Вадик и фанат

Фанаты ходили за ними толпами. Девчонки кидались на шею с визгом и признаниями в любви навеки. Парни среди поклонников тоже были - толпились у сцены, махали руками и орали, как на футбольном матче. Но после концерта они довольные расходились по домам, болтая на посторонние темы и будто вмиг забывали о кумирах. А девчонки стайкой толпились у черного хода - пели, пили, ждали. Девчонок всегда было больше и увлеченность их - самоотверженнее. - Потому что мы - бойз-бэнд! - острил Глеб. Братик со времен первых выступлений “Агаты” очень похорошел: из нескладного подростка с шапкой кучерявых крашеных волос и нелепой клипсой в ухе превратился в красавца с томными, с поволокой, голубыми глазами и мягкими кошачьими жестами. Слегка округлившееся лицо придавало его образу изнеженности и распутства. На пару пуговиц расстегнутая рубашка, с широким, как на портретах Байрона, воротником сводила с ума впечатлительных поклонниц. Вадим, привыкший быть лидером и главным красавцем в группе, теперь явно уступал брату, поэтому принял решение, что миловидная внешность - не главное для мужика, а в русском роке, пожалуй, и лишнее. Он нарочно стал одеваться проще, и манеры его стали немного грубее и наглее. В молодом российском шоу-бизнесе, который неумело и безвкусно пытался походить на западный, образ этакого простого уральского парня выгодно выделял его. Поклонники преследовали постоянно, и даже в студии крупного звукозаписывающего лейбла от них нельзя было надежно спрятаться. Рассекающий по коридорам статный Филипп Киркоров, прогремевший на всю страну благодаря неожиданному браку с Пугачевой, казалось, был более подходящим объектом фанатских грез, но Самойловых любили сильнее. Девушки провожали их мечтательным шепотом в спину, а однажды парнишка из многочисленных юных поп-звезд, болтавшихся на студии, едва не бросился Вадиму на шею. Глеб в студии старался лишний раз не появляться; он взял на себя роль поэта-песенника и самоустранился от всех деловых вопросов. Вадим же ездил в офис почти как на работу. Преодолев расстояние от дверцы машины до входа в здание через толпу визжащих девчонок, он переводил дух и решал, идти ли в буфет в начале дня или через пару часов. В буфете уже наливали и пили. Вадим уверенно отправился к стойке, краем глаза снова увидев паренька, который так эмоционально отреагировал на их с Глебом появление несколько дней назад. Заказав пару рюмок, Самойлов задумался, присоединиться ли ему к компании малознакомых коллег у окна или посидеть в гордом одиночестве за столиком в углу. Отметив его нерешительность, парнишка метнулся навстречу, светя радостной и восторженной улыбкой. Вадим слегка попятился, но опасение расплескать коньяк заставило его собраться и строго поглядеть на ретивого поклонника. Пестрая кофточка с люрексом, обтягивающая невысокую худую фигурку, неприятно рябила в глазах. - В-а-адик, - протянул тот, сложив ладошки на груди в жесте умиления и обожания, - Так давно мечтал с Вами познакомиться! Я Стасик из “Продакшн Би”, ну, помните наш хит “В ритме дэнса”? В рииитме дэээнса, не помните?.. Сочетание фамильярного “Вадик”, да еще произнесенного с таким неприятным растягиванием и обращения на “вы” показалось Вадиму нелепым, он с досадой отвернулся и понял, что ничьего общества сейчас не хочет, поэтому оправился к дальнему столу в конце зала. Стасик не отставал. Когда Вадим поставил поднос на стол, разложил лимон и закуску и приготовился к приятному завтраку, навязчивый собеседник, пританцовывая, остановился рядом, как бы ожидая приглашения сесть. Его круглые голубые глаза (не такие прозрачно-льдистые, как у Глеба, а прямо слишком голубые; линзы, что ли? - догадался Вадим) смотрели с надеждой и любовью. - Так, Стасик, - бескомпромиссно сказал Самойлов, - Давай вали отсюда. К своим! - он неопределенно мотнул головой, еще не совсем уверенный что подразумевает под “своими” и не ошибся ли в неприятных догадках про этого вертлявого типа. Тот обиженно всплеснул руками. - Вы не в духе! Все-все, ухожу-ухожу. Так счастлив с Вами познакомиться, так счастлив! С тех пор от Стасика не было спокойного житья. Каждый раз, завидев Вадима, он улыбался, махал ему ручкой и слал воздушные поцелуи. Иногда подходил и щебетал что-то любезное, давно самовольно перейдя на “ты”. Глеб, когда въехал, в чем дело, катался со смеху два дня. “Бляя, у тебя появился поклонник-педрилко! А он ничего, Вадик, да? Я его на русском радио слышал. Звезда. Вааадик, не упусти шанс!”. Саша Козлов молчал, грустно лаская клавиши пальцами и отчего-то не смеялся над шутками Самойловых. - Заткнись, Глебсон! - наконец вспылил старший, - Что-то ты этому Стасику больше внимания уделяешь, чем я, неспроста это! Глеб вдруг вспыхнул, как роза, и действительно резко заткнулся. Козлов посмотрел на него с неожиданным любопытством. Вадим ничего не понял, но вдруг почувствовал, что отношение его одногруппников к гомосексуалистам не столь простое и резкое, как у него самого, и это его изумило. Вечер давно наступил, все разбрелись, а Вадим, зарывшись в горы писем, растянулся на диване в обнимку с бутылкой коньяка, купленной за неразумно высокую цену в буфете. Вспоминался день, безудержный смех Глеба, пошлые шутки и странные взгляды. Глупые мысли перекатывались в голове: вот Глеб ходит на маникюр в салон, это как, нормально? Что, самому ногти подстричь и подпилить сложно? Или подгрызть и подпилить. Полжизни в мечтах, стихах и книжках, и еще до сих пор расплакаться может (Вадим помнил, как они с парнями случайно довели младшего братца неуместными подколами года полтора назад). А Сашка... А вот Сашка, где его бабы? Неужели мало фанаток, готовых и с ним замутить? Или он брезгливый такой, или до сих пор стесняется? Глебсон, по крайней мере, трахается направо и налево, хотя его в Свердловске Танька ждет, а у Сашки ни там, ни тут бабы нет... Эх, надо Сашку в этом деле поддержать, а то с самооценкой у него не очень. “А я сам?!” - вдруг ужаснулся Вадим. Так ли он брезгует этим Стасиком? Ведь нет. Тот хоть и противный, но какой-то такой простой в своем восхищении, как ребенок. Его гонишь, а он все равно липнет и обожает, и совсем не обижается. Значит, добрый, не гордый, и по-настоящему влюблен. Фу, какое мерзкое, отвратительное слово про педика, нет-нет, не влюблен, конечно, но симпатия настоящая, это видно. Надо хоть немного помягче с ним. Просто чтобы не обижать человека незаслуженно. Если убрать кривляние, сменить прическу и гардероб, то нормальный был бы парень. Красивый, обаятельный. Тут Вадим тряхнул головой и хмыкнул вслух. Не прошло и полгода, как он размышляет о красоте педика. Смех и позор. Нет, Стасик не был бы “нормальным парнем”. Вот эти его синие глаза, прямые густые брови, открытая белозубая улыбка, а возле рта мимическая морщинка, которая как будто старит мальчика и одновременно придает какую-то слащавую порочность. Все это останется, даже если выбросить люрекс и смыть гель с волос. Вадим поежился от гадливости, смешанной с завораживающим любопытством. И чего в Стасике находят фанатки? Противно же. И видно, что он не за тех играет. Вот Глеб гораздо красивее - правильной, нормальной красотой. Вадим встал, прошелся и уныло посмотрел в зеркало. Отметил намек на второй подбородок, появление которого он до последнего отказывался признавать. А все же Стасик именно на него запал, а не на красавчика Глеба. Надо сделать новую прическу. И не настолько уж Глеб лучше, еще годик и тоже - привет, второй подбородок. Они все-таки очень похожи, родные братья. Вадим сделал загадочное лицо, посмотрел обещающе исподлобья, завесившись кудрями. Осознание собственной привлекательности вернулось. Он нежно провел пальцам по своим губам и позавидовал девчонкам, которым эта красота еще не раз достанется. - Тук-тук, - сказал кто-то за спиной, одновременно стуча костяшками пальцев по двери. Вадим вздрогнул, но выпитый коньяк немного смягчил злое удивление от появления на пороге задолбавшего Стасика. Но все же лицо Вадима, должно быть, выглядело очень гневным, потому что незваный гость слегка опешил и шагнул назад: - Я так, просто заглянуть, просто сказать “пока”... Раз уж двери открыты. Оревуар, мон ами! Хорошего вечера! - и Стасик, заискивающе и добродушно улыбаясь, попятился. - Стой, - велел Вадим, чувствуя любопытство и потребность поболтать хоть с кем-нибудь под дорогой коньяк. Стасик просиял и вопросительно посмотрел на него. - Ну заходи, раз пришел, - и Вадим отсалютовал ему бутылкой. Стасик подбежал к дивану, сел прямо в гору распотрошенной корреспонденции и чинно сложил руки на коленках. Выглядел он более уставшим, чем обычно, и даже с какой-то печалью во взгляде. Непривычно было видеть его таким (не то чтобы Вадим внимательно рассматривал его раньше, конечно). Трогательная морщинка у рта на юном и ухоженном лице особенно выделялась. А тень печали и какого-то смятения в глазах неожиданно напомнили Глеба. Нет, брат абсолютно не похож был на этого, которого Вадим и мужчиной не мог считать, брат был полной противоположностью. А этот - как с другой планеты выпал (лучше бы там и оставался). И тем неожиданнее было, что у него тоже, как и у нормального парня, клёвого Глебки, может быть такой честный и грустный взгляд. И они стали пить. Стасик утратил половину своей манерности в голосе, хотя и продолжал растягивать окончания фраз вкрадчиво и с неуместным кокетством. С удивительной логичностью он объяснял, что шутовские манеры, общительность и тотальная необидчивость - лучший способ расположить к себе людей для таких, как он. - “Что с него взять, жалкого педика?”, вот как это работает! И действительно, что с меня взять? - ворковал Стасик, - Поменьше гордости, Вадик. Знаешь, как у детей? Они еще не знают, что они должны обижаться в ответ на грубость и презрение. И Вадим кивал и чесал затылок, про себя отмечая, что стратегия прекрасно сработала и на нем. Хитрый засранец! И вместе с тем... мудрый? Но не для всех такая мудрость. В ответ на грубость и презрение Вадим предпочитал бить в лицо. Как и в ответ на домогательства всяких извращенцев, - неприязненно подумал он, заметив, что Стасик уже захмелел и льнет к нему, пытаясь то ли прилечь на плечо, то ли уткнуться губами куда-то в шею. - Эй, нафиг, - сказал он, тихонько отталкивая от себя собутыльника. Стасик на время принял вертикальное положение, обиженно засопел и опустил голову себе на грудь. - Я просто искренне восхищаюсь тем, что меня восхищает! - бормотал он, - Я люблю дарить людям радость и сам радоваться. - А отчего тебе, такому радостному, наши песни нравятся? - полюбопытствовал Вадим. - Они прикольные, - сказал Стасик и снова положил голову ему на плечо. “Прикольные! Они прикольные!” - Вадиму было смешно и неприятно от такого комплимента. Он одновременно злился и чуть-чуть завидовал столь простому подходу к жизни у человека с такими серьезными проблемами. - Вааадик, - тянул между тем парень в его ухо, - Какой же ты классный, такой серьезный, такой брутальный, загадочный и недоступный! “Да, я такой. А отчего-то сижу с голубым в обнимку. Но никто не узнает, - подумал Самойлов, - Блииин, всё пиздец, целоваться лезет. Ну, посмотрим. Это же просто любопытно”. Стасик действительно дотянулся уже губами до его шеи, прошелся по линии подбородка, робко тронул уголок рта, а потом прижался полноценным поцелуем и даже скользнул языком меж полуоткрытых губ. Вадим позволял ему это, не особо реагируя, но и не сопротивляясь. Только глянул на молнию его джинсов и удивился, что парнишка не слишком-то возбужден. Или размерами не вышел? Или фасон штанов такой? Или пьян? Или для него это всё нежности, но не более? Вадиму была неприятна мысль, что у другого мужика на него встает, но если не встает - тоже как-то задевало. Поэтому он протянул руку, чтобы потрогать и убедиться. Если до того Стасик не был полностью возбужден, то от прикосновения Вадима ситуация быстро изменилась. Он схватил руку Самойлова и прижал к себе, прося продолжения, но Вадим резко дернулся и отсел от собутыльника подальше. - Все, хорош уже, - пробормотал он. Стасик смотрел с хмельным обожанием и тянулся снова сократить расстояние между ними. Вадим же резко почувствовал дискомфорт от того, что коньяка в бутылке осталось на самом донышке, поэтому он осушил ее одним глотком и поднялся. - Ладно, мне пора, - сказал он. Схватил куртку, барсетку, зачем-то бутылку - ее потом отставил. Стасик хлопал пьяными глазами, вставал, помогал натягивать куртку и шелестел что-то ласковое на ухо. Вадим даже позволил поцеловать себя на прощание, перед тем как рвануть вниз, чтобы вызвать с респешн такси. *** - Умора! - хохотал Глеб, задыхаясь от восторга, - Это лучшая новость года! Мужик Вадиму Самойлову засосов понаставил! Я не могу, это всё, полный финиш! - от смеха глаза его неестественно, болезненно блестели, - Ааа, ты бы себя видел! ты бы видел свое лицо, Вадик! Веселье братца на этот раз даже не злило Вадима. Он был настолько обескуражен и изумлен вчерашней историей, что сам рассказал все. И, в общем, не ждал другой реакции. Глеб всегда любил над ним постебаться, хотя последнее время из-за чрезмерного переутомления приступы смеха его казались больше истерическими, чем веселыми. - Молодец, Вадик, так держать! Изживай гомофобию! - продолжал радоваться Глеб, - В следующий раз не останавливайся, исполни его мечты! Прочисти дымоход! Пробури шахту! - и Глеб, давясь смехом от собственных слов, просто откинулся на спину, рухнув на диван - тот самый, где сутки назад Вадим позволял целовать себя другому парню. Вадиму было уже не смешно, да и Глебу, наверное, тоже. Смех явно переходил в приступ какой-то нездоровой истерики, потом резко оборвался. Стало тоскливо. История со Стасиком, которая еще пять минут назад казалась чем-то диким и эпатажным, поблекла и потеряла всякую значимость. Глеб лежал, глядя в потолок застывшими глазами. Ему давно было пора посетить невролога, или кто там лечит расшатанные нервы. Вадим присел на пол рядом с ним, положил руку на лоб. Тот был горячим. - Хуйня это все, Вадик, - сказал брат, - Ты такой смешной со своим негодованием на геев. Будто первый год в этой тусовке... Я пробовал всё, до чего мог дотянуться, и это тоже. И еще вещи, о которых ты небось и не слышал, - Глеб приложил руку к горлу и на время замолчал, задумавшись, - Чтобы собрать полный набор пороков, мне осталось разве что с тобой переспать, - он хихикнул и отвел глаза, а Вадим похолодел от испуга и изумления, смешанного с чем-то еще, чем-то тянуще-сладким после таких признаний. - И еще героин вколоть, - продолжил Глеб, - нюхать-то я пробовал, а вот по вене еще нет. Тогда будет полный джентльменский набор. Он договорил и затих, закрыв глаза, и, казалось, погрузился в сон. Только дыхание было слишком тяжелым и глубоким. Вадим еще раз коснулся его лба, для верности - губами. - У тебя температура. Вызывай такси и вали домой, - сказал он, вставая. Глеб, пошатываясь, сполз с дивана. Вадим не стал провожать его. Попробовать героин больше не казалось такой ужасной идеей.