Bad Wolf and the Traveler

      Роза медленно подступила к черным от дождя перилам и, щурясь сквозь водную пелену, посмотрела вдаль, где догорало марево двух слепящих планет – алой и цвета насыщенного индиго. – Красиво, не так ли? Голос Доктора вывел девушку из прострации и, бросив взгляд на своего спутника, она вновь отвела глаза вниз, где на свинцово-антрацитовой глади бушующего моря покачивалась ветхая лодчонка. Вытирая лицо рукавом от едкой туши, раскрасившей щеки темными уродливыми потеками, она вдруг поняла, что внизу, у самого причала видно три фигурки: одну покрупнее, другую – чуть меньше и третью – совсем еще ребенка, кутающихся в потертые хламиды и упорно стремящихся уплыть как можно дальше из этого места. – Нет! Вы утонете! - что есть мочи закричала Роза, но, ощутив теплую ладонь Дока на плече, замолкла. – Они же погибнут... – Не надо, - тихо одернул ее Повелитель Времени, указывая рукой на мир вокруг. – Приглядись. Что ты видишь?       С дико колотящимся сердцем блондинка вновь вскинула голову, отступая на шаг от перил и осматриваясь по сторонам. За ее спиной, покачиваясь и вертясь вкруг своей оси, витал горящий канделябр, не гаснущий даже при таком ливне. Где-то там, в беззвездном пространстве витали обломки каменных строений, плюшевый медведь, распахнутые страницы книг, бокалы и тарелки, а среди прочего – и звуковая отвертка. Последнее особенно заинтересовало девушку и она, недолго думая, подбежала по скользкому граниту к вещице, силясь поймать и остановить ее бесконечный полет. Но когда пальцы коснулись отвертки, та просто померкла, издавая статический хруст, как будто ее и не было. – Голограмма? Это...все ненастоящее? - догадалась Роза, оборачиваясь на Доктора в поисках одобрения в его взгляде. – Это все – огромное ядро памяти. Мемориам – фиктивное нематериальное пространство, где возможно все и ничего одновременно. Это визуализация психического процесса отражения и познания существенных связей и отношений предметов и явлений объективного мира. – То есть…- девушка как всегда напряглась, силясь понять путанные речи своего гениального покровителя, - ...наши мысли создают этот мир? Но я не помню ни этих людей, ни этих вещей. Лишь отвертку.       Доктор улыбнулся, но его мимика быстро сменилась грустью, и вся худощавая фигурка стала какой-то незначительной, малой и жалкой. Как сказала бы Донна – «теперь-то ты точно тощий жалкий инопланетянин». Но Донны не было, не было Марты. Не было ничего. – Ты видела Конец Времен и думала, что знаешь все. Но это, - Доктор вновь неопределенно махнул рукой, - больше и дальше знаний всего мира. Когда мы погибли – когда не стало целого мира – осталось то последнее, что делает нас людьми. То, что держало людей в библиотеке, где хранились миллиарды книг и историй, что было их сутью – это информация. Память, Роза. Воспоминания. Последняя инстанция всего и вся, место, создающее себя из ничего. Это и есть мир, сотканный исключительно из воспоминаний более чем семи миллиардов людей и двухсот пятидесяти четырех миллиардов семисот двадцать одной тысячи созданий иных миров. Затаив дыхание, Роза слушала эту речь, не в силах даже пошевелиться. Познать подобное – значило сойти с ума. Но она ведь справлялась и не раз, когда открывала для себя иные миры и даже измерения. Чего теперь стоит принять новую, шокирующую правду? – Но если этот мир создан из воспоминаний, то почему я должна воспринимать это как конец всего? Допустим, я не помню смерти всего живого. Но почему это должно быть так грустно? Ведь мысль материальна. Рано или поздно этот мир станет реальным! Все эти вещи станут реальны! Доктор молчал. Дождевая вода потоками стекала с его одежд, вокруг них вращался целый космос, целый мир был в состоянии возрождения из простейшего потока нейронных связей умов множества созданий, что могут мыслить. Что способны помнить. – Ты не была там. В той….библиотеке, - вскочив на перила и поймав парящую в бесконечности алую розу, тихо ответил Доктор. – Тварь под названием Вашта Нерада пожирала людей заживо. И прежде, чем окончательно умереть, они жили последние несколько секунд или минут. Жила их память. Люди ведь так говорят: «вся жизнь пролетает перед глазами в момент смерти», верно? Мыслительный процесс живет лишь мгновение после физической смерти тела и мозга. Роза отвела взгляд, не двигаясь с места и ровным, ничего не выражающим тоном спросила: – Сколько еще?.. – Не знаю, - лишь пожал плечами Доктор. - Может, минута. Может, день – максимум. А потом этого мира не станет. Но у нас ведь есть время побыть вместе? Вместо ответа Роза протянула мужчине руку и, взяв его ладонь, пошла прочь в бесконечные, зияющие пустотой дали.       И мир рос под их ногами, чтобы вновь разрушиться через несколько мгновений. Две планеты сияли, как самые яркие светила, их путь создавался из ничего, выстраиваясь в мощеную мостовую, тянущуюся змеей через космос, переворачиваясь и петляя, сворачиваясь узлом и ведя кверху ногами. Они шагнули в водопад – и оказались под водой, среди десятка ярких рыб и опасных акул, но ничто не душило, не сдавливало грудь, не убивало их потому что… – ...оно нереально, - рассмеялась Роза, выпуская изо рта стайку воздушных пузырьков и срывая себе яркую ветку красного коралла. – Как кто-то может помнить подобное? – Подводные лодки, дайвинг… Люди помнят все. Возможно, что память – это самая великая их награда и проклятье, - Доктор вновь резко смолк, думая о ком-то очень и очень важном, и в тот же момент он увидел рыжеволосую русалку, уплывающую вверх, на поверхность, где черные толщи океанской воды разрезали лучи неонового солнца. Не отпуская руку Роза ни на секунду, Доктор вышел по каменным подводным ступеням на поверхность, созерцая полуразрушенные стены замка, озаренные закатным маревом, которые все еще дымились от разрывных снарядов, а пространство вокруг наполнял резкий запах пороха и железа. – Это последние минуты их сознания. Кто-то предпочел запомнить миг войны? - недоуменным тоном осведомилась девушка. – Сознание создает само себя и само себя разрушает, - повторил Док и вновь попытался дать ясное объяснение: – При консолидации памяти человеческий мозг задействует гиппокамп, что не отрицает не только частичную потерю важной информации, но и выборочное хранение ее в лимбической части головного мозга. – Выборочное? Бессознательная проекция воспоминаний на этот мир? – А ты умница, Роза Тайлер! Девушка лишь ласково улыбнулась, останавливаясь у самого края винтовой лестницы и со страхом наблюдая, как огненные ядра со свистом влетают внутрь разрушенной колонны, оставляя за их спинами лишь парящие в воздухе ступени.       Они шли все дальше и дальше, путь под их ногами сменялся то цветочным покрывалом с бутонами дикого шиповника, то ледяными просторами заснеженного мира, покуда окружение не сменилось на сверкающие дорожки огромного кристалла, напоминающего грубо ограненный бриллиант, который ослепил бы обоих, если бы не полное отсутствие понятия света и тьмы в этом измерении. Космос плыл над их головами и под их ногами, северное сияние лукавой змейкой огибало бесконечность, раскладываясь на сотню цветов в преломлении кристального пути, мир сиял и угасал одновременно. Раскрыв рот, Роза наблюдала за величием вымышленного мира, простиравшегося на мили бесконечности во все стороны, покуда где-то вдали не раздался хлопок и с нарастающим гулом вечность начала сворачиваться в один гигантский клубок. Вокруг поднялся целый ураган, но он едва ли мог сдвинуть с места двух путешественников, трепля их волосы и играясь с полами одежд. – Вот. И Все, - по слогам произнес Док, запуская руки в карманы пальто и запрокидывая голову вверх. – Но… ты ведь мог! Мог все изменить, всех спасти! Я не помню, как мы умерли и что случилось, но я уверена, что ты вновь все исправишь, - поджав губы, Роза тихо добавила: – В самый последний момент. Ты же в силах, я знаю! Доктор, даже если от нас остались лишь последние воспоминания, я верю, что ты сейчас вызовешь ТАРДИС и… – Нет, Роза, - без страха, боли и без тени улыбки ответил Док, когда их взгляды встретились. – Я спасаю жизни, но не меняю предначертанное. – Неправда! Ты же рассказывал мне про Донну и то, как она...как изменила свою судьбу, а… – Роза, - его голос стал совсем тихим, заглушаемым гулом умирающей Мемориам, - мне очень жаль. Дрогнув, девушка в ужасе юркнула в объятия Доктора, прижимаясь к его груди и последним, что у нее осталось, была одна лишь мысль и мысль эта была одновременно пугающей и прекрасной одновременно. «Злой Волк торжествует».