impossible

      Усталый, совершенно вымотанный Юнги садится на подоконник и, прижимаясь спиной к холодной стене, со вздохом откидывает голову назад. Пытаясь взбодриться, он в очередной раз находит утешение в алкоголе, который до жути неприятно горчит во рту. Альфу клонит в сон, и идти куда-либо совершенно не хочется, но разве отзывчивый и классный парень Мин Юнги может отказать лучшему другу. Не может. И это бесит. А ещё больше бесит осознание того, что там обязательно будет Он. Юнги ненавидит, что Паку не дают прохода эти смазливые омеги, желающие поскорее пробраться к нему в койку. Ненавидит его глупую улыбку, ненавидит его голос, ненавидит всего Его. Лишь из уважения к собственному другу Мин все-таки решается поднять свою уставшую тушку с подоконника и едет на квартиру друга, где весь вечер в открытую прожигает взглядом танцующего Чимина.       А что Чимин? А Чимину в кайф, что хен постоянно злится, не сводит с него взгляда. Ему нравится выводить его из себя, страдания Мин Юнги - лучшая еда для его внутренних монстров, безумно жаждущих злобы и ненависти. Хотя, порой, ему самому кажется сумасшедшим эта больная любовь Юнги, ведь против природы не попрешь. Однако Мин, видимо, слишком упертый, вот и пошел против системы, а Чимин слишком колючий и правильный, чтобы понять.       Это ведь неправильно. А что, блять, правильно? Юнги готов орать, что все это полная хуйня и нет никаких запретов, и никто не может запретить ему, ибо он сам выбирает кого любить, и тут уже не важно альфа он, омега или бета.       Тем более все эти размышления, что правильно, а что нет, становятся не так важны, особенно когда вот так. Когда прижатый к холодной шершавой стене, и уже немного пьяный Пак Чимин, с охотой отвечает ему на поцелуй, покусывая губы и пошло причмокивая. Мин целовался так, что у Чимина сносило крышу, ноги подкашивались, а на спине начинали появляться маленькие капли пота. Юнги изучал чужие губы, недоступные раньше, но безумно желанные, так жадно, что не давал возможности вдохнуть ни себе, ни Чимину. Он то едва уловимо касался, то проникал языком внутрь, обводя им ровный ряд зубов. «Это неправильно, надо остановиться» — кричит разум, пытаясь отрезвить Юнги, который, похоже, уже слишком заигрался. «Похуй» — отвечает тело, ведь в штанах уже до невозможности тесно и мокро, а готовый на все Пак Чимин так и просит, чтобы его взяли.       Пак не сразу понял, что оказался уже в горизонтальном положении, на мягкой постели. Чимину бы сейчас вырваться и запротестовать, что так нельзя, и он не омега, черт возьми, и Мин Юнги конченный идиот, но новые ощущения сводят с ума, и он не хочет ничего против, наверное, тоже ненормальный. Перед глазами все плывет, и собственные ощущения обманывают. А Юнги этим только и пользуется, ведь трезвый Чимин и подавно не подпустил бы, а Мин не решился бы подойти, вновь оставляя все на «когда-нибудь потом, только не в этой жизни»       Юнги продолжал вдыхать запах Чимина, дурманящий сознание сильнее, чем любой наркотик. Продолжал изучать прекрасное тело брюнета, забравшись ледяными пальцами под футболку, изучая каждый изгиб. Юнги старался полностью насладиться долгожданным Чимином, пусть и отчетливо понимал, что дело хорошо не кончится. Пак протрезвеет и завтра уже будет не так как обычно, и что скорее всего брюнет возненавидит его. Не заговорит с ним, даже не посмотрит в его сторону. И Юнги от этого становится больно, осознание всего этого душит и неприятно давит на грудь, а чувства связываются в узел, и ему кажется, что стало трудно дышать. Юнги чувствует себя виноватым перед младшим, он слишком нагло ворвался в его личное пространство и не спросил хочет ли этого Пак. Чимин готов зарыдать, но вместо всхлипов и криков из уст вырываются лишь стоны и глухие вздохи.       На утро брюнет просыпается совершенно один, и тело ужасно ломит и ноет. Смятая постель, запах другого альфы напоминает ему о прошедшей ночи, от чего слезы застывают на глазах, а в душе таится обида. Он не может забыть эти приятные ощущения, и ему хочется разобраться в своих чувствах. Но не может. Он не понимает. Чимин, наверное, сейчас должен его презирать и осуждать, но подаренные им ощущения не дают покоя.       Мин же снова убивается в глухом одиночестве, заливая раздирающие его чувства алкоголем. Похоже он перешел все грани дозволенного и причинил огромнейшую боль не только себе, но и любимому человеку. Алкоголь и сигареты уже не спасают, терзающая его боль не утихает, а по стенкам души беспощадно скребет совесть. Чимин наверняка ненавидит и осуждает его, но, к сожалению, время - штука неподвластная, и ничего назад уже вернуть нельзя.       Чимин слишком трусливый, чтобы признаться самому себе, а Юнги слишком слабый, чтобы сделать что-то ради любви, пусть и сумасшедшей, пусть многие и не поймут.       Юнги неправильный, и Чимин, кажется, тоже...