Тринадцать петель

Горящие ярко-зеленым глаза Нуара помутились в предвкушении, и Маринетт, скрывающаяся под алой маской, наложила еще одну петлю своего йо-йо ему на шею. Он запрокинул голову, смотрел на нее снизу вверх; она сидела на краю выступа, свесив ноги вниз, и руки ее даже не дрожали. Вот так, в масках, было легко забыть, что под ней сейчас Адриан Агрест. Верно: какой Адриан? Это был Кот Нуар, тот самый Кот Нуар, который определенно имел не самые обычные наклонности. ЛедиБаг, похоже, тоже, ведь ей в какой-то мере это нравилось. «Я люблю девушек, которые могут взять надо мной верх», – так сказал однажды он. Прошло много времени, прежде чем он сам подошел к Леди и обернул веревку ее бесконечного йо-йо вокруг своей шеи; но, когда это произошло, ЛедиБаг даже не удивилась. Она давно стала замечать в нем что-то такое, и, пусть тогда она не была уверена, что хочет попробовать сделать это именно так, теперь-то ничто не мешало ей признаться самой себе: эй, Маринетт, тебе это по вкусу. Тринадцать петель – ровно тринадцать, как и полагается чертовой дюжине. Ровно тринадцать, как и должно быть для черного кота. Ровно тринадцать, чтобы ЛедиБаг всегда могла все остановить; но зачем Нуару знать, что она готова прекратить его мучения в любой момент?.. Ведь так, когда ЛедиБаг казалась ему абсолютно властной, было намного интереснее. Знали бы парижане, чем занимаются национальные герои помимо спасения Парижа – объявили бы их преступниками-извращенцами. Веревка йо-йо заскользила по коже Кота Нуара, нежадно затягиваясь, и тот поначалу довольно улыбнулся. Но тонкие губы быстро перестали изгибаться столь привлекательно; руки Кота дрогнули, и он вцепился в веревку. Это был просто инстинкт, Леди знала. – Тише, тише, это пройдет, – произнесла она тихо и довольно, вещая так, чтобы Нуар почувствовал: она здесь главная. Ему не освободиться, если она не захочет. Острые когти заскребли по веревке и шее Кота Нуара, он всхрипнул – его ладони замерли, подцепив лишь одну петлю. ЛедиБаг усмехнулась: это никак не поможет, и потом Нуар будет этому весьма и весьма рад. По крайней мере, его тело. Взгляд зеленых глаз поплыл, затуманиваясь, и на губах Нуара вновь появилась улыбка. Не обычная мирная, а ненормальная, немного сумасшедшая – улыбка, которая говорила Леди, что ему очень и очень хорошо. Что он получает удовольствие. По губам его потекла тонкая струйка слюны, быстро достигая подбородка; Нуар всхрипнул еще раз, в самый последний, и его голова дернулась в сторону. Боже, он млел. Он плохо видел; он плохо слышал, но чувствовал тонкие ноги ЛедиБаг, лежащие на его плечах. Они весьма по-собственнически скрестились на его груди, чуть давя и на сердце сквозь ребра; Кот Нуар был не против, он был совсем не против. Ведь он так любил ноги ЛедиБаг. Пределом его мечтаний была лишь одна ночь, когда Леди изящно душила бы его своими ногами, не давая и глоток воздуха сделать; но он прекрасно понимал, что так она станет уязвимее. А если у него начнутся судороги, он сбросит ее – и кому нужно тогда будет то пропавшее удовольствие? В паху Кота Нуара приятно тянуло, и всего за пару мгновений, как он стал пытаться – не собирался, но телу не прикажешь! – захватить ртом хоть немного воздуха, его член крепко встал, болезненно потираясь о спандексовый костюм изнутри. Это тоже было прекрасной частью: немного боли никогда не мешали Коту, а, наоборот, будоражили его сознание. Он двинул бедрами, шире расставляя ноги, и голова его запрокинулась набок. Нуар знал, что глаза его сейчас похожи на изумрудную слюду: столь же зеленую и столь же мутную, но оттого ему и было так прекрасно. Пусть не хватало воздуха, чтобы мыслить связно, чтобы сказать что-то, чтобы кончики пальцев перестало так – щекотно! – покалывать. Все было хорошо, пока у него на шее были тринадцать петель йо-йо ЛедиБаг. Его руки ослабли. – Я же сказала, что желание сопротивляться пройдет, – стал ее голос поучительно-лукавым, и ЛедиБаг улыбнулась краешком губ, прекрасно видя, в каком сейчас состоянии Кот Нуар. Этого она и добивалась – довести его до грани было прекрасным способом испробовать на нем свое умение подчинять, и что ЛедиБаг, что Маринетт это весьма нравилось. Натаниэль однажды сказал: «Ты – девушка сильная, иногда даже слишком». Он ничего не понимал, этот наивный художник, но порою был так проницателен, что Маринетт сама удивлялась. Кот Нуар болезненно ерзнул бедрами по теплому пласту металла, на котором сидел, и, будь у него сейчас силы да воздух в легких, простонал бы от нетерпения. Тринадцать петель затянулись на шее Кота Нуара еще сильнее, и последняя даже выскользнула из-под его пальца, возвращая ЛедиБаг ту самую иллюзию обратного контроля Нуара. Ее это более чем устраивало. Задыхающийся Нуар не был зрелищем красивым, но определенно гладил ее эго, позволяя наслаждаться властью. А сам Нуар в это время чувствовал, как туже веревка скользит по шее, как все крепче костюм, данный Камнем Чудес, охватывает его член, заставляя ворочаться от нетерпения; как в мыслях исчезает все, кроме божественной эйфории, что охватывает все сознание. Перед его глазами взрываются тысячи звезд, а на деле он, с трудом держа рот открытым, высовывает длинный розовый язык и кончает себе в костюм, чувствуя, как вязкая сперма стекает внутри не только по животу, но и на внутреннюю сторону бедер к яйцам. Ему было бы стыдно перед ЛедиБаг, если бы это был их первый раз. В тот же миг подцепила своими тонкими пальцами петли одну за одной, ослабляя их, и Кот Нуар рухнул ей под ноги, лишаясь последней опоры в материальном мире – веревки йо-йо в ее красных руках. ЛедиБаг прижала ладонь к груди, свернув аккуратно йо-йо. Сжала, не особо задумываясь, и ее язык скользнул меж светлых губ. Девушка довольно облизнулась. Это было просто приятно – осознавать, что самый желанный для всех женщин Парижа юноша лежит у твоих ног, хотя ты его даже еще не касалась.