***
Тук-тук. Просыпаюсь от требовательного стука в дверь. Стараюсь игнорировать противные звуки и насладиться часиком-вторым прекрасного сна. — Сынок, открой отцу дверь, — слышу хриплый голос отца. Что ему надо? Обычно он не приходит ко мне в комнату, разве что за мелочью для закуски к пиву или водке. На любезность с утра пораньше не обращаю никакого внимания — оно такое фальшивое, что аж противно. Закатываю глаза и переворачиваюсь на другой бок, надеясь, что папаша года устанет разговаривать в деревянной дверью и свалит восвояси. Стоило мне изменить положение, как вдруг... Почувствовал влагу между ног и на простыне, нечто липкое течёт по бёдрам. Страшная догадка приходит в момент, когда дверь содрогается под наступающем давлением. У меня началась течка. О Боже, самая настоящая течка. — Сыночек, открой папочке дверь, — вновь говорит отец. Понимаю, что он уже пьяный и, к несчастью любого омеги, возбуждённый. — Отец, уходи, ты пьян, — тоненько пищу я, надеясь, что мои слова возымеют действие и он оставит меня в покое. Но сдаваться он не хочет. На дверь снова наваливаются, и в силу своей непрочности она с хрустом открывается. На пороге стоит взъерошенный грязный отец. Под глазами залегли фиолетовые мешки размером больше самих глаз. От дикого зверя меня отделяло пять метров, но даже на таком расстоянии я чувствовал запах перегара, который затмевал его природный запах, запах альфы. Я вжался в кровать, чувствуя, что попал в ловушку. Некуда бежать, не от кого ждать помощи. Безнадёга. Он со скоростью ветра — насколько позволяло его пьяное состояние — приблизился ко мне и схватил за горло. Пьяный, уставший и ослабленный, а хватку не потерял. Воздуха критически стало не хватать. На все мои просьбы, протесты и сопротивление отец лишь усмехался, сильнее сдавливая горло. Какое же это страшное чувство — беспомощность. Когда хочешь, но не можешь помочь. Самому себе. Сознание уже начало покидать меня, перед глазами заплясали тёмные фигурки, уши заложило, руки опустились, не в силах противостоять альфе. Но неожиданно отец отпустил меня. Пока я откашливался, он сбросил одеяло на пол и стал жадно осматривать моё голое, содрагающееся от кашля тело. Да, спал я всегда нагим. Такая привычка сформировалась ещё в глубоком детстве. Я невольно заулыбался, вспоминая те прекрасные моменты счастья, когда папа бегал за мной по всему дому, пытаясь надеть трусы. Отец кричал мне вслед слова поддержки, чтобы я, неугомонный мальчишка, не сдавался без боя. — Чё ты улыбаешься, тварь? — сквозь зубы прошипел отец, до боли сжимая мои бёдра, царапая острыми ногтями нежную кожу. — Отец, не надо, — прошептал я, надеясь призвать его к разуму. Вслед прилетела горячая пощёчина, обжигающая правую щёку. Крохотная слезинка скатилась по бледной щеке. — Заткнись, жалкая пародия человека, — снова прошипел он. В груди больно зажало. И это произносит человек, который только год назад говорил, как сильно он меня любит. Да, трагедия сильно людей меняет. Чувствую, как в мою девственную задницу рывком входят. Отчаянно кричу, вырываюсь, сопротивляюсь, царапаюсь. Меня успокаивают одним мощным ударом о стену, я замолкаю. Сердце рвётся от обиды. За что он так со мной? Резкие, ритмичные движения. Горячие слёзы текут ручьём. Мне кажется, будто меня разрывают на две части, распиливают, хотя обилие густой смазки несколько улучшает ситуацию. Самый страшный момент в моей жизни закончился через час. Отец заставлял меня сосать, самостоятельно трахать себя пальцами, скуля боли. Но последнее перекрывало путь к удовольствию, поэтому никакая течка и возбуждение не помогали преодолеть эту чёртову пытку. А я всё задавался вопросом, как мой отец мог до такого докатиться? Никогда не сдавайся без боя, сынок. Я отчётливо помнил фразу, когда-то сказанную отцом. Никогда не сдаваться без боя? Как скажешь, отец. Он улёгся рядом со мной, уставившись в потолок. Безумный взгляд исчез, оставляя место усталости. Я слышал его тяжёлое дыхание. Конечности слегка подрагивали. В моей голове выстроился план, который мог бы изменить меня. В конце концов, жить с отцом-насильником я не хочу. Это какая-то дикость. Воспользовавшись моментом, я проник рукой под матрас и выудил оттуда шокер. Да, не зря ты мне его, отец, на пятнадцатилетие подарил. Как в воду глядел. Осторожно, тихо, бесшумно... Тело отца прошибает током, зубы трясутся, глаза широко распахнуты. Да, так гораздо лучше. Не теряю ни секунды. Встаю быстро, насколько мне позволяет моё состояние. Протягиваю руку, чтобы взять шокер. Но отец приходит в себя и хватает меня за протянутую руку, таща на себя. Как же не хочется снова попасться ему в лапы... Ударяю в солнечное сплетение, бросаю попытки достать предмет самообороны, впопыхах напяливаю одежду, бегу вниз по лестнице, едва не скатившись кубарем. Боль в заднице мешает совершать резкие движения, но ради свободы я готов потерпеть. В последний раз мельком смотрю на нашу семейную фотографию, где мы с папой и отцом счастливо отмечаем Новый год. Оглядываю дом, который никак не похож на прежний, где мы жили не горевали. Прощай, отец.***
Я бежал. Бежал сломя голову, уносясь прочь от этого дома, этой улицы, этого чёртового гиблого места, в котором меня никто не любит и не ценит. Прохожие недоумённо на меня смотрели, альфы похотливо облизывались, но руки не распускали. Но мне на всех плевать. Так же как и всем плевать на меня. Завернул за угол в надежде найти тихое укромное место, в котором можно будет провести остаток дня. Каждое движение отдаётся дикой болью в промежности, наверное, кровь смешалась со смазкой и пропитала насквозь штаны. Противно. Ужасно противно и больно. Ожидания не оправдались — в этом переулке, в котором я надеялся найти спокойное место, сидела небольшая компания бет. Быдло-беты, как я их называю. Некоторые из них ловят текущих омег и насилуют их. Хотя не обязательно текущих. Таким ублюдкам, как они, по барабану, текущая омега или нет. Стараюсь не попадаться на глаза, медленно, но быстро разворачиваюсь и уже готов бежать, как вдруг слышу свист за спиной. Чёрт. — Эй, красотка, — противный скрипучий голос где-то над ухом. — Тебя папочка не учил, что принцессе нельзя заходить в такие места? "Папочка". Как же это мерзко прозвучало. Мерзко в устах этого недочеловека. Отброса общества. Жалкого ублюдка. Кровь забурлила в венах, ярость овладевала мной. Разворачиваюсь, смотрю в упор на эту суку. На полголовы ниже меня, а значит, ему немало лет. Скорее всего, младше меня. В этом есть плюсы. Его дружки сидят поодаль от нас, с интересом наблюдая за происходящим. Я вложил в свой взгляд максимум омерзительности. Затем замахнулся и со всей силы врезал ублюдку по носу. Характерный хруст дал мне понять, что я сломал ему нос. Его друзья мигом оживились, отбросили в сторону пиво и сигареты, ускоряя шаг стали приближаться ко мне. Я понял, что с целой компанией мне не справиться, поэтому дал дёру. В спину мне кричали отборный мат, грозя изнасиловать, избить, убить. Только иными словами. Нецензурными. Позабыв об острой боли, я снова бежал без оглядки. Я точно знаю, что они давно отстали от меня, но я продолжал бежать. Неожиданно из-за угла выехала чёрная машина. Жаль, я сразу её не увидел. Последнее, что я помню, это чьё-то щебетание над ухом, пара пощёчин, отдалённая просьба придти в себя. Кажется, будто я умираю. Полностью потеряв контроль над телом и ситуацией, я впал в небытие, утопая во мраке.Продолжение следует...