Не время для тебя

      Если бы Хакёна спросили, что он заметил в этом мальчишке в первую очередь, он… он не стал бы лукавить. Ответил бы, что несомненно его привлекло тело, та юношеская ещё чуть угловатая грация, с которой двигался замеченный им молодой человек. Только она и практически ничего кроме, разве что тощая фигурка вызывала бесконечное желание защитить, да и глаза… точно бы у потерянного в себе человека, заставляли самого Хакёна теряться в них.       — Вон тот, светловолосый и невысокий, — Хакён кивнул в сторону сцены как раз в момент, когда упомянутый им мужчина, вместе с остальными, встал на колени, чем вызвал у старшего громкий выдох. Минхо, стоящий рядом и втянутый в чужие мысли по собственной воле, тихонько засмеялся.       — Всё с тобой ясно, — похлопал он соведущего по плечу. — Очередной мальчик "вот бы затащить его в постель". Думаю, ты в пролёте, на этот раз, хён. У них старший — собственник, сожрёт тебя за любой косой взгляд в сторону своего подопечного и не подавится.       — Это другое, — отмахнулся Хакён, не сводя взгляда с мальчишки, ломаная плавность движений которого завораживала, и, что уж таить, напоминала Хакёну самого себя. Было ли это совпадение или же давала знать о себе никуда не девшаяся самовлюблённость старший не знал. — Мне просто хочется заботиться о нём. У него такой взгляд, потерянный, и грустный вид этот…       — Это образ, хён. Просто образ, — опять же, голосом Минхо напомнили ему со спины. — Если бы ты так не глазел на мальчишку, то наверняка услышал бы о чём ребятки поют, и не судил о внутреннем состоянии незнакомого парня по одному только внешнему виду. И вообще, Хакён хён, разве тебе недостаточно собственных детей, чтобы желать заботиться ещё и о чужом?       Хакён промолчал. Трое младших в группе были весьма весомым аргументом. А если по-честному, то и более взрослый вроде бы Джехван составлял компанию неугомонной троице с большим успехом. Можно было уповать и надеяться на ещё одного мудрого и молчаливого хёна, но тот легко превращался в дитя, стоило только возле общежития появиться пушистым созданиям дьявола — кошкам. Тэгун тут же выпадал из реальности, и Хакён с сожалением ощущал собственное одиночество, а спустя пару часов выслушивал рассказы об изумительности кошачьих, обрабатывая царапины на руках Тэгуна.       Но даже так, осознав груз собственных забот, Хакён не помыслил отказаться от знакомства, эта идея попросту не пришла в голову лидера. Он забыл об обязанностях ведущего музыкального шоу, не жалея и отдавая следующую минуту славы Минхо и их очаровательной общей соведущей. Он скрывался в темноте закулисья и, чувствуя себя окончательно спятившим, хватал за руку выходящего со сцены паренька, который, по удачному стечению обстоятельств, шел последним.       — Хён? — тот изумлённо обернулся, уставившись вначале на собственное запястье, зажатое в плен тонких пальцев, а после и на человека остановившего его.       — Ча Хакён, — зачем-то представился старший, хотя видел в глазах напротив отчётливо плещущееся узнавание. — Не знаю, до какой степени прозвучит это уместно, но… если вдруг тебе захочется однажды пообщаться, звони. Мне кажется, это могло бы быть интересно нам обоим.       С этими словами он протянул бумажку с наспех нацарапанным номером. В неровном ряду цифр прослеживалось волнение писавшего их человека, но не больше. Светловолосый принял листок, сворачивая его тут же и укладывая в нагрудный карман пиджака. Ещё тяжело дышащий после сложной хореографии и немного растрёпанный, он казался Хакёну живым воплощением меланхолии.       — Ким Джехо, — всё-таки запоздало представился он и обернулся на знакомый оклик со стороны коридора, а после ещё более потеряно взглянул на чужого лидера. — Мне нужно идти.       — Я знаю, — с сожалением бросил Хакён и только теперь понял, что до сих пор сжимает чужую руку в своей, вот только уже не запястье, а саму ладонь, поглаживая её непроизвольно и упиваясь гладкостью чужой руки, тонкостью пальцев, изящностью аккуратных ноготков. На тактильном уровне всё это убивало, на ментальном убивал взгляд — извиняющийся и всё ещё удивлённый.       Хакён знал, что ему не перезвонят. Ни вечером. Ни на следующий день. И всё равно ждал.       И если бы Хакёна спросили: какого чёрта?! То он бы ничего не ответил, или же начал тихо оправдываться бредом об интуиции, каком-то сверхновом только проявившем себя седьмом чувстве, или небе... Он бы обязательно путался и рьяно утверждал, что это даже не влюблённость. Потому что это действительно была не она. Но он молчал. Потому что не спрашивали. Ему вообще порой казалось до дикого странным, что всё так легко — встретить человека и тут же его потерять, думать о нём, но не давать другим — посторонним — и шанса увидеть эти мысли. Хотя порой хотелось чтобы увидели. Правда хотелось.       Но Тэгун, то и дело проходящий мимо вяло колупающегося в своей тарелке Хакёна, лишь касался чужого лба губами, чуть приподнимая чёлку прохладной ладонью. Ворчал что-то о чрезмерных нагрузках лидера, его усталом виде и даже не спешил убивать взглядом, за то, что очередное его кулинарное творение явно не произвело должного эффекта. А ещё был раздражающий оптимистичный Минхо, с которым Хакёну довелось поделиться захлёстывающими эмоциями тогда. И он платил за это теперь, читая глуповатые однотипные сообщения с кучей вопросиков и сердечек, а после и вовсе не читая — удаляя их сразу же, в полудрёме.       И, наверное, если бы не удача, одним из непрочитанных и удалённых оказалось и сообщение с незнакомого номера. В начале Хакёну показалось, что это обман зрения — дрёма, нагнавшая желанное на картинку действительности. Но когда он протёр глаза и посмотрел на экран вновь, щурясь от его яркости, текст никуда не исчез. Ни улыбочек, ни лишних представлений и подписей, лишь одна только просьба о встрече. Прямо сейчас.       И, пожалуй, это было то самое первое безумие, которое Хакён себе позволил, если не считать самого факта знакомства, конечно. А для человека, имеющего крайне урезанный график сна, срываться, вот так, необдуманно посреди ночи куда-то действительно было безумием. Но он одевался, быстро, как только умел, и перезванивал, уже спускаясь по ступенькам, ведущим прочь из общежития, в ночную весну дремлющего города.       — Неожиданно, знаешь, — вместо приветствия невесело хохотнули на той стороне линии уже через пару гудков.       — Сам от себя не ожидал, — честно признался Хакён, наматывая на шею лёгкий шарф, который по ошибке оказался не его шарфом вовсе, а, кажется, любимым в коллекции Тэгуна. — Меня убьют.       — За этот побег? — Хакён мог бы поспорить, что слышал в нотках вопроса голос совести, но спорить не стал. Лишь отрицательно помотал головой, а спохватившись добавил и вслух:       — Вовсе нет, — странно было начинать оправдываться уже с первых минут разговора, но почему-то иначе не получалось. — Я думаю, что от этой маленькой затеи, которая и правда на побег похожа, не случится ничего очень уж ужасного. Ты только скажи где тебя найти сейчас? Далеко ехать? Ты не замёрзнешь ждать?       — Воу, столько вопросов и заботы разом заставляют меня растеряться, — вновь раздался смех. В трубке и почему-то за её пределами. Отчётливо. Хакён замедлил шаг и, не веря самому себе, обернулся.       Если бы Джехо спросили, почему среди десятка друзей в эту ночь он выбрал совершенно постороннего странного знакомого, он бы не смог ответить совершенно ничего. Потому что признавать правду, говорить, что одинаковые сообщения были разосланы многим, он не умел, а объяснять, почему сразу отправился к общежитию только одного побеспокоенных — не считал нужным. Да и глупо было жаловаться, когда к нему оборачивались, вот так, за доли секунды меняя растерянность взгляда на тёплую улыбку, от которой хотелось улыбаться в ответ и идти навстречу чуть быстрей, убирая ненужный более телефон в карман лёгкой ветровки, накинутой в спешке, без какого-либо стремления выглядеть великолепно.       И всё же Хакёну нереально сильно хотелось сказать что-то именно о внешнем виде своего знакомого, и не так чтобы по-мальчишески рассеянно "вау", а чтобы смутить, чтобы покорить своей искренностью и посмотреть, любопытствуя, окрасит ли бледность скул румянец. Но он промолчал, лишь шагнул ближе, возвращаясь на пару шагов назад и даже не догадываясь, как привлекает сейчас внимание именно его — не его вовсе — небрежно навязанный шарф, длинной бахромой которого легонько играл ветер.       — Привет, — Джехо понимал, что это до жути неправильно, но стоящего перед ним человека хотелось обнять уже сейчас. Притянуть к себе и совсем уж нагло украсть кусочек этого лучащегося тепла для себя.       — А, я так погляжу, ты готовился к встрече основательно, — во избежание лишних действий собеседника, Хакён сам приобнял его за плечо, в то время как подушечкой большого пальца второй руки стёр чуть размазавшуюся подводку с прохладной скулы.       — Съёмки только закончились, — оправдался тот, опуская взгляд к влажному, после недавно прошедшего дождя, асфальту, тот был совершенно не интересным, если, конечно же, не считать носков вычищенных до блеска собственных туфель, что почти упирались в чужие кеды.       — Я тебе почти поверил, — засмеялся Хакён, хотел верил, верил безропотно каждому слову, зная, что младшему нет причин врать и всё же не умея остановиться вовремя и не подразнить его хотя бы чуть-чуть. И это совершенно не мешало продолжить ему разговор после уже на полном серьёзе. — Кафе? Бар?       — Я тут присмотрел уже одно небольшое заведеньице, парой кварталов южнее…       — Там подают прекрасную закуску к пиву, — тут же подхватил Хакён, быстро ориентируясь и без лишних слов понимая, о каком именно месте идёт речь. Ему не редко доводилось бывать в этом баре в компании Хонбина и Джехвана, и теперь он вполне мог похвастать знанием местного меню.       — Сойдёт, — согласно кивнул младший и, не оборачиваясь, пошел в нечаянно заданном направлении. Зная, что за ним последуют так же легко и безропотно, как мог бы сейчас последовать и он сам, ощущая тот же уют, что приносило сейчас присутствие чужого лидера. Он думал сказать об этом, поделиться совершенно престранной мыслью-признанием, но смущенно смолчал, позволяя говорить за себя начинающему по новой накрапывать дождю.