       — Кх-кх. 50 000 вон. — Прокашлявшись, ответила Джинг. Мужчина, что назвал первую сумму, снова поднял табличку и сказал 100 000 вон. Он говорил так спокойно, как будто у него денег завалом, хотя это так и есть: дорогой костюм, бриллиантовые запонки, ролекс, изящная темно-бирюзовая трость. Джинг начинала паниковать, а у меня внутри все давило, мне тоже хотелось заполучить эту картину. Мужчина надменно улыбался, словно знал, что он выиграет. Другим не было дела до этой картины, ну чем она его зацепила?       — 200 000. — Джинг опять назвала цену. Для нас это была конечная сумма. Но мужчина не унимался: «250 000». Джинг уже поникла. Мы проиграли. Мужчина еще сильнее заулыбался.       — Шестой лот. Картина Чон Вонхо «Семья» 199. года. 250 000 раз *стук*… 250 000 два *стук*…       — 300 000 вон. — я схватил руку Джинг и поднял ее табличку, выкрикнув сумму. Я с нетерпеливым ожиданием посмотрел на мужчину, тот опустил голову и улыбнулся, потом посмотрел на меня и встал со стула, вышел из кабинета.       — Шестой лот. Картина Чон Вонхо «Семья» 199. года. 300 000 раз *стук*… 300 000 два *стук*… 300 000 три. Продано номеру 14 *стук*. — Джинг вскочила с места, взглянула на меня, я тоже встал и шепнул на ушко, что у мня была заначка и я готов добавить. Она улыбнулась и направилась к трибуне, я пропустил ее. Ей выдали чек, что она является победителем и написали сумму «300 000 вон». Смысла сидеть здесь больше нет, мы вышли. Глаза опять начали привыкать к новой обстановке. Нам показали, где можно забрать лот, и мы направились в этот не большой кабинет. Там был небольшой банкомат для выдачи купюр, как предусмотрительно. Деньги у меня были на тайном счету, карточка как раз была со мной. Я благополучно снял 100 000 вон, совместил их с деньгами сестры и мы выкупили нашу картину.       Мы были счастливы. Нам запаковали картину, и мы спустились на лифте вниз без приключений. Выйдя из лифта, мы пошли к выходу. Я заметил того мужчину, он стоял у приемной стойки и кого-то ждал, завидев нас, открыто улыбнулся, скрестив руки на рукоятки трости, чуть опершись на нее. Я насторожился, но прошел дальше.       Подойдя к выходу, неожиданно хлынул дождь. Мы с сестрой решили переждать его в здании. Справа от ресепшена было не большое уютное бизнес-кафе. Деньги мне нужны были на покупку мопеда, но я посчитал нужным, даже обязанным угостить Джинг чашечкой горячего кофе и какой-нибудь вкусной свежей булочкой.       Мы присели за барную стойку и я заказал одну чашку экспрессо сестре и одну капучино себе, а также по две небольших булочки с джемом каждому. С вишневым мне, а с клубничным Джинг.       — Хорошо сидим, — вырвалось у меня. Я отпил чуть напитка и боковым зрением заметил того странного мужчину. Джинг сидела спиной ко входу в кафе, а я лицом, так что она его не видела. Когда сестра заметила, что мое лицо изменилось, она обернулась и, поняв на кого у меня такая реакция, испуганно взглянула на меня. Я сделал вид, что не кого подозрительного или знакомого не заметил и спокойно пил свое капучино.       Мужчина, постояв у входа, нашел нас глазами и направился в нашу сторону с очень странной улыбкой. Мне показалось, что я где-то его видел, но не мог вспомнить где.       Через пол минуты он стаял возле меня с Джинг. Джинг вся вмялась, когда он подал голос.       — Здравствуйте, ребята! — С улыбкой поздоровался он. — Меня зовут Чон Вону. — Но я его тут же перебил.       — Вы нас преследуете? — Спросил я и отпил кофе, не спуская с него глаз.       — Нет, что вы?! — он выдал маленький смешок, затем поменялся в лице. — Вы не могли бы мне уделить несколько минут? — Мужчина показал рукой на свободный столик у стены. Мы с сестрой переглянулись. Ее испуганный взгляд, точнее подавленный означал, что перед нами стоит альфа. Но так как я не чувствую запахов других людей, кроме моего истинного, мне было плевать кто стоит предо мной.        Сестра уставилась в мои глаза, чтобы я не принимал его предложения. Но мне было чертовски интересно кто он такой. Я кивнул. Мы двинулись к тому столику, сестра боязливо все еще сидела на стуле, я положил свою руку на ее и мягкой улыбкой дал понять, что бояться не чего. Она нехотя сползла с высокого стула, забрала свою чашку кофе и тарелку с булочками. Я вспомнил, что забыл свое капучино, быстро, почти незаметно, попятился к барной стойки и забрал свой любимый напиток.       Мы с сестрой присели рядом друг с другом, а он напротив нас. Над нами витал приятный запах выпечки и натурального вкусного кофе. А так же неловкое молчание. Наконец мужчина на вдохе начал:       — Ну что?! Для начала. Хм. — Он задумался, видимо было сложно начать. Затем немного прокашлялся и продолжил. — И так. Я, как уже сказал, Чон Вону. Эту же картину написала ваша мама? — Мы с Джинг снова переглянулись.       — Да! — я ответил и состроил взгляд, который требовал ответа на вопрос: «Что тут происходит?».       — Она моя родная сестра и получается, я ваш дядя! — весьма весело закончил «дядя». На этот раз мы тупо посмотрели друг на друга, все мы. Но наш якобы дядька улыбался.       — Дядя? — Проснулась Джинг. — Я никогда о вас не слышала. — Я молчал, так как это точно не мой родственник.       Мужчина перевел взгляд сначала с меня на Джин, обратно и снова на Джинг, так как до этого я говорил, а тут сестра намекает только на себя.       — Все очень сложно. — Вздох. — Мы с Вонхо не очень ладили. У нас были разные интересы. Если мы и пересекались, то нас в итоге разнимали родители. Но это было в детстве, а когда повзрослели, мы в основном орали друг на друга, бывало она замахивалась на меня, но драк не было. Она отходчивая. — Небольшая улыбка. — После того, как я закончил универ, а она — ВУЗ, мы вообще перестали общаться. Мы разъехались кто куда. Я в Германию, а она осталась в Корее. У нас настала своя жизнь. Я не интересовался ее жизнью, а она моей. Но вскоре я понял свою ошибку и решил наладить общение. Я подключил все силы, связи. Я нашел вашу маму, но было уже поздно. — Он опустил голову и сцепил пальцы на столешнице. Мы с Джинг молча слушали и иногда посматривали друг на друга. — Я очень сожалею о ее смерти, а еще о том, что мы так и не увиделись. И о том, что я так и не пообщался со своими племянниками. Почему-то о детях не было не в одном документе, но когда я узнал о аукционе и увидел саму картину, я понял, что у нее были дети. А когда вы там, — он кивнул в сторону лифта, — бились за ее работу, я догадался, что вы и есть те ребята изображенные на этой картине. Я вам уступил.       — Спасибо! — Поблагодарила Джинг. — Это правда очень важно для нас. И… Если по правде, я единственная ваша племянница. Хань мне не родной брат, но маму любил как родную. — Я кивнул. На моем лице мягкая улыбка, что указывало на добрые воспоминания о родителях. — Мама не одна умерла. С ней погиб его отец. Я тоже считала его за родного. Для нас это было большим горем. В принципе мы так и думали, что они наши мама и папа, пока случайно не узнали, что родители сошлись, когда мне было два, а Хань был еще младенцем. Так получилось, что после того, когда мама Ханя, Лу Шулень, известная на тот момент певица, скончалась во время родов, наши родители встретились и влюбились с первого взгляда. — Она чуть на меня повернулась и посмотрела на меня боковым зрением, чтобы я подтвердил, на что я еле улыбнулся. Она перевела взгляд на дядю. — А у вас есть дети? — Джинг расслабилась и сложила руки на груди и чуть прилегла на стол, подперла кулачком подбородок. Рядом стояла чашка с ее экспрессо и она отпрянула от стола, взяла в обе руки еще горячий напиток и отпила чуть, ожидая ответа. Когда все это закончилось, Вону тяжело вздохнул и ответил:       — Я много времени уделял работе, зато я теперь один из влиятельных людей в Корее и во всей Европе. А семью я так и не завел. — Джинг скорчила понимающую рожицу и тоже тяжело вздохнула. Откуда она знает как это тяжело для него? Может он вообще все это придумал, чтобы отобрать у нас картину, но тут я взял все в свои руки.       — Мистер Чон Вону, — он посмотрел на меня, — мы не отдадим картину. Мы ее купили и теперь являемся ее полноправными хозяевами.       — Ох, что вы?! Конечно! — Он всколыхнул руками. — Это же картина твоей, вашей мамы. Я просто хотел сохранить ее, как семейную реликвию. Ну раз дети автора сами ее отыскали, это еще лучше. — Я улыбнулся, выпил оставшийся капучино и посмотрел на пустоту подле мистера Чон Вону.       — Может вы тоже что-нибудь закажите? — Я взглянул на улицу сквозь окно в далеке. Там до сих пор лил дождь, будто и не собирается останавливаться. — Дождь вроде не хочет проходить. А, кстати, как нам к вам обращаться? — Я дружелюбно посмотрел на него.       — Ам. Просто дядюшка. — Он улыбнулся. Дядюшка заказал себе чашечку кофе, я тоже, а Джинг все еще тянула свое экспрессо. Она это любит. Мы просидели так около часа. Мы мило поболтали. Он рассказал нам кем работает, президентом огромной очень успешной компании по строительству прекрасных курортов и ахрененых жилых комплексов. Где он побывал и с кем повидался. Было очень интересно. Потом он перевел тему на нашу жизнь: как мы, что мы. Мы рассказали ему как мы жили до аварии, до смерти бабушки и после всего этого. Было пару веселых моментов. Что-то дядюшке напоминало их жизни с мамой.       Когда закончился дождь, мы обменялись номерами и пообещали не терять связи. А так же то, что он поможет в любой ситуации. Мы стояли на порожках здания и, когда мы с сестрой спускались по ступенькам, дядюшка спустился и подошел к красивой черной идеальной машине фирмы BMW. Она переливалась на только вышедшем солнце после дождя. Он помахал нам рукой.       — Так вы могли уже давно поехать по своим делам. У вас же дел по горло. — Прикрикнул я.       — С вами пообщаться мне важнее. — Ответил так же громко дядюшка. Мы обменялись родственными улыбками и разошлись, разъехались по разные стороны.