(Психо)логия

      – Артур, нам нужно серьезно поговорить.       – Мор, мало вещей в этом мире способно меня напугать. Но твое начало разговора заставляет мои булочки опасливо напрячься.       Артур улыбнулся, услышав в трубке заливистый смех сестры. То, что ему удалось так легко ее рассмешить, говорило о том, что ничего по-настоящему страшного она ему сообщать не собиралась.       Отсмеявшись, Моргана попыталась вернуть серьезные нотки в голос:       – Если ты так печешься о сохранности своей сахарной попки, то, будь добр, внимательно меня выслушай.       – Я весь внимание, – Пендрагон зажал трубку между ухом и плечом и приложил безграничную изобретательность, запихивая последние вещи в жалобно скрипящий чемодан.       – Я знаю, что ты сегодня заселяешься к нам в общежитие, и хотела бы попросить тебя об одолжении…       Девушка на мгновение замолчала, а Артур улыбнулся, представив, как она закусывает губу и думает, как бы поделикатнее преподнести ему свою просьбу.       – Моргана, не томи.       – Ладно-ладно. Есть один парень…       Артур страдальчески закатил глаза, чуть не уронив соскользнувший телефон.       – Боже мой, Мор, я один-единственный раз по пьяни переспал с парнем, а ты уже раскрасила мой светлый образ всеми оттенками голубого и сватаешь мне очередного кавалера!       – Артур, я никого тебе не сватаю. Дослушай меня, пожалуйста, – в голосе девушки появилась своеобразные интонации, выдающие ее крайнюю взволнованность. – Со мной в группе учится замечательный парень. Очень талантливый, добрый и светлый. И от него как раз съехал сосед…       – Раз он такой милашка, что ж от него сосед сбежал? – Артур тыкнул пальцем в небо, предположив, что сосед именно сбежал, но по затянувшейся паузе понял, что угадал. – Мор, колись, что не так с твоим «талантливым, добрым и светлым»?       Поняв, что тянуть дальше бессмысленно, и прелюдия затянулась, Моргана набрала побольше воздуха в грудь и на одном дыхании выпалила:       – Он немного «того».       – Ну и что здесь особенного? Вы, художники, все немного «того», – Пендрагон вспомнил привычку сестры рисовать обнаженной, но решил, что сейчас лучше тактично об этом промолчать.       Девушка подумала, что отступать поздно, и, решившись, добавила:       – Артур, он какое-то время лежал в психиатрической лечебнице.       От неожиданности парень больно пристегнул себе застежкой чемодана палец и сдавленно прошипел несколько ругательств, прежде чем удостоить сестру ответом:       – Шизик что ли?       – НЕ СМЕЙ его так называть, Артур.       Холодная сталь в голосе Морганы натолкнула Артура на мысль, что он только что ненароком озвучил кличку парня.       А по молчанию на другом конце линии Пендрагон понял, что его сестра обдумывает правильность своего решения обратиться к нему за помощью. И сам этот факт почему–то очень смутил его.       – Мор, прости. Ты же знаешь, что я могу быть той еще задницей.       – Знаю, Артур. Ты бываешь невыносимым тупицей, высокомерным ослом, упертым бараном…       Парень знал, что его недостатки сестра может смаковать часами, поэтому лучше прервать ее, пока еще возможно:       – Я тоже тебя люблю, Мор. И кем бы я ни был, ты всегда можешь на меня положиться.       – Это я тоже знаю, Артур.       Пендрагон тяжко вздохнул, прежде чем окончательно капитулировать перед теплыми любящими нотками в ее голосе.       – Что от меня требуется, Мор?       Девушка на другом конце линии грустно улыбнулась.       – Просто помоги Мерлину Эмрису не сдаться.       ***       – Глядите-ка, к Шизику новый сосед подселяется!       Артур, дотащивший на 5-й этаж 2 огромных чемодана, с удовольствием бы заехал по любопытной конопатой роже, высунувшейся в дверной проем. Но этим он займется чуть позже. Номер этой комнаты он хорошо запомнил.       А пока что надо попасть блядским ключом в блядский замок…       Дверь в комнату 510 никак не хотела открываться, будто намекая на то, что у парня еще есть шанс передумать и не осложнять себе жизнь.       Наконец, замок поддался, и Артур ввалился в помещение.       Встретившее его запахом свежего кофе и яичницы. А еще разбросанными по полу мелками, карандашами, изобилием пятен от красок на ковре и доброй сотней разбросанных по всей комнате рисунков.       Артур хмыкнул и закрыл за собой дверь.       «Не знаю, как псих, но засранец ты редкостный, Мерлин».       Парень присел на корточки, чтобы рассмотреть несколько рисунков, привлекших его внимание, и едва слышно присвистнул.       «Очень талантливый засранец, однако».       Из кухни тем временем донеслись торопливые шаги и приятный голос:       – Извини, я не знал, что ты приезжаешь сегодня, не успел прибраться.       Виновник фантастического беспорядка и творец ароматного завтрака прошлепал в комнату, и Артур поднялся с пола, чтобы поздороваться с ним.       – Привет, я Артур Пендрагон, твой новый сосед.       Не дойдя до него пару шагов, тощий темноволосый паренек как–то странно дернулся и стал как вкопанный.       «О боже. Кажется, началось».       Сделав неутешительный вывод, что Моргана не преувеличивала, Артур без резких движений медленно подошел к своему новому соседу, с ужасом отмечая, как с каждым его шагом растерянность на лице Мерлина сменяется все большим страхом.       Когда между ними оставалось не более полушага, Артур осторожно взял парня за плечи, едва не растерявшись, когда Мерлин мягко осел на пол под его руками.       С огромным трудом Пендрагону удалось разобрать едва слышный шепот, которым сжавшийся в комочек Мерлин, казалось, пытался себя успокоить:       – Я забыл принять таблетки. Я забыл принять таблетки. Я забыл принять таблетки…       ***       После того, как перепуганный до чертиков Артур схватил первую попавшуюся на тумбочке Мерлина баночку с пилюлями и заставил его проглотить сразу 2 штуки, тот сразу же заснул.       И пока Эмрис посапывал на полу, парень несколько раз почти решился собрать вещи и свалить по-тихому, за что потом нещадно себя корил.       «Ненадолго же тебя хватило, Артур».       Усевшись на менее захламленную кровать, которая предположительно предназначалась ему, Пендрагон принялся рассматривать рисунки, чтобы как–то отвлечься.       Судя по всему, Мерлин больше всего любил рисовать людей. С листков бумаги на Артура смотрели вспышки счастливой реальности, запечатленные в чужих улыбках, глазах и движениях.       Парень улыбнулся, оценив изящность рисунка влюбленной пары одними лишь оттенками розового. Приятно удивился, обнаружив чудесный портрет смеющейся Морганы и поднес к самым глазам рисунок рыцаря в доспехах, нарисованных настолько искусно, что они казались объемными.       Поэтому Артур чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда с пола до него донесся тихий, сиплый со сна голос:       – Привет.       Взъерошенный, разморенный Мерлин с улыбкой рассматривал его, лежа на боку, и вертел в пальцах нитку из своего мешковатого серого свитера.       – Привет, – только и смог ответить Артур, опешив от контраста в поведении своего соседа.       Которому, впрочем, в ту же минуту нашлось объяснение. Мерлин ничегошеньки не помнил из произошедшего:       – Я, кажется, заснул на полу и не услышал, как ты вошел. Прости, что здесь такой беспорядок, я не знал, что ты сегодня приезжаешь, – парень сладко потянулся и, усевшись на полу в позе лотоса, протянул Артуру руку в знак приветствия.       Пендрагон, вздрогнув от чувства дежавю, робко пожал узкую ладонь, отмечая, какая она холодная.       – Меня зовут Мерлин, ну а ты…       Артур понимал, что его молчание и явно перешуганный вид могли вызывать у Мерлина какие-то подозрения. Плюс это было просто невежливо. И как бы ему не было страшно, что припадок его соседа может повториться вновь, он все же опасливо, тихо–тихо представился:       – Артур Пендрагон.       Мерлин широко улыбнулся и так же тихо ответил:       – Очень рад знакомству с тобой, Артур.       ***       Ночью, пока Эмрис спал, Артур успел загуглить названия всех его лекарств, в ужасе тихо матерясь себе под нос от обилия химии, которыми его сосед давит симптомы шизофрении.       «Мать твою, кого ж ты во мне увидел при встрече, чудик?»       На мгновение Артур поймал себя на том, как любуется умиротворенным Мерлином, чье тонкое лицо, казалось, едва заметно мерцало, освещенное слабым светом от экрана ноутбука.       Но прикроватные часы, молчаливо напоминающие о том, что спать ему осталось 5 часов, спешно перекрыли кислород начавшим было зарождаться нежным мыслям.       Артур хлопнул крышкой компьютера и поставил себе в качестве мелодии будильника песню Placebo.       Так он точно не забудет, что кое–кому надо напомнить принять таблетки.       ***       Утро, начавшееся с голоса Брайана Молко, не может быть добрым.       А теперь таким было каждое утро Артура Пендрагона, который, пытаясь поскорее отключить будильник, шарил по тумбочке и смахивал как минимум один предмет, лежавший на ней.       – Ме-е-е-ерлин. Витамины. Быстро.       Первый раз его сосед, неуклюжая ранняя пташка, порхающая по их комнате, больше напоминающей масштабное гнездо из рисунков, не понял, что Артур имеет в виду под «витаминами».       Пока Пендрагон не прояснил разок ситуацию, запустив в соседа упаковками таблеток.       – Это ведь витамины, верно?       Сделав акцент на последнем слове, Артур давал понять, что он прекрасно знал о настоящем назначении лекарств. Но несмотря на это он будет относиться к Мерлину, как к нормальному парню, если тот примет правила игры и будет, насколько это возможно, стараться вести себя адекватно. И начать стоило с того, что адекватные здоровые люди не глотают по утрам три вида лекарств от шизофрении.       Мерлин, смотрящий на пойманную баночку так, будто видел ее в первый раз, по достоинству оценил грубоватую деликатность своего соседа. Принимая правила игры, он странно улыбнулся и ответил:       – В каком–то смысле. Скажем так, это мне полезно.       – Тогда не забывай их принимать.       Так и началась увлекательная игра с названием, которое могло бы стать хитом какой-нибудь поп-панк группы: «Я Не Замечаю, Что Ты Сумасшедший/ Я Не Псих, Хотя Временами Так Может Казаться».       ***       Поскольку Артур перешел в Камелотский университет на факультет журналистики, а Мерлин обучался на художника-графика, то их соседи единогласно окрестили их комнату «Царством Бумагомарателей».       Пендрагона название вполне устроило, так что скоро, помимо скучных цифр 510, на двери красовалась соответствующая табличка с остроумной надписью, к которой вскоре присоединилось изображение белокаменного замка.       Как-то раз, возвращаясь в свое «Царство» после пар, Артур чуть было не убился об порожек, когда его взору открылась потрясающая «картина»:       Его сестра, полностью обнаженная, возлежала на его кровати в весьма откровенной позе, а Мерлин, примостившись рядом, деловито чиркал карандашом в блокноте, практически не отрывая взгляда от натурщицы.       – Святые угодники, вы что здесь устроили?!       Разъяренный ураган «Артур Пендрагон» спешно закидывал сестру одеждой, стремясь прикрыть ее наготу.       – Мор, я знал, что ты любишь рисовать голой, но припереться позировать, да еще и сюда?!       Мерлин, казалось, только сейчас заметил присутствие Артура, но ничуть не смутился. Лишь как ни в чем не бывало улыбнулся, несколькими движениями вернув Моргане костюм Евы.       – Мерлин, тебе не стыдно?! Это же моя сестра, черт тебя дери!       Пендрагон уже собирался выхватить карандаш из тонких пальцев, но Мерлин смотрел на него настолько спокойно и умиротворенно, что Артур почувствовал: единственным неадекватным в комнате является он сам.       – Прости, я не знал, что Моргана твоя сестра. Но, как бы ни было, это не отменяет факта того, что я почту за честь запечатлеть ее.       – Мерлин, да на что здесь смотреть?!       Эмрис улыбнулся, прикусив кончик карандаша, и поманил Артура к себе.       – Подойди сюда, смелее. Я покажу.       Моргана с улыбкой наблюдала за тем, как Артур, демонстративно отворачиваясь от нее, уставился на рисунок Мерлина.       Это было странно.       Безусловно, Эмрис нарисовал именно его сестру. Но… На рисунке определенно было что-то еще. Неуловимое, ускользающее. Магическое. Глаза девушки под разными углами освещения меняли свое выражение, а улыбка с некоторых ракурсов превращалась в ухмылку.       Опускаться взглядом ниже по рисунку Артуру было стыдно. Было что-то запретное и порочное в том, чтобы признавать соблазнительным тело родной сестры.       Вся ее фигура излучала молодую свежесть и царственную силу. Округлая грудь с затвердевшими сосками, плавный изгиб гибкой талии, женственная линия округлого живота и пышные бедра… Ее кожа, казалось, была атласной. И только атлас и должен был ее облекать. Жемчужный, изумрудный, сапфировый и кроваво-красный…       – Господи, Мерлин… – Артур потер глаза, стараясь прогнать тень странного видения, но образ собственной сестры в королевском облачении уже поселился в труднодоступном уголке памяти, чтобы вспыхивать перед глазами в самый неподходящий момент.       – Ну, до Господа я пока не дотягиваю, но…– парень слегка покраснел и принялся деловито наносить завершающие штрихи на и без того совершенный портрет.       А Моргана обреченно вздохнула, понимая, что не сможет дотянуться до телефона, чтобы сфотографировать пришибленное лицо брата, рассматривающего рисунок в таком недоумении, будто на нем изображен инопланетянин.       – Артур, я слышу, как натужно скрипит единственная извилина в твоем мозгу. Не доламывай ее, а просто прими тот факт, что Мерлин видит и чувствует этот мир немного иначе. Верно, Мерлин?       Эмрис, задумчиво обсасывающий кончик карандаша, кивнул, хотя явно прослушал утверждение Морганы, как обычно витая в облаках.       – И все же, Мерлин, кем ты ее видишь?       Артур все не мог оторвать глаз от рисунка. Ему хотелось убедиться, что странные образы и ассоциации в его голове – результат работы художника, мастерски воплотившего свой замысел. А не тень чужого безумия, закравшаяся в его глаза.       Мерлин наклонил голову, всматриваясь в девушку так, что она впервые ощутила себя голой, невольно вздрогнув от легкого холодка, пробежавшего по обнаженной спине.       Слова, которые должны были бы звучать обвинительным приговором, были произнесены настолько будничным тоном, будто Мерлин говорил о самой очевидной вещи на свете.       – Ты ведьма, Моргана.       Девушка облегченно рассмеялась, откинувшись на гору небольших подушек, и в притворном недовольстве воскликнула:       – Возьми свои слова обратно, иначе я превращу тебя в лягушку!       Мерлин, смеясь, спрятался за широкую спину Артура и уже оттуда добавил:       – Хорошо-хорошо, ты еще и принцесса!       Артур, с серьезным видом переводящий взгляд то на Моргану, то на ее портрет, отметил:       – Первый вариант был куда более правдивым.       В качестве весомого аргумента против Моргана незамедлительно предоставила подушку, метко брошенную в нахальную физиономию брата.       – Мерлин, скажи, что этот придурок – вылитый королевский шут!       Эмрис, смеясь, ответил:       – Мор, ты лучше меня знаешь, что Артур – та еще царственная задница. Так что он не иначе как принц или король.       – За оскорбление особы королевских кровей тебе полагается царственный подзатыльник, – Артур попытался ухватить Мерлина, но тот выскользнул у него из-под рук, улепетывая в другой конец комнаты и громко смеясь.       Оценив готовый портрет, Моргана стала одеваться, попутно сделав попытку отвлечь брата от охоты за соседом по комнате:       – А кто же Мерлин в нашем Царстве Бумагомарателей, а Артур? Может быть, придворный маг? Он как никто умеет колдовать, пусть и использует вместо волшебной палочки простой карандаш.       Мерлин поскользнулся на одном из многочисленных рисунков и растянулся на полу, вызвав приступ смеха у Артура.       – Мор, да какой из него маг, ну? Таким неуклюжим может быть только самый худший слуга на свете!       Артур хотел было поднять и хорошенько защекотать Мерлина, но тот как–то странно обмяк в его руках и почему-то даже не думал сопротивляться.       Мгновенно почувствовав неладное, Артур обхватил лицо Мерлина руками, стараясь поймать его взгляд.       Обезумевший взгляд остекленевших глаз, мечущихся от него к Моргане.       В испуге, девушка подбежала к другу, но стало только хуже. Мерлин дрожащими руками пытался закрыться от нее и Артура, закрыв глаза, из которых градом хлынули слезы.       – Я так виноват… Я так виноват перед вами. Ваша смерть на моей совести… Да-да, только на моей совести… – Мерлин сжался в комок, пряча лицо в ладонях и захлебываясь в нарастающих рыданиях. Его голос становился все тише, пока не перешел в сиплый шепот:       – Поэтому я вижу вас. Вы ненастоящие, вы ненастоящие, вы ненастоящие, вы ненастоящие, вы ненастоящие…       В этот момент Артуру хотелось выть от бессилия. Он понимал, что никакими ласковыми утешительными словами не сможет достучаться до своего друга, спрятавшегося за железобетонной стеной из душевной боли и безумия.       Единственное, что могло проникнуть сквозь эту стену – химическая кислота таблеток. Поэтому парень жестами указал перепуганной до полусмерти сестре на облатку с нужным лекарством.       Вдвоем им насилу удалось впихнуть таблетку в упирающегося, горько плачущего Мерлина, не видящего и не слышащего ничего вокруг себя.       ***       Безвольный, застывший в тяжелом искусственном сне, Мерлин напоминал Артуру обесточенный механизм. Казалось, только что он смеялся, творил бумажно-карандашные чудеса… А уже через мгновение свет в его глазах погас, поглощенный безумием.       Надломленный голос Морганы, которая ласково поглаживала волосы спящего Мерлина, прорвал паутину напряженной тишины, царившей в комнате:        – Как думаешь, что именно могло послужить причиной приступа?       Артур бессильно скомкал в руках покрывало, закрыв глаза. Сил смотреть на такого Мерлина у него больше не осталось.       – Если бы я только знал, Мор.       «Если бы я только знал, смогу ли я хоть чем-то ему помочь или делаю все только хуже».       Артур не стремился искать виноватых, а стремился решить уравнение с множеством переменных.       А Моргана, отойдя от первого шока, начала корить себя за свой длинный язык, лишний раз напомнивший Мерлину о том, что он «видит мир иначе».       Пока ее причитания не разбудили Мерлина и не переросли в истерику (вторую за день он бы просто не выдержал), Артур проводил сестру до ее комнаты, уверив, что они оба больше не допустят подобных промахов. По обоюдному согласию было решено больше не рисковать и не спрашивать Мерлина о том, каким он видит кого-либо или что-либо. А также не упоминать больше в его присутствии о романтических средневековых глупостях.       ***       Вернувшись в комнату, Артур порылся в вещах и извлек с самого дна чемодана подарок Морганы на свой день рождения.       Новехонький пухлый блокнот в обложке насыщенного синего цвета удобно лег в ладонь, и Артур со щемящим чувством раскрыл его на первой странице. Он берег его для первого в своей жизни журналистского расследования и меньше всего на свете ожидал, что оно будет именно таким.       Мельком скользнув взглядом по растрепанной темноволосой макушке, видневшейся из-под одеяла на соседней кровати, Артур покрепче сжал ручку и вывел своим причудливым витиеватым почерком вопрос, который с недавних пор волновал его больше всего:       «Что сводит с ума Мерлина Эмриса?»       ***       Проснувшись под привычный раздражающий звук гитары, Артур успел отключить будильник еще до того, как вступил гнусавый голос Молко, чему был несказанно рад.       – Ме-е-е-рлин, витамины! Быстро!       Поскольку ответила ему лишь тишина, Артур мгновенно вспомнил о вчерашнем инциденте и как ужаленный подскочил с кровати.       С удивлением обнаружив у себя на голове потешную бумажную корону, а на столе – записку с самым ужасным почерком, который он когда-либо видел:       Ваше Высочество Величество!       Смею предположить, что вчера я доставил Вам и Вашей сестре некоторое беспокойство, поскольку полдня каким-то волшебным образом стерлись из моей памяти. Нижайше прошу меня простить за причиненные мной неудобства и принять скромный дар, который дожидается Вас в трапезной (надеюсь, он еще не совсем остыл).       Искренне Ваш,       Мерлин       P.S. Я не забыл принять витамины.       Артур хмыкнул, вложив листочек в свой блокнот, и прошлепал на кухню, то и дело отдирая от босых пяток новые незаконченные наброски Мерлина, раскиданные по полу. Очевидно, проснулся он довольно давно и решил не попадаться под руку Артуру, не зная наверняка, как сосед отреагирует на вчерашнее происшествие.       На кухне Артур жадно накинулся на слегка подгоревший, но от этого не менее вкусный «дар» Мерлина – оладьи с клубничным джемом.       Пока желудок довольно и сыто урчал каждый раз, как Артур подносил ко рту вилку, его обладатель успевал одной рукой быстро строчить в блокноте свои соображения о случившемся:       По оставленной записке можно предположить, что последнее, что помнит Мерлин из событий вчерашнего дня – то, как он окрестил меня особой царских кровей. В записке он не называет себя ни «придворным магом», ни «покорным слугой». Следовательно, действие таблеток стирает из памяти примерно 5 минут до начала приступа, события которых, по-видимому, и являются непосредственной его причиной. Данный вывод подтверждается эпизодом с нашим «знакомством» несколько дней назад.       Гипотеза 1: Мерлин неадекватно реагирует на упоминание о себе в качестве мага и/или слуги.       Гипотеза 2: Существуют косвенные признаки приближающегося приступа. Возможно, набор специфических поведенческих реакций, связанных с определенными внешними раздражителями, провоцирующими расстройство психики.       Позавтракав, Артур вымыл за собой посуду, наскоро оделся и, покидав вещи в рюкзак, побежал на пары.       ***       – Мерлин, я вернулся и даже не собираюсь тебя убивать за трусость, – Пендрагон громко хлопнул дверью, зашвыривая рюкзак на кровать.       Игры играми, но Артуру необходимо было продемонстрировать Мерлину, что его позитивное отношение к нему не изменилось, хотя он и столкнулся с самым худшим проявлением его расстройства.       Во всяком случае, он надеялся, что именно это было самым худшим проявлением.       А то, что Мерлин сейчас сидит за столом и даже не реагирует на его появление – это сущая мелочь.       Артур решил посмотреть на то, чем же так увлечен его комнатный безумец, и, тихо подойдя к нему, заглянул через плечо.       Мерлин, так и не обратив внимание на появление Артура, самозабвенно рисовал дракона. На листе бумаги красовался огромный сказочный ящер, прикованный толстой цепью в пещере. Пронизывающем взглядом янтарных глаз он смотрел в нижний левый угол рисунка, где виднелась крохотная человеческая фигурка.       Вот только дракон обдавал незваного гостя не пламенем, а странным витиеватым дымом…       Который, стоило присмотреться, оказался множеством хитросплетений одного-единственного слова.       ЛОЖЬ       Артур лихорадочно соображал, как бы поскорее отвлечь друга. Что-то подсказывало ему, что это не просто метафорический рисунок, а очередное проявлении болезни.       Позже в его блокноте появится запись:       «Гипотеза 3: Навязчивые идеи Мерлина связаны со средневековыми легендами (см. Гипотеза 1)»       А пока что Артур не придумал ничего лучше, чем просто грубовато потрепать Мерлина по макушке, делая вид, что только что вошел.       – Ме-е-ерлин, хватит рисовать. Пошли пройдемся, проведешь мне экскурсию по студгородку, а то я сегодня так и не нашел ни одного нормального кафе.       Паренек вздрогнул от неожиданности, выйдя наконец из транса, но улыбнулся Артуру, в притворном недовольстве смахивая его лапу со своих волос.       – Его Королевское Величество изволит отведать трюфелей али икры на территории университета?       – Отведаю твой тощий зад, если сейчас же не оторвешь его от стула, – прокричал Артур из кухни, собираясь заварить себе чай на прогулку.       Неудивительно, что он не заметил, как нежно порозовели кончики ушей Мерлина.       ***       Сытые, до отвала наевшиеся мороженого Мерлин и Артур потешно застряли в дверном проеме, попытавшись ввалиться в комнату одновременно.       – Мерлин, если мы и дальше будем так объедаться, то скоро точно не сможем попасть домой, – натужно пропыхтел Артур, пропихнув смеющегося соседа внутрь и заваливаясь сам.       – Говори за себя, обжора. Ночью под тобой кровать скрипит так жалостливо, будто вот-вот сломается!       – А твои локаторы, я гляжу, сепарировались и живут отдельной жизнью, пока ты спишь и храпишь так, что я диву даюсь: как такое тощее хлипкое тело может издавать такие громкие звуки?       Мерлин успел отвесить Артуру достаточно звонкую оплеуху, прежде чем был уложен на лопатки и накрыт одеялом с головой.       – Все, Мерлин, спокойной ночи, – Пендрагон крепко держал возмущено брыкающегося Мерлина под одеялом, с улыбкой вспоминая их прогулку.       Спустя пару часов уже ставших привычными тычков и перепалок, шуток и разговоров, подготовки к практическим занятиям левой ногой и вечернего душа, Артур, дождавшись, пока Мерлин заснет, наконец-то сел за свой блокнот.       Определенно, Мерлин – самый странный человек, которого я когда-либо встречал. Нет, не так. Скорее сам Мерлин и есть одна большая странность, состоящая из сплошных противоречий.       То он ведет себя, как тихий мечтательный шизик аутист, живущий в собственном волшебном мире и проецирующий его красоту на бумагу большую часть свободного времени, то он ведет себя настолько смело и нахально, что хочется в него запустить чем-нибудь увесистым, чтобы он хоть на секунду заткнулся.       И я даже не знаю, каким он мне нравится больше.       Артур перечеркнул последнюю фразу раз десять, так что след от ручки слегка проступил на другой странице.       «Твою ж мать, Артур. Это НЕ дневник, чтобы ты сливал сюда свои абсурдные романтические сопли в тон обложки этого блокнота».       Сосредоточившись и отогнав ненужные мысли, парень продолжил:       У Мерлина наблюдается ряд мелких компульсий в виде странных «ритуалов» (см. Гипотеза 2), от которых я попытаюсь его отучить:       – Полирование и натачивание кухонных ножей. Первый раз я заметил его за этим занятием сегодня вечером и чуть не вывихнул ему руку, думая, что этот придурок режет себя на досуге. К счастью, это всего лишь мелкий заеб, который он, по его словам, повторяет трижды в неделю. Зачем? Не знает и он сам. Но так ему спокойней.       – Сортировка лекарств и пополнение аптечки. Мерлин маниакально следит за тем, чтоб каждый пластырь лежал на своем месте, но при этом чудовищный бардак в комнате его абсолютно не беспокоит. Также все таблетки, гранулы, лечебные леденцы, порошки и прочую медицинскую дрянь он пересыпает в стеклянные пузырьки и время от времени перекладывает и пересчитывает их содержимое. Никаких химических лекарств (кроме «витаминов») не признает, закупается в эко-аптеке на другом конце города. За этим ритуалом пока замечен не был, но продемонстрировал аптечку и с гордостью рассказал, как часто он это делает: дважды в неделю.       – Раскладывание МОИХ вещей. Со дня приезда в моем шкафу поддерживался какой-то абсолютно неестественный порядок. Все футболки, свитера, джинсы и прочая одежда (вплоть до белья, вот же мелкий фетишист!) всегда были аккуратно сложены. И если поначалу я не обращал на это внимание, списывая на собственную аккуратность, то после того, как Мерлин как ни в чем не бывало сообщил мне, где лежит моя любимая черная рубашка, которую я не мог найти перед нашей прогулкой, все резко стало на свои места. Но самое комичное то, что при такой «похвальной» аккуратности, Мерлин ничего не бросал в грязное и не относил в стирку! Так что несвежие рубашки, испачканные футболки и благоухающие, как вестники апокалипсиса, носки лежали рядом с чистыми вещами, заванивая весь шкаф. На логичный (хоть и немного грубо заданный) вопрос: «Когда ты успеваешь заниматься этой фигней, а главное ЗАЧЕМ?!» Мерлин соблаговолил ответить лишь частично. Сознался, что «убирает срач за неблагодарной королевской задницей каждый раз, когда остается один в комнате».       В дополнении к этим бредовым ритуалам есть как минимум дюжина странностей. Укажу лишь некоторые из них.       – Страсть к шарфам, платкам и свитерам с горловиной. Не представляю, что он будет делать летом. Но пока что складывается впечатление, что он скрывает этими вещами как минимум огромный шрам или родимое пятно. Он даже спит в этих проклятых платках!       – Ненависть к драконам. Как оказалось, Мерлин очень часто рисует именно их, но каждый раз его рисунки либо полны какой-то непонятной горечи и отчаяния (как я видел сегодня), либо он их просто уничтожает: рвет на мелкие кусочки (ими усеян весь пол) или сжигает в раковине, заванивая гарью всю комнату (за что получил подзатыльник сегодня вечером).       – Помощь в одевании. В глазах Мерлина появляется какой-то неестественный блеск, стоит мне начать одеваться. Я вижу, каких усилий ему стоит усидеть на месте и не пытаться оправить на мне одежду, а лишь позволять себе несколько язвительных комментариев вроде того, что я «косорук, надевший футболку задом наперед» и т.д. Возникает ощущение того, что он с огромным удовольствием одевал бы меня сам, будь у него такая возможность.       «Может быть, не только бы одевал, но и раздевал…»       Мимолетная мысль мгновенно породила в мозгу целый ряд непонятно откуда взявшихся возбуждающе-запретных образов.       Мерлина, который помогает ему стянуть футболку и слегка проводит руками по его бокам… Разминает его плечи, плавно ласкает мышцы… Опускается на колени, чтобы снять с него пояс и брюки…       Мерлина, который на секунду замирает и инстинктивно облизывает губы, прежде чем накрывает рукой пах Артура, нащупывая молнию…       В бессильной злости на самого себя и свое разыгравшееся воображение в частности Артур сжал кулаки до побеления костяшек.       «Вот же блядство».       Плотно зажмурившись, он начал вспоминать самые гадкие и асексуальные вещи, которые он только видел в жизни.       Потому что перспектива разбудить Мерлина подозрительно быстрым поскрипыванием коварной кровати, и без того чутко реагирующей на каждое его движение, отнюдь не прельщала.       ***       Около 2-х часов ночи Артур пожалел, что выпил перед сном две чашки чая, и нехотя встал с кровати. Тапки в темноте ему обнаружить не удалось, так что холодный кафель в ванной комнате немилосердно холодил стопы, от чего парень нетерпеливо переминался с пятки на пятку.       Артур ненавидел справлять нужду поздно ночью, поскольку ему казалось, что шум от столь естественного, но в то же время немного неловкого процесса в тишине спящей общаги слышится на весь этаж.       Слив за собой, парень вновь поморщился от оглушающего звука и уже собрался поскорее нырнуть назад в постель, как почувствовал на себе чужой взгляд.       Свет из ванной прекрасно освещал неспящего, укутавшегося по самый нос в одеяло Эмриса, который не отрываясь наблюдал за ним.       «Потрясающе. Если не этаж перебудил, так соседу внеурочное пробуждение обеспечил».       Артур неловко улыбнулся и быстро выключил за собой свет, чтобы тот не бил в глаза Мерлину.       – Прости, что разбудил тебя.       – Все в порядке. Я давно не сплю, – пробубнил в темноту Мерлин и замер, мгновенно поняв, что сморозил что-то лишнее.       Его опасения подтвердились плохо скрываемым беспокойством в голосе Артура:       – Мерлин, если есть что-то, что тебя беспокоит, я всегда готов тебя выслушать.       Для Артура повисшая пауза продлилась целую вечность. Парень почти физически чувствовал, как Мерлин сомневается. Ничего не стоило представить, как он хмурится и поджимает губы, а затем нервно покусывает их, так что к утру на них будут свежие кровоточащие трещины.       Наконец-то тихий голос с соседней кровати подтвердил поражение Мерлина в борьбе с самим собой.       – Ты действительно хочешь это ус…       – Да.       Артур прикусил язык и дал себе мысленную затрещину.       «Придурок, не спугни его, ты уже сейчас не даешь ему договорить!»       Совсем рядом в темноте послышался тихий вздох, за которым последовало робкое:       – Знаешь, такие моменты для меня – самые худшие… Днем мне почти всегда удается не вспоминать, что я…– Мерлин судорожно сглотнул, –…что со мной что-то не так. Или же я, как правило, забываю о проявлениях своего неадекватного поведения благодаря лекарствам. Но сейчас…       Мерлин замолчал, стараясь подобрать правильные слова. А когда продолжил, у Артура все сжалось в груди от того тихого отчаяния, которое послышалось в голосе друга:       – Сейчас я как никогда понимаю, что мне не помогут никакие таблетки. Я осознаю, что то, что я слышу по ночам – всего лишь галлюцинация, плод моего больного воображения… Но менее реальным оно от этого не становится.       Молчание Артура показалось Мерлину осуждающим, и он затараторил, словно оправдываясь:       – Ты только не думай, пожалуйста, не думай, что я не стараюсь! Я стараюсь, изо всех сил стараюсь слышать по ночам только тишину! Я больше всего на свете мечтаю слышать лишь тишину!.. Но, как бы я ни старался, я все равно слышу его. Он просто зовет меня по имени своим хриплым, древним, как само мироздание, голосом. И в нем слышится столько разочарования во мне…Столько осуждения за то, что я сдался, сломался, запутался…       – …За то, что потерял надежду и отказался от смысла жизни для того, чтобы просто существовать, – закончил Мерлин едва слышным шепотом.       Артур, ловивший каждое его слово, тихо спросил:       – В чем же смысл жизни для тебя, Мерлин?       Парень ответил, даже не задумываясь.       – Ждать.       Почувствовав легкое замешательство Артура, он пояснил:       – Ждать возвращения того, кто очень давно меня покинул.       В образовавшейся тишине Артур лихорадочно старался как можно скорее подобрать нужные слова, способные передать хоть сотую долю того, насколько ему не все равно, насколько ему ценно и важно, что Мерлин ему открылся. Утешить, поддержать, помочь бороться дальше…       Но в голове была лишь сухая каша из психологических аргументов о том, что друг страдает от необъятного чувства вины, деструктивного голоса совести, испепеляющего его душу настолько, что Мерлин в своем подсознании придал ему образ говорящего дракона.       Поэтому слова, сами собой слетевшие в итоге с его языка, стали для Артура полной неожиданностью:       – Вряд ли тот человек, которого ты так ждешь, хотел бы, чтобы ты всю свою жизнь посвятил ожиданию его возвращения. Но я уверен наверняка, что он хотел бы увидеть тебя счастливым, когда вернется. Увидеть, что ты дождался его, но не позволил жизни пройти мимо.       «Не позволил себе сойти с ума ради веры в него».       Позже Артур будет в замешательстве раздумывать над тем, какой черт дернул его за язык и вложил в уста столько нахальства, чтобы говорить за самого дорогого на свете человека для Мерлина. Говорить от имени тени, призрака, подсознательного образа, которого, скорее всего, нет и не было в реальной жизни!       Но сейчас значение имело лишь то, что Мерлин, услышав его слова, сдавленно ахнул и прошептал едва слышное:       – Ты даже не представляешь, насколько ты прав.       Окрыленный первым успехом, Артур повернулся на бок, стараясь разглядеть на соседней кровати Мерлина, который, казалось, как назло забился в самый темный угол комнаты.       – Я верю, что ты не можешь его не слышать. Но я также знаю то, что, если я буду говорить вместе с ним, то слушать ты сможешь только одного из нас. Поэтому я предлагаю тебе сосредоточиться на том, что буду рассказывать тебе я. Обещаю, мои истории будут куда интереснее, чем его заунывное повторение твоего имени.       С кровати напротив послышался робкий ободряющий смешок, и Артур набрался наглости и смелости сделать то, о чем мечтал с начала их разговора.       Преодолев полтора метра, разделявшие его с Мерлином, он забрался к нему на кровать и нырнул под одеяло, устраиваясь поудобнее на боку.       Артур запоздало понял, что разрешения надо было спрашивать до того, как он это сделал, а не после, но все же спросил:       – Ты не против? Я просто хотел бы хоть немного тебя видеть, когда буду рассказывать всякие глупости.       С такого близкого расстояния лицо Мерлина наконец-то стало заметно в темноте, так что Артур мог увидеть, как тот улыбнулся.       К счастью Эмриса, заботливая тьма скрыла от глаз его соседа румянец, проступивший на щеках, когда парень почувствовал совсем рядом со своими губами чужое дыхание.       – Конечно, потом я пожалею о том, что рассказал тебе об этом… – пробормотал Артур, стараясь примоститься на самый краешек кровати, оставив больше свободного места Мерлину.       – В общем, случилось это полгода назад…       Артур рассказывал историю до тех пор, пока не почувствовал рядом с собой умиротворенное посапывание.       Перед тем, как перебраться к себе на кровать, он не удержался и невесомо поцеловал Мерлина в висок.       А прежде чем заснуть самому, тихо прошептал:       – Спи спокойно, Мерлин.       ***       На следующее утро недостаток сна из-за ночных задушевных бесед дал о себе знать, так что на первой паре, когда лектор отворачивался к доске, Артур зевал так, что одногруппники только диву давались, как он челюсть себе не сворачивает.       Несмотря на недосып, парню удавалось даже имитировать заинтересованность предметом, хотя по факту он благополучно пропускал мимо ушей все, что говорил преподаватель.       Гвейн, сидевший за соседней партой, недовольно шипел, закончив марать очередную страницу своим корявым почерком.       – Пендрагон, в следующий раз конспектировать эту муть будешь ты.       Артур благодарно улыбнулся другу, согласившемуся ради него на денек расстаться с ролью ленивого лоботряса.       Окончательно абстрагировавшись от гнусавого голоса мистера Джеффри, он внимательно перечитал свои полуночные заметки и пришел к единственному напрашивавшемуся выводу:       Характер некоторых компульсий Мерлина косвенно напоминает поведение слуги. Если вдуматься, то полировка ножей вполне могла бы сойти за полировку оружия или даже доспехов. Добавим к этому явное желание помогать мне одеваться, частые завтраки в постель и маниакальную скрупулезность в раскладывании моих вещей.       «А факт того, что Мерлин благополучно совал в шкаф и грязные вещи тоже, говорит лишь о том, что слуга из него не самый расторопный», – с улыбкой подумал Артур, вспоминая благоухание, доносившееся с некоторых полок.       Пока остается под вопросом, чувствует ли Мерлин необходимость прислуживать лично мне, либо любому, кто бы не подселился к нему в комнату.       На основании предыдущих подтвердившихся гипотез, поведения во время приступа и информации о характере некоторых галлюцинаций можно предположить следующее:       Гипотеза 4: Мерлин чувствует себя слугой, потерявшим своего господина в далеком средневековье, и мучается чувством вины за его гибель.       Возможные действия с моей стороны: отучить Мерлина от компульсивных проявлений своих бредовых «обязанностей».       Звонок, оповестивший о конце страданий не выспавшихся студентов, показался Артуру самым желанным звуком на свете.       Ему необходимо было пережить еще 3 пары, так что сейчас первоочередной задачей стал поиск автомата с кофе и его оккупация до конца перемены.       ***       – Мерлин, судя по всему, тебе слишком мало задают, раз у тебя есть время на страдание подобной херней.       Артур скептическим взглядом оценил возвышающуюся на кровати соседа гору собственных рубашек и футболок, разложенных по цветам.       Мерлин, впервые застигнутый на горячем, вспыхнул как маков цвет, лихорадочно заталкивая плоды своих трудов в шкаф Артура.       – Ты сегодня вернулся раньше обычного, – только и смог пробурчать он, старательно избегая встречаться взглядом с Артуром.       Пендрагон, в свою очередь, меланхолично прошествовал к шкафу Мерлина и как ни в чем не бывало распахнул дверцы.        Эмрис, не ожидавший ничего подобного, аж подпрыгнул.       – Ты что творишь?!       Артур поджал губы, стремясь удержать рвущуюся наружу улыбку и сохранить как можно более индифферентный вид.       – Собираюсь прибраться у тебя в шкафу.       – Это еще зачем?!       Смотреть на возмущенного и негодующего Мерлина и оставаться внешне спокойным было практически непосильной задачей, но Артур изо всех сил держался.       – Ну, ты же в моих вещах регулярно копошишься. Почему бы и мне не навести у тебя на полках порядок?       Артур искренне наслаждался, глядя, как глаза Мерлина увеличиваются до размера небольших блюдец, а губы в растерянности то размыкаются, то смыкаются, силясь найти хоть один логичный аргумент против. Вот он, долгожданный триумф.       Сдавшись, Мерлин плюхнулся к себе на кровать и принялся читать учебник, изредка бросая на Артура, увлеченно шуршащего его одеждой, косые взгляды.       Вещей у Эмриса было раза в два меньше, чем у его соседа, так что процесс наведения порядка не занял много времени. Через четверть часа Артур, трогательно разгладив последний свитерок, с наслаждением окинул плоды своих усилий.       – Ну вот, Мерлин, отныне у нас всегда все будет по-честному.       По недовольному бурчанию с соседней кровати было понятно, что Мерлина отнюдь не радует то, что один из его любимых ритуалов только что потерял всяческий смысл.       ***       До самого вечера Мерлин сидел тише воды ниже травы, ничем не выдавая своего присутствия в комнате, так что спустя несколько часов Артур, увлекшись написанием эссе на семинар, потерял бдительность и перестал обращать внимание на то, чем занят его комнатный псих.       Поэтому около семи вечера Эмрису удалось незамеченным просочиться на кухню и даже открыть ящичек, приготовившись предаться другой своей маленькой бессмысленной радости – полировке и натачиванию ножей.       Но стоило ему только взять режущий предмет в руку, как чужая сильная ладонь крепко обхватила его запястье, разворачивая его таким образом, чтобы лезвие ножа оказалось прямо напротив их лиц.       – Что ты видишь, Мерлин? – теплое дыхание коснулось незащищенного платком участка шеи, посылая табун мурашек по всему телу.       – Нож.       – А еще?       – Наши размытые отражения.       Настойчивый бархатный голос все также ласкал ушную раковину, почти касаясь ее губами.       – Мерлин, как по-твоему, нож сильно похож на зеркало?       – Нет…       – Ты думаешь, что, протерев его еще тщательнее, ты превратишь его в зеркало?       Эмрис мучительно краснел, чувствуя себя загнанным в угол. Пойманным во всей полноте своей очевидной алогичной придури.       – Нет.       – Тогда стоит смириться, что наши размытые физиономии являются максимумом отражательных возможностей его поверхности.       Мерлин робко кивнул, признавая чужую правоту. А Пендрагон, удовлетворенно хмыкнув, отпустил тощее запястье.       Но, к удивлению Артура, Мерлин не собирался сдаваться так быстро. Как ни в чем не бывало повернувшись к соседу спиной, он достал маленькое точило.       Затылком почувствовав острый, как объект его «ритуала», взгляд, Мерлин пробормотал:       – Ну, хотя бы наточить их точно лишним не будет.       Артур достал из ящичка нож и внимательно рассмотрел его на свету.       – Ты считаешь, что они недостаточно хорошо режут?       – Да.       Мерлин чувствовал подвох в вопросе, но делом принципа было хотя бы попытаться отстоять свою правоту.       – Тогда я позволю себе провести небольшую демонстрацию.       Эмрис был уверен, что Артур собирается достать из холодильника сыр или еще что-нибудь, так что даже не стал оборачиваться.       Пока сзади не раздались слова, от которых у него упало сердце.       – Как считаешь, когда нож входит в плоть, так же легко, как в масло, он достаточно заточен?       Мерлин, не поверив своим ушам, обернулся.        И с ужасом убедился, что Артур оценивающе рассматривал глубокий порез на ладони, кровь из которого медленно капала на пол.       – Ах ты больной сукин сын…       Точило и ножик полетели в раковину, а в следующее мгновение Мерлин уже лихорадочно рылся в содержимом своей драгоценной аптечки, чуть ли не швыряя на пол так не кстати попадавшиеся под руку пузырьки с гомеопатией, настойками, витаминами и прочей эко–медицинской чушью, которую он так любовно собирал.       Обнаружив, наконец, перекись водорода и бинты, он фурией налетел на не ожидавшего такой бурной реакции Артура.       Вылив чуть ли не все содержимое бутылочки на порез, Мерлин туго перемотал рану, не обращая внимания на болезненные ойканья и шипение соседа-членовредителя.       К еще большему шоку Артура, Эмрис молча сгреб все «целебно-натуральное» содержимое аптечки, которое он так любил бережно сортировать и коллекционировать, в мусорный мешок и выкинул в окно.       – Это чтоб ты, мудак, не додумался доказывать мне бесполезность моих лекарств, осушив все пузырьки разом.       Пендрагон ошалело хлопал глазами и безрезультатно пытался вернуть себе дар речи, а Мерлин подошел к нему вплотную и до боли, до побеления костяшек на собственной руке, сжав здоровую ладонь Артура, прошептал, глядя ему прямо в глаза:       – Я клянусь, если ты еще хоть раз причинишь себе вред, я зарежу тебя сам.       ***       Никогда еще время до сна не тянулось так мучительно долго, так вязко и липко цепляясь за каждую секунду, чтобы заставить ее существовать на мгновение дольше.       Тишину в комнате нарушал лишь звук гибнущих листков бумаги: экзальтированный, натянутый как струна Мерлин метался по комнате, собирая свои рисунки и разрывая их на мелкие клочки.       И каждый раз звук смерти очередного маленького шедевра болезненным эхом отзывался в сердце Артура.       Пендрагон отвернулся, чтобы не видеть, как тонкие пальцы, умеющие создавать целые миры на бумаге, неумело, но остервенело уничтожали свои произведения. Будто они хоть чем-то провинились перед своим несчастным свихнувшимся Творцом.       Артур с горечью понимал, что приступ агрессии Мерлина – исключительно его вина. О чем он вообще думал, когда пытался избавить Эмриса от его невротических ритуалов такими варварскими методами?! Ему мало было одной победы, захотелось получить все и сразу за один вечер!       И он получил сполна. Надломленного, растерянного, беспокойного, окончательно запутавшегося Мерлина, собственными руками добивающего стены своего хлипкого сказочно-безумного мира.       Артур также осознавал, что бессильная деструктивная ярость Эмриса подогревалась еще и тем, что тот не мог побыть в одиночестве. Им двоим было понятно, что Артур ни за что не выйдет из комнаты, пока он в таком состоянии, и увяжется следом, стоило бы ему только сунуться за порог.       Пендрагону хотелось выть от бессилия. Он чувствовал себя Цербером, способным лишь стеречь Мерлина. Не давать ему спокойно жить. Спокойно жить и тихо сходить с ума, хватаясь за бездумные действия как за призрачные нити, эхо того, что наполняло его жизнь смыслом. Пускай и безумного, но хоть какого-то! Какое право он имел отнимать его?       Артур лишь на секунду встал с кровати, чтобы дотянуться до наушников для плеера, а Мерлин испуганно шарахнулся от него, выпуская из неловких рук остатки того, что когда-то было рисунком.       Закрывая глаза перед сном, Пендрагон все еще видел, сколько мелких порезов от бумаги осталось на руках его друга, и как по-детски он совал израненные подушечки пальцев в рот. Видел, каким невозможно затравленным взглядом посмотрел на него Мерлин.       Определенно, это был один из самых паскудных вечеров в жизни Артура.       ***       На следующее утро Мерлин просто не встал с кровати.       Положа руку на сердце, Артур не был удивлен. Еще вчера он понимал, что подобный приступ экзальтированной активности может смениться глубокой апатией и упадком сил.       Но убедиться собственными глазами, что Мерлин и его хрупкое душевное равновесие рассыпались на кусочки, было действительно страшно.       Страшно видеть, как он лежал равнодушной куклой, не мигая глядя в потолок с таким отчаянием в глазах, будто пытался найти там причину жить дальше.       Его состояние не было приступом, из которого его могли вывести таблетки. Мерлин просто был разбит.       И Артур пока и сам толком не знал, как будет возвращать его к жизни.       Для начала он наклонился так, чтобы попасть в поле зрения Мерлина, и с облегчением отметил, что огромные голубые глаза смотрят на него, а не сквозь. Равнодушно, но смотрят.       – Мерлин, ты меня слышишь?       Эмрис задумчиво изучал его лицо.       – Слышу, конечно, – ответил он с небольшим запозданием, словно не сразу понял суть вопроса.       – Как ты себя чувствуешь?       На этот раз Мерлин надолго закрыл глаза и слегка нахмурился. Ему явно было тяжело точно подобрать слово, которое могло бы в полной мере передать его состояние.       Артур уже и не надеялся получить ответ, когда услышал едва слышное:       – …Пусто.       Парень легко, едва касаясь провел кончиками пальцев по пушистой темной челке. Это все, что он мог себе позволить. Тень робкой, извиняющейся ласки.       – Если ты мне друг, оставь меня одного, – закрытые веки дрогнули, и из-под темных ресниц покатились слезы. – Пожалуйста.       – Из меня паршивый друг, Мерлин. Если ты не заметил.       Горько улыбнувшись, Артур нехотя отошел от него и направился на кухню.       Перерыв все шкафчики, он отыскал любимый чай Мерлина и, приоткрыв упаковку, осторожно понюхал. Определенно, пить это фруктово-травяное безумие будет тем еще испытанием.       Пока закипал чайник, парень достал прозрачную миску, больше напоминавшую маленький таз, и ссыпал в нее все конфеты, которые только смог найти. Потрясающий ассортимент приторной шоколадной химии, которую так любил поедать Мерлин, несмотря на регулярные увещевания Артура, что он такими темпами заработает диабет.       Закончив приготовление набора гастрономического соблазна для своего друга, Артур вернулся в комнату и поставил миску, чайник и чашки на прикроватную тумбочку.       Мерлин, утерев слезы, лежал на боку и безучастно наблюдал за его манипуляциями.       – Артур, я не хочу есть или пить.       – А я и не настаиваю.       Пендрагон поставил ноутбук к себе на кровать и нашел в интернете нежно любимый Эмрисом фильм из серии о везучем волшебном очкарике. Осталась последняя деталь. Подготовить «лежбище».       Заметив, как Артур делает из своей постели подушково-одеяловое гнездо, Мерлин сделал последнюю попытку протеста.       – Я не хочу вставать.       – Тебе и не придется.       Артур подошел к кровати и бережно взял на руки опешившего и несопротивляющегося Мерлина.       Очевидно, он впервые оказался в таком неловком положении, поэтому лишь испуганно зажмурился, боясь, что Артур может его уронить. Но ощущение невесомости продлилось всего мгновение, после которого Мерлин почувствовал, что сидит на чужой кровати, соприкасаясь спиной с грудью Артура.       Пендрагон подоткнул одеяло и поставил поверх него ноутбук так, чтобы тот не сильно давил на ноги Мерлина.       И больше нечему стало отвлекать его от ощущения непривычной близости чужого хрупкого тела.       Артур чувствовал, как часто Мерлин дышит. Как заполошно бьется его сердце. Как он едва заметно ерзает ногами по простыне, постепенно расслабляясь и еще теснее прижимаясь к нему худой спиной.       Артуру нравилось вдыхать запах Мерлина. Так, к примеру, его нелепая фиолетовая пижама с маленькими НЛО пахла стиральным порошком. А кожа у основания ключицы все еще хранила аромат мятного геля для душа. И еще чего-то настолько родного, щемяще-близкого…       Парень не удержался и коснулся носом оголенного участка кожи, отмечая, какой он нежный на ощупь.       Почувствовав его прикосновение, Мерлин замер, судорожно вздохнув. Его сердце забилось с такой силой, что Артуру показалось, будто оно вот-вот выскочит.       Но только он собирался отстраниться, как Мерлин мягко положил голову ему на плечо, молчаливо давая понять, что ему приятно чувствовать его прикосновения.       И Артур продолжил изучать тело своего друга. Медленно проводить ладонями вдоль предплечий, ощущая фланелевую ткань пижамной рубашки и тепло кожи под ней. Касаться ногами чужих холодных ступней и греть их о собственные. Поглаживать большим пальцем костяшки на бледной кисти, невесомо прикасаться к тонким порезам от бумаги на длинных пальцах.       И дышать Мерлином. Зарываться носом в темные пряди у виска, заполняя легкие нежным запахом. Вдыхать аромат, ведя носом вдоль острой скулы, опаляя дыханием кожу. Так близко, так мучительно близко, что он поддается соблазну прикоснуться к ней губами.       Это не поцелуи, а лишь прикосновения. Артур слегка приоткрывает губы и на ощупь изучает шелковую кожу, рисуя невидимую линию от аккуратной темной брови вдоль виска, задерживается в районе щеки, на которой уже появился нежный румянец, и опускается по линии челюсти до подбородка, останавливаясь в миллиметре от приоткрытых пухлых губ.       Замереть, вслушиваясь в медленное, глубокое дыхание. Запомнить каждую ресницу на сомкнутых веках и закрыть глаза самому.       Артур аккуратно опускает подбородок на острое худое плечо и обнимает Мерлина, крепко прижимая к себе. Слегка коснувшись пальцами кожи на боку парня, он с улыбкой отмечает по тому, как напрягся его живот, что тот боится щекотки.       Спустя какое-то время захмелевший от невинных ласк Мерлин задремлет в объятиях Артура. А Пендрагона убаюкает его мерное дыхание и голоса героев фильма, о котором они оба совершенно позабыли.       ***       Проснулся Артур от того, что Мерлин в попытке аккуратно выбраться из его рук и дотянуться до чайника с остывшим чаем чуть было не упал с кровати.       – Извини, я не хотел тебя разбудить, – потупился Мерлин, пряча улыбку. – Будешь чай?       – Буду.       Артур дрожащими руками разливал по чашкам напиток и не мог поверить своим глазам. Казалось, что тот разбитый парень с пустотой и болью во взгляде был лишь дурным сном. Он не имел ничего общего с этим смущенно улыбающимся ушастым чудом, доверчиво и благодарно смотрящим на него своими невозможными голубыми глазами.       – И передай, пожалуйста, шоколадное печенье. Я голодный как волк.       Артур, все еще не верящий в свое счастье, молча протянул ему всю миску, для виду взяв и себе шоколадку.       Которая успела растаять в его руках, пока он замер, залюбовавшись довольным, уплетающим сладости за обе щеки Мерлином.       ***       Следующие две недели стали для Артура сказкой, создателем которой стал один долговязый лопоухий волшебник. Мерлин, словно маленький неловкий феникс, возродившийся из пепла, теперь кудесничал не только на бумаге, но и наполнял маленькими светлыми чудесами все пространство вокруг себя.       Конечно же, он вернулся к рисованию, с лихвой восполнив недавний геноцид своих рисунков. Так, к примеру, во время отлучки Артура домой на выходные, Мерлин успел раскрасить стены их комнаты под дворцовые покои и украсить их изящными гобеленами и подсвечниками, выклянченными у Морганы. При этом он умудрился так измазаться краской, что даже спустя несколько дней находил пятна, как бы усердно ни драил себя мочалкой в душе.       Эмрис раскрашивал серые будни Артура своими улыбками, глупыми вопросами и бесконечными забавными историями на грани вымысла и правды. Раздражал очередью немытых чашек из-под ядовито-красного чая и крепкого кофе с лошадиной дозой сахара. Поражал своей способностью засыпать в самых непредсказуемых местах (чем пару раз до одури напугал), так что фраза «Мерлин, не смей засыпать в туалете, иначе я выломаю дверь» стала не пустой угрозой, а предупреждением.       И самое восхитительное: о душевном расстройстве Мерлина теперь напоминала лишь сиротливая облатка таблеток на тумбочке. Артур и предположить не мог, что прогрессирующий срач в его шкафу способен принести ему столько радости. Что с удовольствием потащится в промозглый дождливый вечер с Мерлином в аптеку, чтобы купить самый минимум необходимых медикаментов и забыть о существовании аптечки на очень, очень долгое время. Что вечерами Мерлин будет брать нож лишь для того, чтобы нарезать супертонкие, прозрачные кусочки сыра, смакуемые им с капелькой вина, которой было достаточно, чтобы кончики его ушей приобретали розовый оттенок, а на губах появлялась глуповатая улыбка.       Артуру нравилось, как Эмрис нарывался. Специально пересаливал ему салат, когда была его очередь готовить ужин, а потом возмущенно шипел, пытаясь вытрусить соль из-за шиворота, куда ее в отместку сыпал Пендрагон. Сделал весьма коварную попытку посадить Артура на диету, ушив его любимые вещи так, что тот в них не влезал. За что, конечно, был нещадно защекочен и в итоге несколько дней кряхтел из-за крепатуры в прессе – так он насмеялся.       Пендрагон понимал, что все мелкие шалости и пакости Мерлин делает лишь с одной целью: спровоцировать Артура прикоснуться к нему. И он с радостью велся каждый раз. Это была их новая любимая игра, в которой никогда не было проигравших. Больше всего Артуру нравилось щекотать Эмриса, наслаждаясь звонким смехом и улучая возможность прикоснуться к худым бокам и провести по слегка выступающим ребрам. А Мерлин никогда не упускал возможность напрыгнуть на него сзади, цепляясь руками за его плечи, а ногами обвивая талию. Пока Артур делал вид, что не может его сбросить, Мерлин таким нехитрым образом наслаждался волшебным ощущением прикосновения к сильному теплому телу.       Конечно, это была слабая замена того случайного, иррационального момента близости, когда они оба провели в постели несколько часов в своеобразном трансе. Тактичный и робкий Мерлин ни разу не вспоминал об этом происшествии, за что Артур был ему безмерно благодарен.       Но парень также видел, что с каждым днем Мерлин все больше скучал по той близости и мечтал вновь почувствовать странную ласку, которая мало напоминала дружеские прикосновения. Это чувствовалось по растущей тоске во взгляде, увеличивающемуся количеству едва заметных касаний (будь то тычок в плечо или прикосновение к руке с целью привлечь внимание), по тому, с какой неожиданной в таком тощем теле силой, Мерлин стискивал его в случайных объятиях и как нехотя выпускал.       В такие моменты в сердце Артура разливалось волшебное тепло и… Страх. Страх того, что с каждым днем он все сильнее привязывается к Мерлину, а Мерлин – к нему. Страх своих желаний по отношению к Мерлину, отнюдь не ограничивающихся невинной лаской. Поэтому каждый нежный порыв разбивался о стену боязни испортить чудесную дружбу и не оправдать чужого доверия.       Но больше всего Артур боялся рисковать хрупким душевным равновесием своего милого безумца. Ведь он не понаслышке знал, каково это – ощущать рваную рану на месте сердца и желать умереть под развалинами собственного рухнувшего мира. Знал, что любовь приходит и уходит, и некого в этом винить. А попытка удержать ее кончается тем, что тебя бьют не в спину, а прямо в сердце, чтоб добить наверняка.       И он никогда, никогда не поставит Мерлина под такой удар. Даже если это и будет означать, что между ними может быть только дружба. С горько-сладким привкусом того, чему никогда не суждено случиться.       ***       «Любой сказке рано или поздно должен настать конец», – с тоской размышлял Артур, возвращаясь в общежитие после тяжелой тренировки.       «Может ли быть так, что такое адекватное поведение Мерлина – лишь затишье перед бурей?»       Под грузом собственных мыслей, рюкзака с учебниками и сумки со спортивной формой он еле доволок ноги на 5-й этаж, где в нос ему ударил одуряющий запах шмали.       – Господи, какой косорукий непуганый идиот… – поморщился Артур от специфического едкого запаха.       Закончить фразу он не смог, потому что, оказавшись напротив комнаты 510, с ужасом понял:       «МОЙ непуганый косорукий идиот».       Дрожащими руками открыв дверь, Артур чуть не задохнулся, оказавшись в стене дыма такой плотности, что его, казалось, можно было ножом резать.       Если приглядеться, у стола можно было заметить тощую фигурку, склонившуюся над тазом и бутылкой, а затем беспечно выдыхающую дым в сторону окна.       Захлопнув дверь, Артур перво-наперво подлетел к окну и открыл его настежь. А дальше дал Мерлину такую затрещину, что у того аж голова дернулась.       – ПРИДУРОК, ТЫ НЕ МОГ ОТКРЫТЬ ОКНО?!       – Мне казалось, я открыл, – ответил Мерлин, мечтательно глядя на него сквозь полуприкрытые веки.       – Сейчас тебе и не такое покажется… – кулаки Артура в нетерпении сжимались и разжимались, пока он решал, в какую сторону будет сворачивать Мерлину шею: в левую или в правую.       – Артур, ты только не волнуйся, я все объясню, – Мерлин попытался сделать как можно более серьезное, адекватное в его укуренном понимании лицо. – У меня есть справка, траву мне прописал доктор…       – Сейчас Я тебе ПРОПИШУ по первое число!!! – Артур ударил по столу с такой силой, что учебники попадали на пол, как домино, – ДОКТОР, говоришь, прописал?! Доктор КТО?! Доктор Стрэндж или Доктор Дум?! Какой, в сраку, доктор, МЕРЛИН?! Лечебная марихуана запрещена в Великобритании!!!       Эмрис немного заторможено выставил вперед руки, инстинктивно пытаясь защититься.       – Ладно-ладно, я немного преувеличил. На самом деле мой психотерапевт на словах дал мне понять, что я могу иногда…       – Ты гляди-ка, какой ПОНЯТЛИВЫЙ, – Пендрагон одним движением опустил его руки по швам и приблизился к лицу Мерлина вплотную, прожигая ледяным взглядом воспаленные, испуганно распахнутые глаза напротив.       – Мерлин, да любого психотерапевта лишили бы лицензии, если бы он прописал больному шиз… – Артур запнулся, мгновенно исправляясь. – … с твоей проблемой марихуану.       Пойманный на бессовестной лжи Мерлин, с пылающими, как красный светофор, щеками сдался.       – Мне просто было в последнее время немного паршиво. И я решил снять напряжение. Достаточно адекватным, хоть и запрещенным методом.       Эмрис на удивление трезво размышлял. Его взгляд был осмысленным и мягким, а на лице блуждала извиняющаяся улыбка.       Артур закрыл глаза и тяжко вздохнул, отпуская запястья парня. Безобидные слова Мерлина, в которые тот не вкладывал ни капли обвинения, болезненно царапнули по сердцу. Он прекрасно понимал, что именно его действия, а вернее, их отсутствие, было причиной того состояния, от которого захотел избавиться его друг.       – Мерлин, – Пендрагон бережно взял в ладони лицо парня, стараясь поймать его взгляд. – Ты помнишь, что проиграл мне в карты желание несколько дней назад?       Эмрис, пока не до конца понимающий, к чему ведет Артур, покорно кивнул.       – Так вот. Мое желание, чтобы ты больше никогда не употреблял наркотики. Идет?       Мерлин закусил нижнюю губу и обреченно кивнул, опустив взгляд.       Но уже в следующие мгновение его лицо озарилось странной, не предвещающей ничего хорошего для Пендрагона, улыбкой.       – Артур, ты тоже должен мне желание, – голубые глаза смотрели на парня с вызовом и… надеждой. Его холодная ладонь легла поверх кисти Артура, удерживая ее на своей щеке, вызывая у Пендрагона армию обжигающих кожу мурашек.       Поборов сомнения, Мерлин продолжил:       – Поэтому будет честно, если ты разделишь со мной мой последний раз. Идет?       Артур судорожно сглотнул, осознавая, что выбора у него, как такового, нет. Наблюдая за тем, как Мерлин нервно облизывает потрескавшиеся губы, он вздрогнул, словно со стороны услышав свой хриплый низкий голос.       – Идет.       ***       Артур никогда до этого не курил даже сигарет, поэтому дым предсказуемо вцепился когтями в горло, заставив чуть ли не выкашлять легкие.       – Все… экх-ерлин… с екх-ня… хватит.       – Артур, еще одну тягу, пожалуйста. А то ты сейчас все выкашлял. Зря продукт только переведем, если не будет эффекта, – Мерлин смотрел на друга с явным сочувствием, но в то же время бессовестно насыпал новую щепотку «радости» на фольгу, готовясь поджигать.       Артур, скривившись, будто приготовился прожевать целый лимон, с осуждением взглянул на Эмриса. На то, как уверенно он держал тонкими пальцами зажженную спичку. На то, с каким напряжением он смотрел, как дым заполняет бутылку. С каким сладким предвкушением.       «Да, определенно эти мучения будут стоить того, чтобы больше никогда не застать его за подобным занятием».       Пендрагон закрыл глаза и, склонившись над бутылкой, глубоко вдохнул, до предела заполняя легкие густым, острым на вкус туманом.       Он попытался удержать его максимально долго, так, чтобы Мерлин остался доволен. Потому что еще одной затяжки этой дряни он бы точно не выдержал.       А когда уровень кислорода опустился до критического и перед глазами заплясали темные круги, Артур с наслаждением выпустил дым, грозящий разорвать его грудную клетку.       Парень картинно выдохнул остатки «ингаляции» через нос, с каким-то поразительным спокойствием отмечая, что вместе с дымом выпустил из себя остатки адекватности. Основную ее часть, судя по всему, он потерял еще тогда, когда принял предложение Мерлина.       – Мерлин. Я дракон. Гляди.       Эмрис, взглянув на него, хрипло рассмеялся, едва не растеряв щепотку своей порции.       Нервно облизывая губы, он с тоской смотрел на свою последнюю тягу. Маленького белого джина, которому он подарит свободу в обмен на исполнение парочки желаний.       Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, он жадно присосался к бутылке, втягивая ее содержимое до конца.       – Мерлин, у тебя там что, запасные легкие припрятаны для таких случаев? – Артур с интересом смотрел на друга, поведение которого теперь стало каким-то потешно-мультяшным. Впрочем, как и все вокруг.       Но Эмрис все держал и держал в себе чертов дым, сосредоточенно сжимая и разжимая кулаки и слегка переминаясь с ноги на ногу, стараясь выбороть у своих легких еще несколько секунд.       – Мерлин, твою мать, ВЫДЫХАЙ! Ты уже посинел!       Артур в два шага оказался рядом с другом, приготовившись со всей дури ударить его по спине, но Мерлин, предчувствуя его болезненные манипуляции, испуганно выдохнул, закашлявшись.       – Все… кх-порядке. Пошли.       – Куда?       Артур несколько раз открыл и закрыл глаза, свыкаясь со странными ощущениями. Контрастность изображения реальности, казалось, резко увеличилась. Оно стало более объемным и каким–то не таким, в то же время оставаясь абсолютно неизменным. Будто в мозгу активировали призрачный фильтр из фотошопа.       Мерлин тем временем отвлекся на кусочек фольги, рассматривая его с таким трепетом, будто только что открыл сакральную тайну мироздания.       Пендрагон щелкнул у него перед носом, вновь повторяя вопрос.       – Куда пошли, Мерлин?       – Смотреть.       Артур не мог понять: это он резко отупел, или Мерлин просто морозил непонятную чушь?       – На что смотреть?       – На мои звезды, конечно.       – Твои?       – Мои, – с этими словами Мерлин щелкнул выключателем, и комната погрузилась во тьму.       Артур, не удержавшись, ахнул, не веря своим глазам. Прямо над его головой проступила целая вселенная из брызг фосфора.       Мерлин смущенно улыбнулся, наблюдая за потрясенным другом.       – Я могу поделиться, мне не жалко, – едва слышно прошептал он, беря Артура за непривычно холодную мозолистую ладонь.       Пендрагон пробормотал что-то нечленораздельное да так и остался стоять с запрокинутой головой. Ему казалось, что он разучился дышать. Что он вот-вот лишится чувств от растущей во всем теле легкости и невесомости.       Он и не заметил, в какой именно момент вертикальное положение его тела сменилось горизонтальным. Лишь почувствовал тепло, когда Мерлин прилег рядом с ним на кровати и начал ерзать, стараясь устроиться поудобнее и бормоча какую–то чепуху.       Найдя удобное положение, Эмрис замер и спустя мгновение тыкнул указательным пальцем куда-то в левый угол потолка.       – Артур, смотри.       – Что там?       – Созвездие. Я дарю его тебе.       Артур прищурился, стараясь проследить, куда именно указывает длинный тонкий палец. Поддаваясь какому-то странному порыву, он коснулся поднятой вверх руки Мерлина и принялся медленно вести по ней подушечками пальцев, наслаждаясь сменой ярких, непривычных ощущений.       Мягкая тонкая ткань реглана приятно щекотала кожу, и он был готов поклясться, что чувствовал каждую мелкую ворсинку на ее поверхности. Дальше она собиралась бугристыми, объемными складкам, обнажая нежнейшую кожу на сгибе локтя. Ощущение было таким, будто он проводит рукой вверх по теплому безупречному мрамору, пульсирующему жизнью в районе запястья. А чуть выше искусно выточенному в форме сложенных пистолетиком пальцев.       Артур переплел свои пальцы с пальцами Мерлина, «дополнив» пистолетик с другой стороны. Забавно, но стоило их указательным пальцам соприкоснуться, как Пендрагон действительно заметил свой «подарок».       – Это вот та непонятная клякса?       – Она самая, – утвердительно кивнул Мерлин, улыбаясь. Похоже, они прекрасно поняли друг друга.       – Чем-то похожая на меч в камне? – все же уточнил Артур, поражаясь собственной бредовой ассоциации.       – Ага. Я спрятал Экскалибур так, что его точно никто не найдет. Только я и ты теперь знаем, где он.       – Экса-что? – засмеялся Артур, тут же получая тычок под ребра от Мерлина.       – Не нравится – заберу назад, – Эмрис опустил руку и уже двумя конечностями шпынял отбивающегося Артура, стараясь скрыть беззлобными нападками собственное смущение.       – Ну что ты, Мерлин, мне очень, очень нравится! – Артур, звонко смеясь, легко перехватил запястья все еще вяло возмущавшегося Мерлина. Одним движением он подмял парня под себя, усаживаясь сверху и фиксируя его руки над головой, утопающей в пышной подушке.       Артур замер, залюбовавшись Мерлином. Губы сами растянулись в растерянной улыбке, отдававшей тенью горечи где-то глубоко в душе, где сейчас, одурманенные, крепко спали все его сомнения и страхи. А пока что… Пока что все, что он чувствовал – всеобъемлющее, безрассудное счастье.       Счастье, что Мерлин полностью доверяет ему, даже не делая попыток освободиться. Щемящее, сладостное чувство от того, с какой нежностью во взгляде он на него смотрит. От того, как его участившееся дыхание приятно щекочет кожу. А невозможные, сводящие с ума губы едва заметно приоткрываются, чтобы озвучить робкую просьбу:       – Ближе… Пожалуйста. Я так хочу почувствовать тебя ближе.       И Артур понимает, что не может отказать Мерлину. Не может отказаться от Мерлина.       Что он проигрывает с радостью, склоняясь в немом повиновении так близко, насколько только это возможно.       Что весь его мир сосредоточился на соприкосновении с пушистой темной челкой и прохладным лбом. На ощущении упругого округлого кончика носа, касающегося его. Что по-настоящему дышать он может лишь воздухом, вырывающимся из этих растрескавшихся губ.       Потерявшись в этих томительных чувствах, Артур отпускает руки Мерлина.       Он дарит свободу себе и ему.       И закрывает глаза.       Пусть все это будет прекрасным несбыточным сном наяву. В котором он чувствует, как дрожащие пальцы зарываются в его волосы. Мягко ложатся к нему на затылок, сокращая миллиметры между ними.       Сон, в котором чужие губы робко, невесомо целуют его в уголок рта. В котором он отчаянно припадает к ним в ответном поцелуе, наслаждаясь их сочной мягкостью, волшебным, ни на что не похожим вкусом, который будет преследовать его остаток дней.       Сон с привкусом солоноватого выстраданного счастья, которое он сцеловывает с нежных щек, ловит в уголках подрагивающих век.       Греза, в которой он целует навеки пропахшие гуашью и акрилом пальцы и позволяет их обладателю стянуть с себя футболку. Обжечь сбившимся дыханием свою шею и неразборчиво, как в бреду, шептать свое имя.       Запретная мечта, в которой он в нетерпении стаскивает с Мерлина его чертов платок и жадно оставляет на нежной коже несколько багровых меток, чтобы никчемному куску ткани наконец было, что скрывать. В которой он даже не удосуживается снять с Мерлина реглан, а просто задирает его так, чтобы рукам было удобнее оглаживать худые, шелковые на ощупь бока и запавший живот.       Ослепляющие видения, в которых он запоминает на вкус каждый миллиметр тела тихо стонущего, извивающегося в его руках парня. В которых чужая узкая ладонь невесомо оглаживает его сквозь ткань брюк, но и этого достаточно, чтобы от возбуждения перед глазами заплясали круги, а последние остатки контроля покинули воспаленное наркотиками сознание.       Ожившее желание, в котором он почти вырывает молнию на джинсах Мерлина, стремясь поскорее избавить его от них, и наконец жадно порывисто ласкает его сквозь тонкую ткань боксеров. Так, что Мерлин прокусывает нижнюю губу, стремясь удержать рвущийся сквозь зубы громкий стон, и он с наслаждением вылизывает его чувственный припухший от поцелуев рот, глотая его кровь, слюну и возбужденное дыхание.       Когда Мерлин подается ему навстречу, обхватывая за плечи и приподнимаясь, чтобы легче было снять белье, Артур уже вообще не понимает, что творит. Он тонет в невозможно прекрасном ощущении запретной близости, забывает, как дышать, когда их обнаженные тела, наконец, соприкасаются.       Вся суть, весь смысл его жизни сосредотачивается в ласковом, доверчиво льнущем к нему всем телом парне. Который обхватывает его за талию, позволяя удобнее устроиться между своих раскинутых ног, и лишь тихо всхлипывает, когда он с силой сжимает его узкие бедра.       Артур двигается рвано, неритмично, отчаянно прижимаясь к Мерлину так, что их возбужденные члены то соприкасаются друг с другом, то проезжаются по их поджавшимся животам, измазывая их каплями прозрачной смазки.       В предчувствии приближающейся разрядки Мерлин начинает мелко подрагивать в его руках. Прижимается еще плотнее, стараясь удержать стремительно тающие мгновения близости. Сбивчиво целует Артура всюду, куда удается дотянуться, пока наконец не припадает к его губам в отчаянном глубоком поцелуе так, что тому приходится замедлить движения.       Воспользовавшись этим, Мерлин просовывает руку между их телами и мягко накрывает ладонью член Артура, делая несколько неловких, но восхитительно приятных движений. С жадностью ловит губами его гортанные стоны и сжимает пальцы плотнее, чтобы Артуру было удобнее толкаться в его кулак. И нежно целует его плотно сомкнутые веки, в робкой мольбе посмотреть на него.       Но Артур понимает этот жест по-своему и дарит Мерлину ответную ласку, несколькими уверенными движениями доводя его до грани. И лишь когда плоть в его ладони начинает пульсировать, орошая кожу горячей жемчужной жидкостью, он открывает глаза, чтобы полюбоваться на чувствительного, тонущего в удовольствии Мерлина.       Последнее, что запомнил Артур, прежде чем его накрыл самый сильный в его жизни оргазм, было медовое золото, плещущееся в полуприкрытых глазах напротив.       ***       Если ночь нежна, то утро не знает пощады.       Волшебство не терпит солнечного света и тает поутру, как туман, переплетая свои крохи с обрывочными воспоминаниями снов, которые забываешь спустя несколько минут после пробуждения. И сколько Артур не пытался удержать его в памяти, оно ускользало, как песок сквозь пальцы, оседая где-то глубоко в душе золотой тенью.       Но стоило ли гоняться за ветром, если Артур прекрасно помнил многое другое, от чего внутри все сладостно сжималось. Все еще не открывая глаз, он развернулся на бок, собираясь прижать к себе Мерлина и зарыться носом в растрепанный со сна темноволосый затылок.       Но его рука накрыла лишь скомканную простынь, давно растерявшую следы тепла спавшего на ней парня.       На подушке сиротливо дремала маленькая записка, подрагивающая нервным почерком.       Артур, я очень виноват перед тобой. Я не должен был пользоваться твоей добротой для того, чтобы попытаться к себе привязать, не должен был позволять этому зайти так далеко… Но я просто пропал. Пропал еще тогда, когда впервые увидел тебя в этой комнате.       Вопреки эгоистичным желаниям моего изголодавшегося сердца, я не дам пропасть тебе и уйду, пока еще есть силы это сделать.       Потому что ты заслуживаешь гораздо большего, как бы банально это ни звучало. Тебе нет смысла меня бесконечно латать, склеивать и собирать по кусочкам. Целым я не стану никогда. И однажды за все твое безграничное терпение (сам того не желая!) отплачу тебе лишь тем, что утяну в бездну безумия за собой.       Ты спасал меня столько раз. Не спрашивая моего разрешения, не ища одобрения и благодарности. Позволь же мне хоть раз отплатить тебе тем же.       Я спасаю тебя, Артур. Спасаю от себя.       ***       В тот же день за вещами Мерлина пришел его друг Уилл.       Ему было достаточно бросить на сидящего на кровати Пендрагона один взгляд, чтобы понять: если он хочет выйти из этой комнаты живым, придется рассказать все, что он знает. И начать лучше прямо сейчас.       Подавив в себе желание спрятаться в чемодан, Уилл промолвил, внимательно изучая носки своих потрепанных кроссовок:       – Он не сказал мне, куда переезжает. Но просил передать тебе, что бросит университет, если ты будешь его искать.       Парень зажмурился, приготовившись к реакции Пендрагона. Крикам, ругательствам, извержению вулкана из злости, обиды и боли. Лавине обвинений в жестокости, необдуманности, поспешности решений его друга.       Но Артур, смерив его нечитаемым взглядом, не сказал ни слова. Спустя мгновение, когда до него окончательно дошел смысл сказанного, он лишь закрыл глаза и спрятал лицо в ладони. Со стороны казалось, его пальцы впились в виски и кожу на лбу с такой силой, будто он собирался либо расплющить себе череп, либо, как минимум, сорвать с себя лицо.       Чтобы не видеть, не слышать и не чувствовать ничего, что могло бы напомнить ему о Мерлине.       А о нем в этой комнате напоминало решительно все. От мешковатых цветастых свитеров, которые аккуратно складывал Уилл, бросающий на Артура настороженные взгляды, до каждого миллиметра на разукрашенных им стенах, каждого не отстирываемого пятна на ковре.       Мерлин пропитал своим красочным присутствием каждый угол, каждую недомытую чашку и небрежный набросок, спрятавшийся под кроватью. Впитался в легкие Артура, стал его воздухом. Жизненной необходимостью, без которой окружающий мир превращается в холодный вакуум, стискивающий все его существо стальной хваткой. Парализующий болью, прежде чем окончательно раздавить.       Парализующий уверенностью, что он не встретит Мерлина случайно в кафетерии, не столкнется с ним в коридоре или на выходе из аудитории. Что каждый раз, как Артур почувствует на себе его взгляд, ему будет не хватать ровно доли секунды на то, чтобы успеть обернуться, пока Мерлин не исчез.       ***       Прошла неделя.       Семь однотипных дней, за время которых в жизни Артура стало в два раза больше, чем обычно, подготовки к домашним заданиям и сна. И в три раза больше оглушающей, ненавидимой всеми соседями тяжелой музыки, выбивающей из головы любые мысли.       Артур старался жить дальше. Он не любил ждать, пока душевные раны затянутся сами, а предпочитал их грубо латать. Короткими рваными стежками из уроков и тренировок до ломоты во всем теле, которые переходили в тяжелый сон без сновидений. Ах да. Еще он иногда вспоминал, что нужно поесть.       А делать это стало гораздо неудобнее, потому что во время своей первой вылазки на кухню Артур напоролся в шкафчике на чай. Его чай. Фруктовый до тошноты. Оставивший красные химические разводы на всех без исключения чашках. Который он несколько раз неловко опрокидывал на свои рисунки, а потом грустил целый вечер, обзывая себя косоруким идиотом.       Это был первый и последний раз, когда Артур зашел на кухню. Для сохранности остатков самообладания он теперь предпочитал перехватывать подсохшие сэндвичи в ближайшем кафе или давиться снэками из супермаркета.       Сейчас же до ужина было далеко, до сна тоже. Спортзал в субботу был закрыт. А значит самое время было предложить Гвейну помощь с практическим занятием, ведь все возможные и невозможные свои задания Артур сделал…       Парень уже наклонился, чтобы сложить ноутбук в чехол, как музыка в комнате резко стихла.       «Так и знал, что когда-нибудь забуду закрыть за собой дверь», – с тоской подумал Артур, чувствуя знакомое покалывание в затылке. Таким прожигающим взглядом на него мог смотреть только один человек.       – Артур, не делай вид, что меня здесь нет. Все равно не поможет.       – Жаль.       Артур услышал за спиной мягкие, но неизбежно приближающиеся шаги сестры. А в следующее мгновение прохладные пальцы, ароматно пахнущие кремом для рук, уже лежали у него на плечах, разминая их и намекая на то, что бежать бесполезно. Такая деликатная прелюдия, прежде чем Моргана начнет выносить мозг.       – Я же вижу, что ты не в порядке. Что твое моральное состояние в полнейшей заднице.       – С чего ты взяла?       – Ты прислал мне смс со смайликом, – Моргана сделала небольшую паузу, чтобы Артур до конца осознал, как сильно он попал. – Мой брат бы скорее сломал себе палец, чем поставил скобочку. Вот я и думаю, до какой степени надо отупеть от тоски, чтоб подумать, будто я не обращу на это внимания?!       Артур истерически хохотнул, понимая, что в нецензурной лексике пока нет слова, которое могло бы в полной мере охарактеризовать уровень его долбоебизма.       – Ладно, Мор, я согласен, что за тупость надо платить. Но не такую же цену!       – Я ведь еще даже ничего не сказала!       – Вот именно это и страшно. Обычно ты с порога говоришь, какая кара меня ждет.       Моргана улыбнулась, оценив, что брат знает ее не хуже, чем она его, и задала невинный вопрос:       – С каких это пор поход на вечеринку стал карой?       – Вечеринка?! Ты серьезно? – Артур нервно рассмеялся, отрицательно замотав головой из стороны в сторону так, что рисковал свернуть себе шею. – Моргана, нет. Нет-нет-нет и еще раз НЕТ.       Наманикюренные коготки безжалостно впились в его плечи, так что Артур не удержался и зашипел. Моргана же наклонилась к его уху и, задев длинными локонами лицо, тихо сказала:       – Артур, ты, кажется, не понял. Это не просьба и не предложение. Это даже не вопрос. Это факт.       Изящные руки с неожиданной силой надавливали на плечи, подчеркивая каждое слово:       – Сегодня. Ты. Пойдешь. На вечеринку.       И Артур тяжко вздохнул, признав свое поражение в неравной битве.       С его стороны было весьма разумно сдаться сейчас без кровопролития, чем дать заботливой сестре (которая бы в любом случае не остановилась, не выбив его согласия) ментально себя изнасиловать.       ***       Артур не любил пить. Потому что, чем больше он в себя вливал, тем больше херни изливал в уши окружающих.       А учитывая то, что его единственным собеседником в этот вечер была Моргана, происходящее напоминало ему извращенный сеанс психотерапии, в котором ни пациент, ни терапевт не были адекватными.       Пока нормальные студенты конвульсивно подергивались в танце и зажимались по темным уголкам братства «Тета Сигма», Пендрагоны оккупировали маленькую протраханную софу, заменившую им кушетку.       Артур, устроившись на коленях сестры, слегка заплетающимся языком высказывал ей наболевшее, пытаясь перекричать музыку.       – Мор, понимаешь…Ты понимаешь, у меня просто не было выбора. Этот придурок…Нет, не так… Этот припизженный на всю голову говнюк…       – Артур, я и подумать не могла, что ты настолько в него влюбишься, – виновато улыбнулась Моргана, поглаживая брата по светлой макушке.       – Чшшш… Не перебивай меня, – Артур насупился и обвиняюще выставил указательный палец. – Так вот, этот коварный сукин сын знал, он зна-а-а-ал, Моргана, как заставить меня оставить его в покое. Знал, чмо пиздоватое, что я не стану ставить под угрозу его обучение. Как бы сильно не хотел с ним объясниться и выбить из его конченой ушастой башки всю дурь…       Артур не на шутку вскипел и Моргана решила ненадолго прервать его агрессивный поток сознания, забеспокоившись о сохранности своего платья, край которого уже был опасно зажат в пальцах-тисках.       – Он и от меня сбежал, Артур. Перешел в другую группу, так что на семинарах мы больше не сталкиваемся, а на лекциях он всегда опаздывает и садится у двери, чтобы, упаси боже, я не успела его догнать на перерыве… Обидно, конечно, но это его право, и я не собираюсь его отнимать…       Легонько постучав по лбу брата, чтобы привлечь его внимание, она смущенно улыбнулась.       – А сейчас я буду признательна, если ты дашь мне ненадолго отлучиться.       Артур недовольно замычал, пряча лицо в многострадальный подол.       Моргана закатила глаза, поняв, что ее намек для брата оказался слишком прозрачен.       – Так и быть, если ты пощадишь мой мочевой пузырь, я принесу тебе еще один шот.       Артур молча показал два пальца, демонстрируя количество алкоголя, за которое он соблаговолит сдвинуться с места.       Моргана, чье терпение подошло к концу, ткнула ему под нос одинокий средний палец.       – Напоминаю, как выглядит число один, – с этими словами она немилосердно спихнула пьяно мычащего брата с колен и мелкими шажками прошествовала в уборную, про себя молясь о том, чтобы Артур не успел найти приключения на свою пятую точку за минуты ее отсутствия.       ***       Артур и не искал. Оно само нашло его, прозвучав знакомым язвительным голосом прямо у него над ухом.       – Артур, если ты будешь запивать горе каждый раз, как тебя кто-то кинет, то совсем скоро сопьешься.       Присев на подлокотник софы, Мордред потягивал коктейль, насмешливо глядя на Пендрагона сверху вниз.       – Ты уже выбрал, в какой университет сбежишь на этот раз? Или ты все же нашел в себе мужество дотерпеть до конца курса и лишь затем покинуть обитель своей сердечной скорби? А как насчет…       – У тебя есть ровно десять секунд на то, чтобы съебаться, если хочешь остаться с целыми костями.       Пендрагон открыл глаза и убедился, что все происходящее – не кошмарный сон. Что этот мелкий кучерявый ублюдок, как ни в чем не бывало поглядывающий на циферблат своих часов, весьма реален.       Реален, как тогда, когда уговаривал Артура устроить для Гвен романтический сюрприз...       «Один, два, три…»       …Зная, что она несколько недель изменяет ему с лучшим другом…       «Четыре, пять, шесть…»       …Вселивший в него столько надежды, столько веры, прежде чем подстроить так…       «Семь, восемь, девять…»       …Чтобы он зашел в ее комнату именно тогда, когда эти двое самозабвенно трахались.       – Десять.       Артур резким движением сдернул Мордреда с подлокотника на пол и сел сверху, замахнувшись, чтобы стереть кулаком блядскую ухмылку с его губ.       …И пропустив момент, когда ее обладатель умудрился разбить пустой стакан о его голову.       А после пропустил, утирая кровь, заливающую глаза, еще несколько ударов.       Пока на смену крови не пришла красная пелена ярости, через которую Артур смутно видел, как он выворачивает Мордреду руки и тащит того во двор, где некому будет их разнимать.       Как он вдыхает свежий воздух полной грудью сам и выбивает его из легких Мордреда с характерным хрустом ломающихся ребер.       Забавно, но его поганый нос, когда ломается, издает другой звук. Переносица хрустит, как яичная скорлупа, обдавая кулак Артура кровавой жижей, так что тому не остается ничего другого, кроме как «утереть» его о выступающую, словно специально для этого созданную скулу.       И сделать маленькую, совсем маленькую передышку, любуясь, как долговязое тело распростерлось у его ног.       Кстати о ногах. Какую будет легче сломать? Левую или правую?       Пока Артур, безумно улыбаясь разбитыми губами, выбирает, он не замечает, что Мордред уже определился.       Все, что Пендрагон успевает осознать – цепкую хватку на своих щиколотках, ловким движением лишающую его почвы под ногами. А дальше последовал удар головой о край бассейна, чудовищной болью выбивающий способность пошевелиться или хотя бы закричать.       Но самым ужасным было то, что при этом Артур остался в сознании.       Он прекрасно чувствовал и видел, как Мордред, сам еле способный стоять даже на коленях, умудряется подтащить его парализованное тело к бассейну целиком, а затем равнодушно сталкивает за его край…       …И вода с тихим всплеском смыкается над головой Артура, укутывая его прохладной хлорированной невесомостью.       Артур закрывает глаза и понимает, что ему не страшно. Что все случилось именно так, как и должно было.       Он ожидал, что в такой момент перед его глазами должна промелькнуть вся жизнь, но писатели, как обычно врут. Все, что вспыхивает на поверхности век, – лишь странные галлюцинации, порожденные кислородным голоданием.       Иначе невозможно объяснить пеструю раскадровку из видений, звуков и чувств, которые он совершенно точно никогда не переживал, но которые проступали в стремительно гаснущем сознании отчетливыми всполохами, перетекающими один в другой.       Он видит, как белокаменный замок тонет в лесу, зелень которого растворяется в тумане, обнажающем спустя миг серебристую озерную гладь. Стоит к ней прикоснуться – как по воде идет кровавая рябь, отражающая яростную битву. И вот уже ему кажется, что он тонет не в воде, а в оглушающих криках ярости, боли и звуке лязгающих вокруг него мечей. Артур видит, как на него бежит Мордред, обряженный в доспехи и крепко сжимающий в руках смертоносный металл. Пендрагон поднимает свой собственный меч, чтобы защититься, но его лезвие слепит глаза пламенем. Зажмурившись на мгновение, Артур роняет оружие не на землю, а на каменный пол подземелья, в котором томится огромный ящер, чье прогорклое гарью имя громогласным эхом звучит в его голове. Артур в ужасе бежит из пещеры и сразу оказывается в тронном зале, где в пестром водовороте танцующих узнает слишком много знакомых лиц. Но все его внимание приковывает к себе лишь одна пара: королева Гвен в роскошном платье, которую нежно ведет в танце рыцарь Ланселот. Заметив Артура, она виновато улыбается и сбрасывает с головы корону, которую на лету жадно ловит Моргана. Артур хочет подойти к сестре, но чьи-то руки подхватывают его подмышками и не пускают. До боли знакомые тонкие пальцы мертвой хваткой вцепляются в его тело и тянут вверх, пока Артур не отрывается от пола.       И он медленно парит вверх в прохладной густой невесомости, пока на его голову не обрушивается тяжелая пустота.       ***       Сознание медленно возвращается, потревоженное ритмичной болью в груди. Кто-то настолько усердно делает ему массаж сердца, что ребра, кажется, вот-вот треснут.       А в следующее мгновение мягкие губы накрывают его рот и вдыхают в него часть своей жизни.       Артур пытается поймать чужое дыхание, но ему удается лишь выкашлять воду, тут же обжегшую хлором дыхательные пути. Его несчастные легкие, освободившись от жидкости, горели изнутри, превращая долгожданный вдох в пытку.       И Артур впускает в себя воздух, инстинктивно распахивая слезящиеся от боли глаза. Он пытается сфокусировать взгляд, но четкость зрения подводит его, размывая лицо напротив до полупрозрачного миража.       Миража, который начинает покрывать его щеки пропитанными слезами поцелуями и сотнями неразборчивых дрожащих «прости».       ***       Драку у бассейна по обоюдному согласию замяли.       Было понятно, что Мордред, провалявшись в травмпункте максимум неделю, благополучно вернется в свой университет, успев разругаться с приятелями, по приглашению которых он так некстати заглянул в Камелот. А Моргана еще долго будет пытаться выведать у брата, кто его так отделал, и угрожать тащить его в туалет за собой всякий раз, как он напьется. Ведь «его, придурка, даже на пять минут нельзя оставить одного, чтоб он не влип в какое-то дерьмо».       Но сейчас это все не имело для Артура никакого значения.       Он сидел в маленькой ванне, растворяясь в ощущении тепла, бережно расслаблявшего его травмированное тело. Тая от мягких массирующих прикосновений, которыми Мерлин вымывал едкую хлорку с его волос. И с извращенным удовольствием вздрагивая каждый раз, когда тот обрабатывал его раны и ушибы. Боль давала понять Артуру реальность происходящего, больше напоминавшего волшебный сон.       – Мерлин… – Артур замолчал, на мгновение насладившись послевкусием имени, которое до этого он долгое время произносил лишь в пустоту. – Как ты там вообще очутился?       – Случайно. Я возвращался в корпус, проходя мимо «Тета Сигма», чтобы сократить путь. И посмотрел через ограду как раз в тот момент, когда Мордред… – Артуру показалось, что он слышит, как Мерлин сглатывает ком в горле. – Ты не представляешь, как я бежал, Артур. Ограда со стороны бассейна была заперта, а на то, чтобы попытаться перелезть через нее, я без толку потратил драгоценные 20 секунд. Так что я чуть не свернул себе шею, пока старался как можно быстрее добежать до входа с другой стороны…       Артур легонько потерся носом о нежную, пахнущую шампунем руку, отвлекая Мерлина от страшных воспоминаний.       – Ты спас меня. И заметь, отнюдь не тем безумным образом, что ты описал в том проклятом письме.       – Да, но я по–прежнему болен, Артур, – грустно улыбнулся Мерлин, зарываясь пальцами в мокрые пшеничные пряди. – Я все еще могу подставить тебя под удар. Ничего не изменилось. Я часто вижу странные вещи, слышу голоса, а после сегодняшнего мне кажется, что крыша у меня поехала окончательно…       – Это хорошо. Было бы странно, если бы в нашей паре был только один сумасшедший.       – Что ты… – Мерлин отшатнулся, как от пощечины. Он не ожидал, что Артур способен так грубо и прямолинейно говорить о его неполноценности.       Артур, заметив, что был не так понят, спешно попытался объясниться:       – Мерлин, несколько часов назад я тоже сошел с ума. Точно так же, как и ты. Возможно, как-то повредился головой при падении…       – Ну, знаешь ли, это уже переходит все границы!..        Мерлин быстрыми шагами направился к выходу из ванной, но замер на полпути, стоило Артуру промолвить одно–единственное слово:       – Килгарра.       Мерлин развернулся и какое-то время просто потрясенно смотрел на Артура. Воспользовавшись тем, что он растерян и пока еще не успел ухватиться за отговорку о «разговоре во сне», Артур продолжил называть факты, которых ему точно никогда не мог сообщить Мерлин.       – Так зовут дракона, чей голос не дает тебе спать по ночам. И это он своим дыханием закалил для меня Экскалибур. А еще…       Мерлин заворожено слушал, явно не веря своим примечательным ушам. Его лицо выглядело настолько удивленным и счастливым, что Артур не скупился на все новые факты, которые, как по волшебству, сами приходили на ум.       Мерлин же вновь подошел к ванне и сел в нее. Как был, в одежде. Он не мог подобрать нужных слов и просто прижался к Артуру, обняв его руками за шею. Пендрагон, улыбнувшись, поцеловал любимый висок.       – Теперь у нас есть выбор, Мерлин. Мы можем делить на двоих одно безумие, помогая друг другу бороться…       Артур сделал небольшую паузу, ущипнув губами нежную мочку уха, и продолжил, перейдя на шепот:       – …а можем погрузиться в него с головой и позволить ему обрести для нас смысл.       Мерлин улыбнулся ему куда-то в район плеча, но ничего не ответил. Секундой позже он накрыл губы Артура коротким поцелуем. А когда отстранился, его лучащиеся счастьем глаза наполнились жидким золотом.       В этот момент для себя Артур точно решил: он ни за что в жизни не станет бороться с таким безумием.