Выключаем свет...

И снова здравствуйте! Я веду прямой репортаж с места продажи одной бедной никчемной душонки Богданы Максимовны Шишковой. Вы суки не охерели ли? Меня? Продать? Блондину? Вы вообще справились о целях такой покупки? А вдруг он меня в эскорт услуги отправит? Хотя, подождите-ка! Только что это сделали мои родственники. Вашу мать, жизнь бьет бит просто! Кто-нибудь не желает спросить моего мнения? О, Господи! Вы меня хотя бы беспалевно продавали! Я стояла ни жива не мертва. В носу щипало, глаза уже застилали слезы. Я дышала через раз. Тетя что-то верещала и обнимала меня. Лёнька стояла улыбающаяся рядом со своим кумиром, а этот клоун с низким уровнем юмора стоял рядом с дядей и абсолютно ничего не делал. На его лице не было даже привычной плотоядной ухмылки, что ещё больше бесило. Лучше бы этот индюк злорадствовал. Совершенно не понимая происходящего, я осталась стоять на пороге, как только тетя отпустила меня из своих объятий. Я натянула рукава кофты на кисти, сжала манжеты в руках. Криду тетя почти тут же вручила чемодан, собранный Аленой, а мне в руки полетела моя кожанка с шарфом. Я с трудом соображала, что сейчас происходит. Я просто стояла, все ещё пыталась стащить с ног кроссовки и обнимала свою куртку. Твою мать, кто-нибудь, остановите планету, я сойду! Честное слово, Крид же просто шутит? Да? Он же психанул, он же ушел, он же… Твою ногу в Екатеренбург, он же уже почти поступил так, как мне хотелось! И вот че вернулся? Я лучше бы со своей совестью повоевала, чем теперь имела возможность извиниться, при условии совместного сожительства. Давайте уже просто убьем меня и дело с концом! Крид подошел ко мне вместе с чемоданом и аккуратно взял из моих рук куртку. Мне кажется или Егор слишком вяло радуется своей победе? Что ж он не счастлив? Он же выиграл! Теперь я еду с ним и, похоже, буду вынуждена выполнять условия контракта. Где же фирменная широкая улыбка? Огонек в глазах? Твою мать, индюк, злорадствуй! Нам же обоим будет легче от этого, придурок! Из меня вырывается случайный всхлип, когда Булаткин очень аккуратно берет одну мою руку и одевает на меня куртку. Я тут же вытираю сопли другой рукой и уже сама одеваю второй рукав. Он тут же вешает мне на шею шарф. Вашу мать, давайте без прилюдий, а? Все, что угодно, только пусть блондин не притворяется, что ему не похуй на мои чувства. Улыбнись ты уже, придурок! Ну же давай! Скажи какую-то колкость! Так же осторожно, будто запуганного котенка, он берет меня за руку, при этом неотрывно смотрит на мое лицо. Я гляжу на улыбающихся родственников. У Аленки улыбка искренняя, наверное, малышка ещё не понимает, что меня тут продали мать вашу! Как проститутку на Комарова продали! Скажите, что это всего лишь сон! Ну, пожалуйста! Шмыгаю носом. Им похоже все равно, что я во все не желаю ехать с дебилом Кридом. Твою мать, хоть кому-нибудь в этом помещении не наплевать на меня? Ах, ну да, я совсем забыла, я нужна Егору, чтобы того… А чтобы того, что? Перестала мучить совесть? За что? Это только я такая правильная. И вот зачем я ему? Эх, похоже, и этому персонажу остаюсь не нужна. Неловко раскидываю руки для объятий, как бы готовясь попрощаться с ними. Булаткин все это время стоит рядом и держит в руках долбанный чемодан. В мои объятья с разбегу прыгает Лёнька. Я, кряхтя и надрываясь, поднимаю её над землей и лью крокодильи слезы в её плечо, правда, беззвучно. Так хочется попросить её о помощи, попросить её оставить меня для «поиграть». Да я даже мандаринки и апельсины готова ей чистить, лишь бы не к Егору на хату. — Можно я буду к тебе в гости приходить? — с детской наивностью спрашивает Алёна, как только я опускаю её на пол. Сажусь рядом с ней на корточки и беру за руки. — Конечно, можно, малыш, — вытираю мокрые щеки и скудно бедно улыбаюсь малявке, которая ещё не знает о всей трагичности сложившейся ситуации, крепко сжимаю её ручонки. Сейчас мне абсолютно наплевать, если через пять минут Булаткин запретит появляться в своем доме моей крошке. Я его на куски мать вашу порву. Алёнка улыбается мне в ответ, с беспокойством оглядывая мое лицо. Все-таки, наверное, догадалась, что не все в этой тупой комедии так просто. — Пока, Егор, — кроха отводит свой взгляд от меня и обращает его на Крида, который такой же странной улыбкой улыбается ей и слегка треплет её волосы. — Скоро увидимся, — обещает Булаткин. Я еле-слышно фыркую. Не дай Бог он мне обманет ребенка, я ему потом все пальчики переломаю так, что ещё месяцок свой любимый микрофон в руках держать не сможет. — До свидания, — я смотрю на своих вторых родителей, которые воспитали меня и, как мне казалось, любили меня. Говорю эту фразу чуть надломленным голосом. Почему же вы изверги это делаете? Лучше бы вы у моих родителей выкуп за все годы моего воспитания попросили, чем такую подлянку устроили! В первом варианте я может ещё бы и не обижалась даже. Я встаю с корточек, отпуская руки малявки, и делаю два шага к входной двери. — До скорой встречи, — все так же жизнерадостно улыбаются дядя с тетей. Меня начинает подташнивать. Убейте меня уже сразу! Ну кого вы здесь мучаете? Я и так уже готова с жизнью попрощаться. Мои губы кривяться в тупой ухмылке человека недалекого ума. Булаткин осторожно берет меня за руку, обращая внимание на себя. — Пойдем? — спрашивает он и кивает головой на дверь. — Ага, — киваю я согласно и покрепче хватаюсь за его руку. Мои ли ноги меня вообще несут? Он потянул меня к двери, открыл её и мы вышли на улицу. Всего через пару шагов оказались возле его машины. Я отпустила его руку и собралась садиться в машину, как в моей голове всплыл очень интересный вопрос: что я делаю? Что я творю? Я признаю свое поражение? Где мой боевой настрой? Где все мое стремление к свободе? Я смотрю на Егора, который явно не понимает причину этой долгой заминки. В глазах все ещё целое озеро слез, которое я с трудом удерживаю от утечки. Блин, и за что же мы друг другу? Бью его по руке и пробую бежать. Парень шипит. — Дана, стой! — Булаткин бросает чемодан и бежит вслед за мной. Ловит со спины и прижимает к своей груди. Я выворачиваю себе руки, лишь бы освободиться от всего этого. Беспощадно бью его по животу на сколько хватает хилых силенок. Однако ничего не помогает избавиться от крепкой хватки Крида и душащих глотку слез. Вода из глаз брызжет только сильнее. Я захлебываюсь влажностью. Он посильнее подхватывает меня и тащит в машину. Я вою и начинаю пинаться ногами, впиваясь ему ногтями пальцев рук в кожу. Он снова шипит и отпускает меня. Я бегу в сторону и спотыкаюсь об его ногу. Уже готовлюсь встретиться с асфальтом и в хлам разбить нос, когда его руки хватают меня за куртку и вворачивают в состояние равновесия. Я утыкаюсь носом ему в шею и начинаю просто плакать. Опять бью его ладонями, в попытке принести хоть немного боли и открыть такую же зияющую дыру боли, обиды и разочарование, как у меня. Но Егор бездействует. Лишь иногда блокируя мои удары. Я устаю психовать. Похоже, ни к чему хорошему мои психи не приведут. Утыкаюсь носом ему в грудь. Шмыгаю, вдыхая побольше воздуха и пробую успокоиться. Захват Крида меняется на объятья. я чувствую как его руки поглаживают меня по волосам. — Они продали… — шепчу я обиженно. Да, именно обида на Ирину Дмитриевну и Александра Николаевича сейчас разгрызает меня на части. — Как собаку осточертевшую! Продали… — плачу я. — Ну не плачь, — нервно проговаривает Гор. Вот уж чего-чего. А истерики от меня в день его победы он точно не ожидал. — Все хорошо будет, Богданка, — я слышу как он еле слышно цокает языком. Успокаивать меня — ещё один пункт, который блондинчик точно не предвидел. — Поехали, — выдавливаю я из себя, охрипшим голосом. Отрываюсь от груди певца. — Вези куда хочешь, мне все равно, хочу уехать от сюда. — говорю я, на ватных ногах иду к машине, перешагиваю чемодан, что теперь наполовину в пыли валяется на асфальте, и сажусь на свое место в автомобиле. Егор не говорит ни слова на мое апатичное заявление. Поднимает чемодан, который я чуть ли не пнула, кладет его в багажник своего джипа и тут оказывается на водительском сидении, заводя мотор. Машина не торопясь трогается с места и уже через пару секунд мы выезжаем с моей любимой улицы. Я пристегиваю ремень безопасности, чтобы у Егора не было лишних проблем из-за меня. Откидываюсь на спинку кресла, молча уставляясь в одну точку на приборной панели. Вытираю мокрые дорожки от слез и пачкаю рукав куртки своими соплями. Сейчас на все плевать. И на куртку, и на дорогую обивку салона машины. Рядом со мной богатенький молодой «папик». Этот блондинистый индюк все оплатит со своим заработком на лейбле. Нельзя было не заметить обеспокоенных взглядов Булаткина на каждом светофоре в мою сторону. Но я старательно делала вид, что этого не замечаю и разглядывала пейзажи за окном. Как-то так мы и приехали в самый центр Москвы. Булаткин заглушил мотор. Я отстегнула ремень и мы одновременно вышли из машины. М-да, леди из меня явно не получилась. А ведь как пытались вырастить. Он берет чемодан и идет к одному из подъездов дома, возле которого остановились. Если моя память мне не изменяет, то это не так далеко от лейбла. Чуть отставая от него, я следую за ним. Итак, мы поднимаемся на 9 этаж, где Булаткин открывает дверь одной из квартир. Спокойно заходит внутрь и я собственно говоря повторяю все его действия. Снимаю кеды, которые в беспамятстве напяливала дома, и отхожу чуть в сторону, дожидаясь пока разуется блондин. А прихожая в общем-то выглядит достаточно неплохо. Слева от двери полка для обуви и небольшой шкафчик для курток. Левее шкафчика зеркало, а под зеркалом тумбочка, на которой валялось кучу всего. Мне нравиться, хоть в чем-то это певец прост для жизни. И вот наконец он разувается и так же, как я, замирает посреди коридора. — Где моя комната? — интересуюсь я. Да, именно. В этом доме просто обязана быть моя комната. По другому я лучше буду спать в прихожей на коврике. Я заранее схватилась рукой за свой чемодан. Хочу побыть в одиночестве. Так что пусть просто скажет, где моя комната и отвалит нахрен. — Дальше по коридору, вторая дверь. — отвечает Булаткин. Я киваю и иду по указанному пути. Прохожу мимо гостиной дальше по коридору и нахожу всего две двери. Одну на одной стороне, а другую на другой. И какая из них вторая? Господи, певичка недоделанная, если ты решил какая из этих дверей первая, а какая вторая. То будь добр напиши на них таблички. Индюк. Я открываю первую дверь. Это ванная. В светлых тонах. Белый туалет, бежевый шкафчик соедененный с тумбочкой под раковину. И чуть дальше раковины с туалетом душевая кабинка, кипельно белая. М-да, ну и хоромчики. Будет счастьем, если ванная здесь не одна, и индюк будет бриться в другой. Я закрываю дверь в ванную и иду открывать другую дверь. И вот она долгожданная комната. Напротив входа окно, зашторенное белой тюлью и черно-бирюзовыми гардинами. Слева от окна зеркало на подставках. Ближе ко мне по левой стороне белый комод. Напротив комода белая кровать с бирюзовыми подушками и бирюзовым покрывалом, прямо в цвет занавескам. Над кроватью черно-белые фотообои с видом на ночной город. И на полу белый ковер на черном паркете. Я громко заваливаюсь в комнату, громыхая чемоданом. И тут мое сознание цепляется за кое-что жуткое. Лежащие на полу. Рот открывается в немом крике. Знаете, кое-что живое, черное и почти сливающееся с полом, шевелящие ушами, отличное средство от всех душевных драм. При чем я серьезно. Я забыла обо всех обидах, слезах и прочей чепухе. Главным сейчас была СОБАКА, которая пожирала меня взглядом. Я глубоко вздохнула. Сейчас вообще вылетело из головы любая техника безопасности. Главными вопросами было: что за собака? От куда? Она бешенная? Она кусается? Я громко завизжала, бросила чемодан и кинулась на выход, совершенно не оставляя преград для собаки. Она гавкая, побежала за мной. Я же сорвала себе все голосовые связки криком, но все же добилась того, что растерянный Егор ждал мою тушку возле входа на кухню. Я залетела за его спину и каким-то волшебным способом забралась на тумбочку рядом с раковиной, продолжая визжать. — Что происходит? — перекрикивая мой визг, спрашивает Крид. Я лишь испуганно тычу пальцем ему за спину, намекая на то, что совсем скоро там появиться этот ужас смерти. Однако собачка с самым спокойным видом, расслабленной походочкой появляется на кухне и тычеться носом Булаткину в ногу. Я выдыхаю. Вашу мать, это его собака. Значит, мне её бояться не стоит. — Твою мать, Егор, в следующий раз держи свою живность при себе, — говорю я и со страхом опускаю ноги на пол. Собака изучающее разглядывает меня. Сердце дико стучит. Булаткин присаживается возле собаки и она лижет его лицо. Я решаю пройти быстренько в комнату, пока они тут заняты друг другом. — Хороший песик, — улыбается псу парень и чешет его за ухом. — Смотри, это Дана, её обижать нельзя, она с нами живет, — и он резким движением хватает меня за ногу, заставляя пса понюхать мою ногу. Я испуганно замираю и чуть ли не ойкаю, когда влажный нос песика касается оголенного участка щиколотки на ноге. — Вот умница, — опять чешет за ухом его. — Я ушла, — сухо объявляю я сладкой парочке и иду куда подальше, пока мою ножку опять не занюхали. В комнате я быстро запираюсь. Больше мне сюрпризов не надо. Сажусь на кровать и смотрю в потолок, который оказывается в крупный цветочек. И как же мне сбежать от этого ада? А ад ли вообще? Здесь хотя бы все по честному. Криду явно не выгодно продавать меня кому-то другому. Ну он же не психически больной, правда? С тяжелым вздохом откидываюсь на кровать. Жуть, а не день. А начиналось то все с института. Проще было с гопотой подраться и загреметь в обезъяник. Поднимаюсь с кровати и иду к чемодану, который с кряхтением закидываю на кровать и начинаю открывать. Та-да-дам! Кто нам собирал чемодан? Алёна. Что она собрала? Явно не то, что нужно было мне. Я с тяжелым вздохом достала оттуда альбом для рисования и большой пинал с карандашами. Сестренка мне обеспечила досуг, это точно. Кроме принадлежностей для досуга я нахожу в чемодане скомканные джинсы, которые пару дней назад оставила на стуле в комнате и кучу футболок, которые были сложены так как джинсы и пару кофт. А так же сюда малявка впихнула весь мой ящик с нижним бельем. М-да, ну хоть в чем-то обо мне позаботились. На самом дне нашлась и пижамка. Я разложила вещи по полкам в комоде, а куртку, которую так и не сняла при входе, положила где-то в изножье кровати. Присела опять на кровать и с тоской посмотрел на окно. Тут же вскочила и отодвинула занавески подальше, открывая себе вид на детскую площадку во дворе. И во дворе никого не было. В моей головке зрела какая-то плохая мыслишка, которую я неминуемо вела к исполнению. Оглядела все хорошее пластиковое окошко и потянулась к ручке. Тут же в комнату пробился холодный воздух. Рядом со мной пожарная лестница, какое счастье. Я оглянулась на всю комнату. Бежать без обуви и без куртки слишком глупо. Тут же я натянула на себя куртку, застегнув по самый подбородок, и огляделась в поисках обуви, но как на зло из обуви у меня имелись только пушистые тапочки-зайчики. В них конечно капец как стыдно будет шлепать по улицам, но за то не босиком. Я влезла в тапочки и полезла на подоконник, свешивая ножки на улицу. Твою мать, срочно худеть, оконная рама меня не вмещает. Но тут что-то пошло не по плану. В комнату влетел кто-то сильно гавкающий, от чего я естественно чуть вперед носом не полетела, но и этот же кто-то заделался супергероем и ухватил меня за куртку, втягивая обратно в комнату. Я с визгом в обнимку с собакой лечу на пол с подоконника. Мы создали не минуемый грохот, который тут же привлек Булаткина, который собственно говоря и влетел в комнату спустя пять секунд, при этом ударившись мизинцем о косяк. Лохматое чудо, имени которого я так и не узнала, лизнуло меня в щеку, радуясь, как не знаю кто. Вот гадина, сорвал мой побег ещё и радуется, чудище лохматое. — Что вы здесь устроили? — сколько раз Булаткин растерялся за последние два часа? По-моему, уже невозможно сосчитать. — А мы тут знакомимся, — вру я и обнимаю собаку одной рукой. Нет, я все понимаю, страх страхом, но доверие певца подрывать нельзя, иначе он меня на пушечный выстрел от себя не отпустит. Собака под боком завыла, обвиняя меня во вранье. Твою мать, и где он такую сообразительную животину взял? — М-да? — сомнительно переспросил Крид, — А мне так не кажется. — качает головой он и идет закрывать окно. Тут же выглядывает через него на улицу и чего-то там разглядывает. А я замечаю отсутствие пушистого тапка на ноге. Черт, глупая собака. Пёс начинает лая толкая меня носом в спину и указывая мордочкой на окно. Сдал. — Ты хотела выпрыгнуть?! — тут же взревел он и поднял меня с пола, как тряпичную куклу, за плечи. — Никто не собирался прыгать! — раздраженно скидываю его лапы со своих плеч, фыркая. — Какого хрена твой тапок там тогда?! — все ещё на повышенных тонах, кричит он. — Перестань орать! Истеричка! — топаю я ногой. Скидываю с ноги дурацкий тапок, бросаю раздраженный взгляд на пса и иду в ванную, мною недавно найденную. Там я запираюсь, и меня тихо начинает потрясывать. Твою мать, могла ведь и правда упасть. Включаю кран с водой и умываюсь, унимая дрожь. Тут же иду обратно в комнату. На подоконнике дежурит пёс, а ручка у окна с корнем вывернута. Сколько же силы в этом блондине? Я фыркаю. Чертов истерик. Сажусь на кровать и пытаюсь переварить все, что сегодня выдал мой мозг. Собака на подоконнике недовольно ерзает и скулит. За размышлениями я провожу ещё как минимум час. После чего в комнате появляется Егор. — Дружище, собирайся, идем гулять, — улыбается он псу. Собака довольно лает и убегает вон из комнаты. — Дана, тебе я советовал бы тоже одеться, ты идешь с нами, — сухо объявляет он. Я вздыхаю. Булаткин выходит из комнаты. — А меня кто-нибудь спросит когда-нибудь? — говорю я двери. Поднимаюсь с кровати и открываю комод, отыскиваю там нормальные джинсы в которых мне не надо будет завтра идти в институт, кофту. На улице светит солнце. Значит куртку можно и не брать. От силы певичка вытерпит мое общество полчаса, а значит замерзнуть я не успею. Я одеваю на себя все и иду в прихожую, где «мужчины» ждут меня. Крид держит пса на поводке и ключи в другой руке. Я подхожу к ним ближе и обуваюсь в белые кроссовки. Егор бесцеремонно хватает меня за руку как только я выпрямляюсь и мы выходим из квартиры. Мне остается только недовольно вздохнуть и следовать за ним. Руку он мою сжимает крепко и не дает даже лишний раз пальцем пошевелить. Так мы доходим до парка, где Булаткин отпускает пса гулять и вместе со мной садиться на лавку. Я радостно вздыхаю, когда моей руке наконец-то дают отдохнуть. Мы сидим молча минут на пятнадцать. Но в тишине мне не комфортно. Я слишком напугана за сегодняшний день событиями, что бы сейчас сидеть и молчать. — Как зовут собаку? — я подминаю под себя ногу и поворачиваюсь лицом к певцу. — Талант, — отвечает он, отрываясь от телефона. — Следовало ожидать, — фыркую я. — У тебя-то талант явно отсутствует, — говорю я. Булаткин улыбается мне в ответ. — Рассказывай о себе, давай, — говорит он и принимает такую же позу как я. — Я люблю рисовать, учусь в институте, — начинаю рассказ я, легко соглашаясь на его предложение. — Твои песни, если честно, меня не сильно радуют, потому что сестра меня будила ими каждый день начиная с 10 класса. — улыбаюсь я. Егор хохотнул над моим рассказом. — Теперь ты что-нибудь о себе. Итак у нас завязывается беседа. Совсем скоро к нам прибегает Талант уже нагулявшийся. Я ему чешу за ушком, уже смотря на него абсолютно другими глазами. Потом мы собираемся домой. По дороге Егор умудряется шутить, не обращая внимания на мои колкости. Дома мы ужинаем бутербродами поскольку другого в холодильнике не находиться. А после расходимся готовиться ко сну. Как только я выхожу из ванной и захожу в спальню, то вижу пустую комнату — предел моих мечтаний. Забираюсь под одеялку, пиная тапок под кровать, и нежусь в постельке на протяжении пяти секунд. Дверь комнаты открывается и входит Егор с Талантом. — Лан, на подоконник, — тут же приказывает он собаке. Я недовольно вздыхаю. Все-таки доверие потерянно, теперь придется воевать с ним. — Ворчливый, — показываю я язык уходящему Криду. Так и пройдет моя ночь в обществе собаки, которая бдительно меня охраняет…