Холодные камни Арнора (7.4) //как Лучиэнь за Саурона замуж вышла//

За эти годы госпожа Линдис почти не изменилась. И всё же «почти» означает перемену. Но не о возрасте речь. Когда Аранарт видел ее в Форносте вместе с Фириэлью, жена Садрона была светлой и лучистой, как солнце в зимний день: легко и радостно. А теперь, с невесткой, которая любила ее едва ли не сильнее, чем родную мать, с уже вторым внуком – теперь госпожа Линдис становилась солнышком августа: не таким звонким, как осенью и зимой, но теплым. Звать ее иначе, чем госпожой, Аранарт не мог и не желал. И дело было не в разнице в возрасте (Голвег постарше будет!), и уж конечно не в знатности ее рода. И в пещере, и в простой одежде она оставалась матерью главы рода Манвендила, и хотя она ничем не подчеркивала этого, хотя высокомерие ей было чуждо, как воде чужда способность гореть, но всё же любой, увидев ее, поклонился бы ей, не спрашивая, кто она. В этом она была зеркалом своего покойного мужа. И в этом же она разительно отличалась от него. Безупречные манеры Садрона вызывали бешеное желание вести себя неправильно, и называть развязность искренностью, грубость – правдой, несдержанность – честностью. А рядом с госпожой Линдис даже простые люди распрямляли ссутуленные плечи и начинали говорить так, как никогда раньше не. У знатных же сами собой вспоминались все манеры, словно они до сих пор в парадных залах Форноста. Аранарт точно знал, что сейчас она одна: Ринвайн с женой и младшим сыном отправился навестить родителей супруги. Разговор будет с глазу на глаз. И если всё будет хорошо, Ринвайн никогда не узнает, о чем они говорили. Она шила, сидя у пещеры. Судя по размерам, что-то младшему внуку. Увидев вождя, отложила работу и улыбнулась так, словно его приход был для нее самой большой радостью на свете. Аранарт помнил, как такой улыбкой она встречала его маму. Ребенком в Форносте он воспринимал это как должное, а сейчас подумал о том, как, наверное, много значили для дочери Ондогера эти улыбки. – Никаких разговоров о делах, пока ты не поешь, – сказала она вместо приветствия. – Госпожа Линдис, ты уверена, что я пришел говорить о делах? – улыбнулся вождь. Она улыбнулась в ответ – как ребенку, не понимающему простых вещей: – Аранарт, у меня сын – разведчик. И очень любит свое дело, так что много говорит о нем. Поневоле и я теперь разбираюсь. Итак, ты будешь уверять меня, что случайно явился именно тогда, когда здесь нет никого? – Я сдаюсь и прошу пощады, – только и смог ответить Арамунд. Они пошли в пещеру. Пока Линдис ставила вариться кашу (разогретую еду она не признавала, готовила только чтобы поесть один раз), Аранарт свежим взглядом смотрел на ее жилье и испытывал жгучее чувство стыда за свою берлогу. Как говорил лорд Садрон? – «даже если рушится мир, это не повод быть неопрятным»? – вот да. Ну ничего, за весну он превратит свою пещеру в дом. – Скоро будет готово, – Линдис плотно закрыла котелок и оставила варево доходить под паром. – Каких трав тебе заварить? – На твой вкус. В Форносте она не брала в руки ничего тяжелее пялец с шелковой вышивкой. А сейчас хозяйствует так, будто выросла в крестьянском доме. Да, но между Форностом и пещерой было еще две зимы в горах… Вслух он сказал: – Странно сложилось у вас: лорд Садрон носил личину Саурона и на игре, а Ринвайн носит личину рудаурца – и в жизни. Она чуть не выронила туесок с травами: – Откуда ты знаешь про Саурона?! Отец рассказал? – Нет. Отец мне ничего не говорил. Он сам. В Войну, зимой. Она забыла о травах, которые держала в руке: – Значит, он настолько верил в тебя? Еще до всего… он редко ошибался, да. – А какая связь, госпожа? – Аранарт не сомневался, что Линдис тоже не ошибается, но понять ее пока не мог. – Он просто упомянул, что они с отцом играли. И что он был… ну, что отец был Финродом. – Связь… – она, наконец, бросила травы в кружку, но питье Аранарт получит не скоро, – связь… На той, на первой игре мы все словно увидели себя – настоящих. Какими мы можем стать, если… когда нас ждут испытания. Это было так светло и сильно… я не знаю, с чем сравнить это. Мы не переживали подобного на играх, которые были потом… и не на играх тоже. Ну разве отчасти – когда ты снял Звезду. Пойми, я не равняю события, я говорю о силе чувства. Аранарт молчал и слушал. – То, что мы испытали тогда… ты же никогда не рассказывал о том, что чувствовал, поднявшись на рассвете на вершину? ведь нет. Так и мы. О таком не говорят. А он поделился с тобой. Вождь спросил осторожно: – Но ведь лорд Садрон был… – Сауроном, да. Таким беспощадным и ужасным, что после него никто назгула не боялся. – Как же ты вышла за него замуж?! Как он смог… – Аранарт чуть не сказал «заставить», – убедить тебя?! – Ты не понимаешь, – лицо Линдис сияло юностью и счастьем, – он был прекрасен, как никогда. Я влюбилась в него без памяти… ведь он был таким жутким и страшным для того, чтобы мы могли узнать всю глубину нашей верности Свету, всю силу наших душ, ведь он это делал ради нас, ради Света, который был в нас и в нем самом. Он помог нам пережить одно из высших мгновений счастья в нашей жизни… так как же я могла не полюбить его! – Жаль, я не знал этого раньше. Я относился бы к нему иначе. – Ты знал это. Не понимал, но знал. Это все знали. Он был жёсток и иногда жесток, да. Но от его суровости вы становились чище. Даже если злились на него. Аранарт молчал, задумчиво теребя бороду. Линдис продолжала говорить, улыбаясь своим воспоминаниям: – На второй день после нашего возвращения он пришел к моему отцу и попросил… – она засмеялась, и Аранарт понял, что это было непреклонное требование, – моей руки. Мы были так молоды, обоим еще нет тридцати, мне о свадьбе думать рано, не то что ему… но он был так решителен, что отец не стал спорить. Мы были, наверное, самой долгой помолвкой в Арноре. – А что потом с играми? Ты сказала, что были и другие. – Да. Но чудо случается один раз… как раньше, мы уже не смогли, только на твоем отце у нас всё и держалось. А Садрон потом всегда Береном, жених же. Береном он был… да, хорошим… только подчас казалось, что мы на уроке наставнику историю в лицах рассказываем. Изредка мелькало что-то настоящее, как в первый раз. Она вздохнула. – А Арведуи был Финродом. Похож ли он был на настоящего, нет ли, а только погибнуть, закрыв собой всех, он сумел… – И отдал то самое кольцо в благодарность за спасение жизни, – тихо добавил Аранарт. – Да. Линдис спохватилась, что хотела накормить его. Каша как раз дошла, Аранарт принялся есть. Хозяйка заварила обещанные травы. Он честно выполнил ее требование: ничего о делах, пока не доест; взял кружку с отваром и принялся греть о нее пальцы, хотя день был нехолодным. – Госпожа Линдис. Я слушаю о ваших играх, и мне становится страшно завидно. В моей юности, как ты понимаешь, ничего подобного не было. – У вас всё было уже по-настоящему, – откликнулась она, но Аранарт продолжал, не прерываясь: – А я тоже хочу что-нибудь в этом духе. Не так, как у вас. По-другому. Но всё-таки хочу. Он отставил кружку и посмотрел ей в глаза: – Например, есть такой древний сюжет: возвращение кольца Барахира. Она тихо охнула. Вождь твердо продолжал: – Так что я пришел говорить о Ринвайне. О нем и о трех «если». Если я задержусь. Если я не вернусь. И если я вернусь без кольца. Он рассказал ей всё, о чем говорил Голвегу. Линдис молчала, переплетя пальцы. Руки ее были мозолистыми, огрубевшими. – Хорошо, – проговорила она. – Делай как решил. Кто еще знает об этом? – Только Голвег. – Хорошо. Он видел, что она не согласна с ним и ищет слова. – Аранарт, – промолвила она осторожно, – всё, что ты сказал, всё это правильно. Других распоряжений ты и не мог отдать. Но ты ошибаешься. – В чем? – он спросил спокойно, готовый не спорить, а слушать. Она улыбнулась и сказала тихо и ласково, будто речь шла не о судьбах их народа: – Посмотри мне в глаза. И скажи честно: ты действительно веришь, что род Манвендила должен будет сменить род Вардамира? Он не ответил, долго и сосредоточенно вслушиваясь в себя. Забытые ими обоими, стыли травы. Потом Аранарт поднял взгляд на Линдис, улыбнулся и медленно покачал головой. – Вот теперь правильно, – молвила она. – Вот теперь иди. К своей судьбе. К своим подвигам. К своей славе. Века через три в тебя тоже играть будут. Он усмехнулся. – И, знаешь что, Аранарт. Тебе надо жениться. Поверь мне, когда у тебя будет жена, будут дети, ты забудешь обо всех своих сомнениях. Вождь не ответил, но что-то изменилось в его лице и она поняла: – И хороша невеста? – Мне хороша, – качнул головой Аранарт. Линдис снова поняла больше, чем он сказал: – И что же в ней не так? – Она простого рода. Совсем простого. – Добрая? – спросила тихо. – Очень. – Ты молодец, Аранарт. Ты даже не знаешь, какой ты большой молодец. Он удивился, не ожидая такой похвалы. – Ты одобряешь? А вот лорд Садрон возмутился бы такому нарушению всех традиций. Линдис тоже решила возмутиться: – У тебя питье совсем остыло. Дай сюда, я подолью кипятку. – Зато заварилось хорошо. Она занялась у очага. Аранарт думал о том, что его ошибкой было приходить сюда только ради Ринвайна. Нужно говорить с госпожой Линдис – и неважно о чем. Дело, с которым он пришел, было наименее полезной частью сегодняшней беседы. Она права: никакой передачи власти роду Манвендила никогда не будет. Он вернется с кольцом, и вот в этом нельзя сомневаться даже на миг. Она подлила ему горячего, достала небольшой горшочек. Там оказался гречишный мед. Запах ударил, перекрывая ослабевший дух трав. – Откуда? – Хоббичий. Ринвайн из Брыля принес. Угощайся. Видя, как он берет на кончике ложки, сказала решительно: – Угощайся-угощайся. Когда ты такой последний раз ел? – Не помню, – засмеялся Аранарт. – В детстве. Она села напротив и заговорила, словно не прерывалась: – Нарушение традиций… Ты снова не понимаешь Садрона. Он никогда не был против нарушения. Мед чуть не встал поперек горла от такого. – Да, – кивнула Линдис. – Садрон всеми силами был против пренебрежения традициями. Питью снова суждено было остыть, несмотря на вкуснейший мед. – Именно, – продолжала она. – Пренебрежение по невнимательности, по лени, по неумению уважать себя… впрочем, всё это разные стороны одного и того же – вот что недопустимо. И в Форносте, и здесь. Но если ты знаешь, что ты рушишь, почему и для чего, то так тому и быть. Жить – значит изменяться; изменяться – значит отказываться от прошлого. – Жаль, я не услышал этого раньше. – Зачем тебе? – засмеялась она. – Ты всё это знаешь и так. Ты же именно так и поступал все эти годы. Аранарт героически вспомнил о недопитой кружке. – Так что женись на своей простушке. Только уж не затягивай. Ты лучше моего знаешь: наследники наших семей всегда дружили. А ты уже нарушил это! Укор ее прозвучал так, что невольно ожидалось услышать «И за это я не дам тебе больше меду!» – Нечего улыбаться, – нахмурилась Линдис. – Если ты поторопишься, ты еще можешь успеть к Гвенделу. Он, конечно, такой взрослый, что уже ходит сам, но… – А если я опоздаю, – в тон ответил Аранарт, – то Ринвайн обзаведется третьим сыном. Во имя традиции. – «Ринвайн, Ринвайн»! – она сердилась с очаровательной нарочитостью. – Хватит смотреть на него как на спасение от любой ошибки! Он не обязан выручать тебя везде и во всем. Сделай что-нибудь сам! Аранарт хохотал долго, откидываясь назад и ударяя ладонями по коленям. Линдис смеялась тихо и аккуратно.