Build God

I wish that you could see All that's left of me In this land of broken dreams I still try to believe (Ron Pope — I Don't Mind If You Don't Mind)

Ханбин просыпается за час до будильника и старается не смотреть на противоположную сторону кровати. Вся комната пропахла сигаретным дымом и гарью. Тяжесть в голове мешает собирать разорванные мысли в кучу, складывать их в единую картинку и склеивать скотчем. Взгляд опухших глаз падает на одеяло, испачканное кровью, измазанное чем-то грязным, отвратительным, тем, о чём Ханбин хочет забыть. Тело начинает сотрясать дрожь, а из глотки вырываются неразборчивые звуки. Ему просто очень хочется поскорее отсюда уйти. Встать получается не с первого раза. Ватные ноги отказываются держать тело, и Ханбин пару раз падает обратно на кровать, стараясь не задевать вторую её половину, избегать любого вмешательства в ту сторону, не пустую, пугающую. Наконец-то попытки заканчиваются успехом и Ханбин встает. Пара шагов, глубокий вдох и тут же резкая боль по всему телу. Ханбину больно и морально и физически. Так больно, что уже почти всё равно. И тогда, осознав, он срывается с места, хватает разбросанную по полу одежду, натягивает на себя уже не белую рубашку и тесные темные джинсы. В стопу впивается осколок, но Ханбину плевать. Плевать ему и на то, что новая куртка прожжена в нескольких местах. Коридор кажется бесконечным, слишком длинным для такого маленького и бессильного человека, как Ханбин. У входной двери на небольшой тумбочке лежит пачка денег. Огромная пачка разноцветных бумажек, ярких и свежих. Ханбин хватает её и суёт во внутренние карманы испорченной куртки. Он знает, что тут достаточно. Ровно столько, сколько ему надо. *** В квартире темно и холодно. Бобби не помнит, когда в последний раз выходил на улицу. Не помнит он и того, когда Ханбин оставался в квартире хотя бы на целую ночь. Из пяти зеркал не разбито только одно, перед которым сейчас и стоит Бобби. Кулак рисует на зеркальной глади паутину, оставляя блестящие крошки напоминанием в костяшках Бобби. Второй удар сотрясает раму и вот уже зеркало летит вниз, усыпая пол миллионом поддельных бриллиантов. Бобби не хочет смотреть вниз, но всё-таки наклоняет голову, ловя своё отражение. Вся правая сторона его лица больше похожа на горелый пластик. Внутри что-то ломается, заставляя, подобно зеркалу, падать на пол, сжимать ладонями виски и стараться не хотеть умирать так сильно, как сейчас. Бобби захлебывается в рыданиях, водит ладонями по лицу, пачкает себя кровью и молится о том, что бы дожить. Из них двоих настоящий верующий — Ханбин. А Бобби просто верить в каждое слово, слетающее с уст так много значащего для него человека. Он просто верит, что если Ханбин говорит, что всё будет хорошо, то так и будет. И пусть не сейчас и даже не завтра, но когда-то там. Если в этом «там» будет Ханбин, то и Бобби продолжит для него существовать. *** Входная дверь бесшумно впускает в квартиру позднего гостя. Своего хозяина. Потерявшегося и обессиленного Ханбина. Впускает и запирает в квартире, заставляя опираться на выкрашенные стены, ловя непослушными пальцами холодную опору. -Чживон… Бобби оказывается рядом почти сразу. Никто кроме Ханбина не зовет его настоящим именем. И он готов сразу отозваться. С того момента, как на старенький телефон Бобби пришла смс: «Я скоро буду», прошло ровно столько времени, сколько требовалось на то, что бы убрать осколки и стереть с рук и лица кровь. В квартире больше не было зеркал. От Ханбина пахло сексом и кровью. Бобби не мог ни с чем перепутать этот запах грязи и унижения. В единственно уцелевшем глазу темнеет, и Бобби будто бы на секунду возвращается в не такое уж далекое прошлое. Деньги, разбросанные по всему кабинету на последнем этаже здания, снятого под хостел и славящегося своим высоким уровнем на рынке секс услуг. «Папочка» одной из девочек, связанные руки и бензин. Это всё, что помнит Бобби. Помнит и никого в этом не винит. Продавать молодых и красивых прибыльно и опасно. Он много об этом думал в больнице. Думал о том, что Ханбин, наверное, сумасшедший. Потратил все деньги на погашение задолженностей, на множество операций по спасению жизни, на восстановление Бобби, на квартирку где-то на отшибе города, на зеркала, на попытки построить чужую жизнь заново. Не взял себе ни копеечки. Просто отдал всё, что было. Вложил самого себя. Вложил и прогорел, падая в эту бездну за Бобби. Ханбин глухо вскрикивает, когда тяжелая ладонь бьет по лицу. Щека начинает гореть сразу же, заставляя краску приливать к лицу. Сильные руки сжимают и так болящие бока, Ханбин морщится, сжимает кулаки и сдается на выдохе. -Мне больно, Чживон-а, очень больно. Слова действуют лучше ледяной воды. Бобби выдыхает и разжимает стальную хватку, аккуратно проводит ладонями вверх, надеясь не обнаружить слишком выраженных переломов, скользит пальцами по шее и останавливается на чужом лице. Для Ханбина это всё. Он просто падает в чужие объятия и задыхается. Ему больнее, чем тогда, когда он впервые увидел обгоревшего Бобби. Больнее, чем после месяцев физической работы по двадцать часов в сутки. Ему хочется вытащить из своей груди душу и выкинуть её в окно, лишь бы так не болело. -Ханбин, всё хорошо. Всё, правда, хорошо. И хотелось бы верить, но почему-то это слишком сложно. Из карманов на пол летят разноцветные купюры и Бобби морщится. А Ханбин просто чувствует себя бесконечно виноватым и разбитым. *** В ванной холодно. Бобби раздевает Ханбина настолько нежно, насколько это только возможно. Все тело парня украшено синяками и кровоподтеками, несколько ожогов от сигарет, засосы и опять синяки. -Не смотри. Ханбин очень старается не плакать, хотя это и кажется почти невозможным. А Бобби молчит. Молчит и разворачивает Ханбина к себе спиной. Проводит ладонями по изувеченной спине, скользит по ягодицам, на которых невозможно ярко отпечатались следы от ударов чем-то тонким, исследует каждый участок тела. Ему тоже очень хочется верить в то, что всё будет хорошо. И темнеющие лиловые пятна, украшающие всё тело любимого человека, заставляют к этому стремиться. *** Вода не смывает всей грязи, но Ханбину становится лучше. Он жмется к сильному Чживону, стараясь не касаться наиболее поврежденными частями тела сдувающегося матраца. -Я разбил зеркало. Ханбин не дурак, он видит, что единственного зеркала в комнате больше нет. Но ему всё равно. -Всё хорошо. У нас теперь достаточно денег, что бы вернуть тебе лицо. Ты больше не будешь прятаться. У нас будет собака, зеркала, и мы обязательно пойдем гулять. Как тогда… «Как тогда…» повторяет про себя Бобби. Повторяет и думает, что Чживон всё- таки жив, что в том кабинете он обгорел, но не сгорел дотла.