- Я так счастлив, что я здесь, что вы все тоже здесь! Я хотел бы остановить это мгновение!
И все на сцене замерли, как будто Тао остановил время. Малыш чуть не расплакался от счастья. Ведь сегодня, на этой сцене, он праздновал свой 20ый день рождения.
Тао и мечтал бы реально управлять временем, да только не умел, как, собственно, и Сухо на владел водой, а Чанель не повелевал огненной мощью. А хотел бы. Особенно когда Хун этого просит…
Когда макнэ покрасили в темный, он прямо-таки возмужал. Неведомым образом его образ стал более мужественным, и дело вовсе не в плечах. Скулы выделялись еще больше, глаза так и сверкали, и Хуан ЦзыТао понимал, что он «попался»… попался в это очарование, окружавшее корейца, он как спутник попал в магнитное поле малыша и, хоть и не заметно, вертелся вокруг него, наблюдая со всех сторон и зная практически обо всем.
Иными словами, все это притяжение означало лишь одно: китаец был влюблен в О Сехуна, а теперь, когда СМ провели смену имиджа группы, согласно новому хиту, у ЦзыТао случился Overdose. Если бы любовь к Сехуну была наркотиком, то ушуиста давно бы отвезли в морг по факту смерти от передозировки. Но Хун был человеком, чувства были именно чувствами, и Тао участь валяния в земле бок о бок со своими предками не светила.
Собственно, весь концерт, все те 2 дня что уже шло шоу в Японии, Панда был просто неспособен отвести взгляд от медной макушки. Печаль состояла в том, что из-за раздельного промоушена их даже в гостинице разделили на коридоре. Но это не отменяло традиции селфи с упоротыми лицами и прогулок от автобуса и обратно. Тао пытался довольствоваться этими возможностями, но этого фатально не хватало. Честно признаться, китаец подозревал, то его симпатии взаимны, вед еще в предебютный период Сэ не стеснялся брать ушуиста за руку, лапать задницу или класть руки на талию, которая, кстати говоря, у Тао была очень даже ничего… как и задница, в принципе. Многие делали похожие вещи, но только макнэшины знаки внимания ЦзыТао ценил больше всего. Он и сам зря времени не терял, позволяя себе обниматься с Хуном даже на виду у менеджеров и камер. Особенно, кстати, ушуист ценил привычку Сэ нюхать его шею. Тао всегда старался подбирать парфюм так, чтобы Хуну нравилось, но его предпочтения так и оставались для блондина загадкой.
Сегодня утром, первым делом, когда глаза разлепились , Тао схватил с тумбы мобильник и настрочил на вейбо поздравление Хуну и запостил фотку с первого дня концерта. Лежащий на отдельной кровати Крис куксился и зарывался в одеяло, всем видом демонстрируя, как его Галактическое величество не желает и ноги высосывать за пределы мягкой теплой постели. Панда лежал на животе, упираясь локтями в матрас, и листал фотографии в галерее смартфона, задерживаясь на тех, где был Сехун. Парень бессознательно улыбался, замечая кусочек лица или руки «предмета» своего обожания. В такие моменты ЦзыТао мечтал быть рядом с Сехуном. Чтобы они вместе лежали и смотрели фотографии, рука макнэ была бы у ушуиста на талии, и с особо милые моменты Тао бы хихикал, а Хун чмокал его в похожую на одуванчик макушку. От одной мысли, что такое могло бы быть, улыбка парня ширилась, обнажая зубы. Эх, мечты-мечты… одному в кровати слишком просторно, и Тао так хотел бы, чтобы это пустующее место около него занял кореец.
Уже внизу, у ресепшна, все поздравляли макнэ и, смеявшись, обсуждали второй день концерта. Как всегда, Тао и Ифань были последними выползшими из номера. Выходя из лифта, ушуист сразу уловил краем уха возбужденные крики Ёлли. Тот басил, прыгая вокруг Хуна, изображая из себя главного обсыпателя лепестками роз. По «ккеабсооооон» стало ясно, что неподалеку стоял и Бэкхен. Малыш улыбался, что заставляло ушуиста таять от счастья. Любое проявление радости мальчика - и китайца охватывало волной эмоций, тепло от которой разливалось по телу, давая силы свернуть горы, если понадобится.
Завидев приближение рэпперов-мандаринок, все приветственно замахали руками, обращая на себя внимание всех на первом этаже. Хун, сияя как утреннее солнце, тоже махал, их глаза с пандой встретились, и Тао, наверное, покраснел, хотя и не знал точно этого. Он лишь кротко улыбнулся в ответ и прибавил шагу. Компания «заглотила» новых членов команды, и теперь к хору голосов прибавились очаровательный смех Тао и глубокий бас Крисуса. ЦзыТао, незаметно для себя, оказался рядом с Сэ, и тот уже машинально обнял его.
- С Днем Рождения, Хунни! – почти прошептал китаец и ответно обнял мальчика. Тот похлопал его по спине, и пусть Тао этого не видел, но каким-то шестым чувством понял, что макнэ улыбается.
Улыбка Хуна была безумно заразительной, и Тао на протяжении всего концерта ловил себя на том, что всегда за улыбкой макнэ следовала и его собственная. Причем достаточно было даже той милой моськи, когда Сехун, не открывая зубов, щурил глаза и поднимал уголки губ. В такие моменты ЦзыТао посещала тяга к обнимашкам, и его руки непроизвольно хватались за талию малыша, если он был рядом. А если нет, что случалось довольно часто, под рукой оказывались Лухань, Крис, Сухо… в общем, довольствовался тем, что есть. Но больше всего его руки, да и все тело, стремились к теперь вновь темноволосому корейцу, к его теплу, к его молочной коже, к широким плечам. Ушуист мечтал смотреть в его глубокие, с первого взгляда ужасающе темные, а на самом деле прекрасные и выразительные блестящие карие газа с пушистыми ресницами, мечтал, чтобы эти глаза смотрели на него, чтобы его, Хуана ЦзыТао, глаза тоже стали особенными для Хуна. Так уж был устроен китаец, ему была необходима взаимность, но он не знал, как ее добиться, не испортив то, что уже есть. Панде нравилось дружить с Сехуном, но временами его тело охватывало необъятное одиночество, хотелось тепла, нежных объятий. Он кусал губы, сжимал себя за плечи, желая, чтобы его поцеловали и крепко обняли, утолили эту боль. Но ему нужен был не кто-то абстрактный, ему нужен был кореец О Сехун. Порой мысли о Хуне сводили Тао с ума, особенно когда тот был один. Зато когда его обожаемый мистер О был рядом – случался салют эмоций и общения, никакого смущения, на душе было легко. Иногда Панда делал поползновения проявить нежности, и, что еще смешнее, Хун отнюдь не был против. Хун… Его шепелявость умиляла Тао. Такой маленький и в то же время такой до сумасбродства взрослый и сексуальный. По-мужски сексуальный. Настолько притягательный, что если бы ушуист был бабенью, он бы захотел заиметь маленьких Сехунят от него. Собственно, он и так бы хотел, наверное, но физиология была против.
Как бы то ни было, сегодня у Хуна день рождения и ушуист намеревался поздравить его лично, чтобы не было лишних глаз и ушей, чтобы не было недопонимания.
Парни вернулись в гостиницу довольно поздно, и сил на какие-то телодвижения хватало только у Чанёля (вечный электровеник мод он) и Сухо ( мама держится всегда!). Кай силился быть тоже не совсем дохлым, но в итоге все равно висел на Кёнсу, постоянно извиняясь, что тому приходится ему помогать. Китаец завидовал этим двоим, ему тоже хотелось обнять Хуна и идти с ним так... Сехун шел спереди с Крисом, и Тао в который раз разглядывал то, как сквозь штаны выпирают ягодицы малыша, и, когда тот поднимает руки, открывается вид на милейшие ямочки на пояснице. Ооо, эти божественные ямочки, эта белоснежная кожа… пресвятые Гуччи, как же сложно изображать покой и безмятежность! Но ЦзыТао, как и все, был очень вымотан, выжат, пусть это и была приятная усталость..
Таким образом, все разбрелись по номерам. Правда, не все пошли к себе. Надо ли уточнять, что Кёнсу и Чонин ушли вместе, а нечаянно так лишний Чен ненавязчиво улепетнул тусить к Луханю и Минсоку (кстати, они всех позвали к себе). Панда заполз в номер и вроде как убитый вхлам упал на кровать, но как только его золотистые глаза скрылись за веками, перед взором тут же появился ОН… Еще с не смытым макияжем поле овердоуза, в белой рубашке, с фирменным напряженным взглядом, полным силы. Панда обнял себя руками и съежился в комок. Вот оно… Вот это время , когда в голову лезут неприличности, а тело изнемогает от отсутствия любви. В последнее время ушуист даже тренироваться спокойно не мог…когда выдавалась минутка отдыха – он мечтал о Хуне, о том, как бы он был с ним на тренировке, давал бы ему бутылку с водой, теребил волосы, вытирал полотенцем пот с лица и плеч китайца. Каждое падение или удар в стену спиной представлялся для Тао, как если бы его прижал к стене Сехун, чтобы сделать то, о чем мандариновый макнэ так мечтал. Но нет… не сейчас, да и зачем? Надо вообще радоваться, что они вдвоем общаются больше, чем с кем-либо еще.
Боевая Панда пролежал где-то минут двадцать прежде чем заметить, что Крис не пришел в номер. «Хм, наверное, к Луханю пошел.. или ходит внизу где-то», - поразмыслил китаец и вздохнул. И почему Сехуну не пришло в голову пойти за ним? Почему он ушел к себе, даже не сказав банального «пока»? да, Дэ Рэ, все дела, но ведь Тао не просто мембер, он его друг… если умолчать тот факт, что этот «друг» по уши втрескался в именинника. Малейший такой нюанс, а как все меняет, а!
Он полежал еще, повертелся, покрутился, посидел в интернете, завернул себя в кокон из покрывала, выполз оттуда… Таким образом был убит час времени. Уже скоро будет полночь, а он так и не подарил Сэ свой подарок.
Все было не так просто, хотя бы то, что если Сухо сейчас в одной комнате с Хуном – ему, Тао, делать там о своими трепетом и чувствами нечего. Нет, Чунмён не жестокий, просто Тао не хотел при ком-то свой подарок отдавать, да и спалят его со всеми потрохами на тему любви к Сэ. Лишь взглянув на его розовое лицо с дурацкой лыбой. Но попытка не пытка, и ушуист, взяв в руку пакетик размером с коробочку от добротных духов, выскользнул из номера.
Бесшумно крадясь по коридору, ЦзыТао осматривал каждую дверь, не откроется ли она внезапно и не выйдет ли кто… но пока все было «чисто». Сердце колотилось как ненормальное, в груди стучало как на фейерверках с бесконечным количеством зарядов. И с каждым ударом сердца по телу пробегала вспышка волнения. Вдруг Хуну не понравится эта затея с ночным визитом, может он ушел или собирается уходить к кому-нибудь из мемберов, а тут нарисовался Панда со своими мелочами. Ушуист даже немного вспотел от всех этих мыслей, столько путей развития событий, что страшно. Но отступать некуда, да и это же его Сехун, его друг, в первую очередь, а потом уже предмет воздыхания. Он простит, поймет, они посмеются и разойдутся. Хотя бы так.
Внезапно раздался щелчок ручки какого-то номер, и Тао инстинктивно остановился. Из дверного проема, что находился в конце коридора, показалась нога в кроссовке. А затем и владелец ноги вышел – это был Чунмён. Китаец решил, что разговоры не уместны, и резко повернувшись в обратную сторону, сделал вид, что он идет к себе.
- Тао! – окликнул его Лидер. – Ты сейчас занят? Хочешь к нам?
- К нам – это к кому? – обернувшись, подозрительно спросил Панда.
- К Луханю, Сюмину…
- Не-не-не, - перебил его ушуист. – Мне плохо что-то, я за таблетками ходил вниз, и уже не выдержу никакой нагрузки. - и скривил рожу, будто у него колики в животе, диарея, язва желудка и зубная боль в одном комплекте.
Чунмён соболезнующе улыбнулся, кивнул и, прикрыв дверь своего номера, прошел мимо притворяющегося китайца в сторону номера где предстояло устроить тусовку. Как у хищной кошки, глаза ЦзыТао пристально следили за лидером, фиксируя каждое его телодвижение. Но вот он постучал в дверь, ему открыли – и Сухо скрылся за одной из многочисленных дверей коридора.
Тао облегченно вздохнул. Обманывать «маму» отнюдь не хотелось, но признаться в том, что «он пошел поздравить Хуна с днем рождения, а потом признаться в любви, и , Сухо-хён, пожалуйста свали» , он тоже был не в состоянии. Но сейчас это уже потеряло всякое значение. Важно другое – дверь в номер Сэ осталась не заперта! Зеленый свет для Тао горел ярче солнца. В голове, правда, мелькнула мысль, что Чунмён все знал и нарочно не запер дверь, но панда сразу отринул такую догадку, аргументировав это тем, что Сухо просто не мог знать, зачем Тао здесь и вообще куда шел.
Ушуист подошел к двери и дрожащей рукой потянулся к ручке. Напряжение росло, и китаец шумно дышал носом, гоняя кислород по телу, надеясь хоть как-то успокоиться. Но нет, его тело горело, руки же, наоборот, были ледяными и влажными от пота, а сердце дирижировало всеми органами, и те играли какой-то трэш на струнах его нервов. Судорожно потирая лямки пакетика в руке, мандариновый макнэ представлял уже все, что могло произойти, все – от пощечин, кулаков, обид и пофигизма до горячего секса с громкими стонами и признаниями в своих грязный желаниях. От этого у Тао помутнело в глазах, он ведь не исключал, что сможет повалить Хуна в постель… Изо всех сил подавляя зародыш возбуждения, ушуист сглотнул… и надавил пальцами левой руки на дверь. Та без особого усилия, абсолютно тихо, отворилась, приглашая ЦзыТао пройти внутрь номера.
Все номера в отеле отличались только расположением кроватей, телека и ванной комнаты, но этот номер был копией их с Крисом. Правда, он был чище и опрятнее. Ну еще бы – Сехун-любитель порядка, а Сухо, как лидер, содержит все в приличии и чистоте. Не то что его величество Ифань, каждый раз разбрасывающий простыни и полотенца. Освещение было везде выключено, кроме… ванной. Шум воды. В груди Тао разгорелось безумное пламя волнения, ведь все указывало на то.. что его предмет обожания моется. Мозг ушуиста вмиг сгенерировал изображение Хуна в душе, как по его плечам стекают прозрачные струи, как он умывается, запрокидывая голову, зализывая волосы назад, при этом с приоткрытого рта капает вода . Глянув случайно в зеркало, панда осознал, что он пунцовый о смущения и вожделения. И это только от фантазии… А если Сехун выйдет? Что тогда станет с бедным по уши влюбленным китайцем?
Тао все думал, что делать, и его посетила безумная на первый взгляд мысль – постучать в дверь, отделяющую ванную комнату от прихожей. Чем дольше ожидание, тем мучительнее беспокойство. И вот только ушуист собрался подойти к двери, чтобы оповестить макнэ о своем присутствии, как вдруг его нога задела входную дверь и та с грохотом захлопнулась. Панда чуть не упал замертво от воображаемого инфаркта, он и так был на нервах. Удар выбил Тао из реальности, но через пару секунд он снова был в этом мире, потому что отворилась дверь ванной, и на белом фоне кафеля, немного в пару, еще весь мокрый, в полотенце на бедрах, показался ОН. Фирменное кирпичное выражение лица было настолько сексуально в дополнении с мокрыми волосами, которые макнэ досушивал белоснежным полотенцем, по молочной коже по всему торсу стекали многочисленные капли воды, оставляя очень провокационные влажные дорожки – все это заставляло грудь Тао пылать от восхищения и.. чертового возбуждения. Глаза цвета темного шоколада были полузакрыты, и, казалось, малыш все еще пребывал в своих мыслях. Но когда его туманный взгляд наткнулся на китайца, глаза распахнулись, ресницы дрогнули, и лицо приняло привычное, немного заинтересованное, отчасти детское выражение, которое ушуист тоже любил )в такие моменты он чувствовал себя хёном). Но это не умаляло его красоты, мужской красоты. Обнаженное, немного худощавое тело с широкими плечами вгоняло гостя его номера в краску. В горле застряли все слова, которые он планировал сказать, сердце в груди как будто распухло, увеличилось в размерах и заполнило всю грудную клетку, рот немного приоткрылся, и Тао стал глотать воздух, нервно и отрывисто. Надо что-то сказать, надо издать членораздельные звуки.. Но он не мог. Потому что Сехун смотрел на него; потому что Сехун был почти голым; потому что Тао боится признаться..
- Тао-я, ты чего-то хотел? – наивно спросил Хун, чуточку улыбнувшись и кивнув головой.
Глаза Тао хаотично забегали, руки перебирали за спиной веревочку подарочного пакета, ладони вспотели… Ушуист не знал, с чего начать, как правильно… Бегая взглядом по телу макнэ, ЦзыТао заметил, как медленно но верно, набухают нежно-розовые соски малыша, видимо, из-за резкого перепада температур. Но от этого у панды еще быстрее заколотилось сердце и внизу живота загорелось что-то невообразимо сильное, плавящее изнутри. И это все лишь из-за полуобнаженного тела корейца. Темные глаза внимательно смотрели на Тао ожидая хоть какого-нибудь ответа.
- Я… - Панда силился разрушить неловкую стену тишины, - я просто..это… зашел поздравить тебя, - и он протянул малышу подарок. – Вот. С днем рождения… - Тао покраснел еще пуще и, вложив руку Сэ пакет, отошел на шаг назад, вернув руки обратно за спину и опустил голову.
- Ооооо, спасибо! – обрадовался Хун и, что естественно, подошел обнять ушуиста в знак благодарности. И обнял. Рубашка и штаны Панды вмиг впитали всю влагу, бывшую на теле Сэ, и Тао уловил холодок. Хун был ледяным. Китаец безумно хотел согреть его, и обнял в ответ. И тут же почувствовал грудью два твердых бугорка, прижимающиеся к нему. Что еще хуже, его СОБСТВЕННЫЕ соски предательски затвердели и проступили через рубашку, упираясь в Хуна. От мальчика головокружительно приятно пахло, и было неясно, это все гостиничная мыльная жидкость или же запах самого малыша. Неважно. Главное – это вот этот момент, момент объятий. Тао прижимал Сэ к себе и чувствовал биение его сердца – оно билось хоть и быстро, но ровно, будто в темпе радости. А вот его, китайца, кровяной насос сходил с ума, стуча так, будто сможет достучаться до Хуновского.
Неожиданно по телу ушуиста в направлении паха пробежало возбуждение и сконцентрировалось там… в члене, и тот, очень не кстати, начал затвердевать. Испуганный, ЦзыТао попытался отодвинуться от корейца, и это оказалось несложно. Тот не предал этому большого значения, и с той самой милейшей улыбкой и сощуренными глазами побежал в комнату, чтобы посмотреть подарок. «О господи, он сейчас включит.. сейчас случится позор!» - гулким эхом отдалось в голове у Тао. Он не планировал присутствовать при этом, лишь надеялся признаться, но пока не вышло.
А в груди все бурлило, вернее, трепетало, билось в ожидании судьбоносной минуты… Ну, не судьбоносной, а просто волнующей, сложной… Но Тао хотел этого, хотел сказать, не держать в себе.. Не, не потому что надеялся на взаимность, а просто чтобы Сэ знал, чтобы не было секретов. В душе ушуист надеялся на ответ в будущем, а сейчас.. только бы выслушал и не оставил, только бы Тао не опротивел ему..
Тем временем Хун (я не знаю как, не спрашивайте) отыскал DVD-плеер, так как в гостинице не был предусмотрен музыкальный центр. Все еще будучи в одном полотенце, кореец сел на корточки, чтобы установить проигрыватель, и китаец отвернулся от греха подальше, испугавшись, что может увидеть или придумать что-то..очень возбуждающее и немного пошлое. Он с интересом уставился на узор на обоях, пытаясь вообразить, что это пик дизайнерской мысли, и что он в восхищении. Макнэ уже подключил провода и питание, и теперь, достав аккуратно из коробочки диск с надписью «Сехуну от HZT» (корейский), положив его в дисковод, упорно жал на кнопку воспроизведения, надеясь, что так дело пойдет быстрее.
И вот пошел аудиотрек. Тао все еще изучал стену, когда послышался шум из динамиков телека, он машинально обернулся в сторону звука. Малыш уже сидел на крае кровати и смотрел на экран. Такой красивый профиль, прическа, не закрывающая его идеально прямую шею, переходящую в спину, такую широкую из-за плеч… ЦзыТао как завороженный уставился на Сехуна, буквально гладил его взглядом, рассматривал. А в это время запись началась, и в динамиках раздался голос Тао.
«Эмм.. что ж.. Так неловко, ха-ха.. Привет, Хун-а! Сегодня твой 20ый День Рождения! Ты вырос с момента нашей первой встречи в агентстве.. но ты все еще маленький! Ха-ха-ха-ха! Я рад, что ты есть, что мы общаемся… Вооот.. Что … Хунни, я хочу пожелать тебе удачи, исполнения твоей мечты, побольше партий в песнях, ведь тебя всегда обделают. Не понимаю, почему, ведь у тебя такой классный голос!..»
Ушуист невольно покраснел, слушая собственные откровения и голос. Он столько раз записывал этот «пролог» к диску, столько всего думал сказать, рассмотрел кучу вариантов, и в итоге, ничего не успевая, записал эту речь за день до вылета в Японию на телефон. Качество не ахти, но было все слышно, и слава богу. О Сехун сидел неподвижно, улыбаясь при каждом смешке Тао на записи.
«Так вот, Хун-а, я безумно счастлив сейчас! Да, я могу это сказать совершенно отчетливо и ясно. Я это понял еще в Циндао, гуляя с тобой по пляжу.. для меня это много значит, ты же знаешь, я многим дорожу. И многое помню, но все воспоминания невозможно удержать..»
Китаец уже начал волноваться. Он не помнил в точности то, что записал и начинал путаться, какая это из записей и что он скажет дальше. Панда посмотрел на Хуна. Лицо того выражало сосредоточение, ему было важно каждое слово, что он услышит, он нахмурил брови и немного сжал губы, взгляд был устремлен куда-то сквозь телевизор. Ушуист подошел поближе к комнате с телевизором и встал в дверном проеме, облокотившись на косяк, скрестив руки на груди. Хоть весь его внешний вид указывал на спокойствие, внутри все дрожало, как бокалы на подносе неумелого официанта, и Тао прилагал титанические усилия, чтобы скрыть свое истинное состояние. Он глубоко дышал, пытаясь использовать легочные упражнения, дабы успокоить себя, но ощущение на груди твердых сосков макнэ и его влажное тело в объятиях самого китайца не покидало его, а, наоборот, усиливалось с каждой минутой, и сердце… оно скреблось наружу от паники. ЦзыТао боялся. Боялся, что сейчас его голос на записи скажет что-то неожиданное, что-то..
«Хун. Я надеюсь, ты сейчас один в комнате. Я не хочу , чтобы мои мысли стали известны кому-то еще…(вздох) Я часто говорю одну фразу. Ты знаешь, что я не могу иногда сдержаться в плане выражения своих чувств. Я много плачу, смеюсь, кричу… Ах, я даже не знаю, как бы сказать тебе, чтобы ты понял меня…»
Глаза Тао округлились. Он ВСПОМНИЛ, что записал. Вспомнил, что сейчас будет сказано.
«Хотя не важно, я хотел это тебе сказать еще в Новый Год, но не смог, и поэтому скажу сейчас…»
Тао судорожно задышал ртом, и неуклюже попятился к двери в коридор этажа. Он не был готов так рано сказать Хуну..
«О Сехун, я.. я люблю тебя…»
Запись собственного голоса заглохла на слове люблю» в голове Тао, как будто микрофон закрыли рукой. Не долго думая, Панда мокрыми от пота руками схватил ручку двери и дернул ее вниз, и открыл дверь. Но щелка между стеной и дверью исчезла, захлопнулась от сильного удара ладонью по самой двери. Тао увидел руку. Руку Сэ, которая отрезала ему путь отступления. Китаец сглотнул. Не зная, что сказать, он только моргал, чтобы не пустить слезу от неожиданности и страха. Он смотрел на свои ноги, в гостиничных тапочках, на ковре серого цвета. Панда слышал дыхание Хуна у себя за спиной, но не понимал, что за этим последует. Он лишь знал, что его ноги сейчас подкосятся от перенапряжения, от этого мучительного затишья.. хотя как сказать… на диске, подаренном макнэ, были записаны песни EXO и другие, сочинённые Тао, в его исполнении, и уже начала играть первая… Плечи китайца поднимались и опускались в такт дыханию, на лице выступил пот. Не в силах повернуться и посмотреть в глаза малыша, ушуист стоял почти неподвижно, опустив голову, сжимая кулаки. Но так нельзя было продолжать, ведь все уже сказано, а молчание делу не поможет, и Тао, облизнув губу и глубоко вздохнув, посмотрев в потолок, решил все де повернуться. Инстинктивно закрыв глаза, он отвернулся от двери и начал говорить:
- Хун, я.. я понимаю, что..
Но его оборвали, положив на губы подушечки указательного и среднего пальцев. Глаза Панды,едва приоткрывшись, забегали по сторонам. Зачем он его остановил, зачем? Что-то хочет сам сказать? Так говори!.. Но Сэ молчал, смотря на китайца с уверенностью.. и нежностью. Да, это был очень ласковый, но решительный взгляд. И Тао не знал, что на это ответить.
Неожиданно кореец сделал очень странную, но милую вещь: он отвел от губ ЦзыТао свои пальцы и медленно поднес их к своим и.. поцеловал их. «Это же непрямой поцелуй!!!» - мозг Тао заорал во все горло, сердце забилось как баскетбольный мячик в замкнутом пространстве, и Панда от удивления и переизбытка чувств беспомощно открыл рот, пытаясь вздохнуть..
Медноволосый парень вновь устремил взгляд на ушуиста. Блондин был в замешательстве, не зная, как дальше поступать. Тао и правда не знал. Что это было? Намек? Или просто спонтанное действие? Тао знал лишь одно: его тело, его сознание хотело Хуна, хотело его любовь, его всего, хотело, чтобы Сэ ответил взаимностью, и ушуист понимал, что на его лице написано все это.
Сехун выдержал паузу (неясно, специально ли), а потом неторопливо приблизился к Тао, который лишь мог наблюдать. Он медленно подвинулся к ушуисту, и Тао ощутил его прохладные руки на своей талии. Прижавшись вплотную к блондину, Хун забегал глазами от глаз Панды до его губ и обратно, как бы спрашивал: «Можно мне это сделать?» И Панда не мог сдержаться. Он робко подался вперед, закрыв глаза, и нежно коснулся мягких губ малыша. Поцелуй был таким лёгким, едва уловимым, как первый поцелуй в средней школе, но это был самый прекрасный поцелуй, самый чувственный.. У Тао даже чуть оргазм не случился на почве переизбытка эмоций. Он и не мечтал о таком, не думал о таком, не думал, что его губы коснутся ЕГО…коснутся Сехуна… И ему хотелось еще..
Хун будто прочитал его мысли, и, не дожидаясь ничего, он впился в губы ЦзыТао, яростно, прижимаясь к нему все сильнее. Все мышцы напряглись, руки сдавили тело Тао в крепчайших объятиях. Ушуист не успевал дышать, только тонул в тех ощущения, что дарил ему возлюбленный. Поцелуй был мокрым, мягким, скользким. Язык Сэ ласкал губы и язык Панды, доводя того д истомы. Тао терял разум, целуя и обнимая Хуна в ответ, не веря во все происходящее. Кореец просто вжимал парня в дверь, водя руками по его закрытому рубашкой и брюками телу. Ушуист изнемогал от желания, чувствуя сквозь ткань настойчивые прикосновения малыша, ищущие его… Внизу живота все горело, и как бы нежно Тао ни любил Хуна, животный инстинкт брал свое, и все действия корейца, все его бессловесные разрешения на ответные поцелуи и объятия, все это способствовало увеличению полового органа в его штанах, отчего те становились еще теснее.
Наконец, Сехун оторвался от губ ушуиста и отдышался, смотря ясными темными глазами в глаза китайца, как будто уверял, что все хорошо. Но Тао лишь растерянно смотрел в ответ, пытаясь восстановить дыхание, и медленно переосмысливая все произошедшее. Комок мышц в груди, именующийся сердцем, спазматически бился, не желая и думать, что продолжения банкета не будет. В душе играл оркестр, с барабанами, тарелками, скрипками, гитарами, пианино, трубами, со всевозможными инструментами, и хотелось петь. Чем дольше длилась пауза, тем отчетливее ушуист понимал, как он счастлив. Испуг и волнение постепенно уходили, и их место занимали радость и облегчение. Нет, напряжение не ушло, но теперь было просто легче…
- Хун-а,я… я так.. – Тао часто моргал, боясь расчувствоваться, - я п-просто не могу по…
- Я тоже люблю тебя, Тао-я, - размеренно и мягко перебил его Сэ, и на его лице расцвела та самая улыбка, которую так любил Тао.
И ушуист не выдержал. Закусив губу, он сполз на пол по поверхности двери, подняв взгляд в потолок, чтобы не заплакать, но слезы все равно выкатывались из глаз, как бы парень не старался их остановить. Такие горячие, соленые.. Сквозь слезы, как через окно в дождливый день, ушуист глядел на Хуна, и видел, как тот заметив мокрые глаза китайца, с улыбкой и любовью во взгляде, сел ближе к сползшему на ковер Тао и погладил того по щеке, заодно стараясь вытереть слезы, все льющиеся из глаз мандаринового макнэ. Тао засмеялся… как глупо вышло: он пришел поздравить и признаться, а в итоге сидит тут, плаче и смеется от радости..но он здесь, с Сехуном. И тот ему тоже признался… Его чувства взаимны, и он не знал, как выразить свое состояние. Такой ураган эмоций: радость, счастье, волнение, облегчение и напряжение в одно и то же время, боль, которая сразу же сменилась блаженством… Слов бы не хватило описать это все.
- Хунни, я так счастлив! – Тао всхлипывал и смеялся, стесняясь своего вида, он вытирал слезы, размазывая из по щекам, но они не кончались, отчего смеялся еще больше и больше. От неловкости китаец закрылся руками, чтобы Сэ не видел его лица. Как глупо…
- Тао-я, - голос Хуна звучал очень ласково. – Я правда.. люблю тебя…
Новая волна чувств накатила на ЦзыТао, и он резко кинулся вперед. Оба парня с глухим гуком повалились на ковер в коридоре, Тао не рассчитал сил и буквально повалил Сэ. Китайца переполняло желание обнять, прижать Сэ к себе. Его тело нуждалось в сильных объятиях, и его руки стиснули малыша так крепко, что тот напрягся, однако не сопротивлялся, а через несколько секунд и сам обхватил Тао и плавно погладил его по спине. Тао было мало, ему хотелось значительно большего, всего Сехуна, целиком, чтобы он весь без остатка принадлежал ему, он сжимал почти голого Хуна в тисках, судорожно водя руками по плечам, животу, бокам, проступающим ребрам…. Кожа корейца была настолько мягкая и гладкая, что ушуисту хотелось его трогать, ласкать, чувствовать его собственным телом. Хун пах чем-то сладким, фруктовым, вперемешку с запахом самого парня потому как он немного вспотел, и ЦзыТао начинал терять разум от такого ароматического коктейля. Казалось, что он сейчас под кайфом, и этот наркотик или травка (без разницы) ему определенно по душе.
- Эммм… Тао-я.. ты не мог бы..
Панда опомнился и резко, опершись на вытянутые руки, поднялся над Сэ. Тот тяжело дышал, ртом, и его губы вызывали у Тао немедленное желание поцеловать их. Лицо немного покрылось румянцем, на лбу выступили капельки пота, и.. соски снова, как и некоторое время назад, затвердели и вспухли, кожа вокруг съежилась. Тао с секунду пялился на грудь малыша с открытым ртом, не соображая, что вообще делать, и потом испуганно посмотрел в глаза корейца. Он сжимал губы, облизывал их, стараясь справиться с… возбуждением, но получалось не очень успешно. И особенно Хуна выдавала его нижняя часть, что понижу живота, там зрело извержение вулкана, его член слишком долго был в соприкосновении со штанами Панды через полотенце, и ощущал, то и сам ушуист тоже хотел чего-то гораздо большего, чем крепко обняться.
Китаец заметил эту твердость пониже пупка у Сехуна, и в голове перемешались желание содрать с Хуна это гребаное полотенце и сделать что-то пошлое, но до умопомрачения желанное, и странное волнение, что вот тут лежит его предмет вожделения, с эрекцией, а он, Тао, не может решиться ничего сделать, ибо не знает, как будет правильнее. Хотя кого мы обманываем, конечно, Панда понимал, что значит это состояние. Они оба хотели заняться любовью. Сейчас. Немедленно. Китаец осознавал, что это все быстро как-то происходит, он только-только признался – и сразу в постель? Он не так планировал, но какие планы, если организм был другого мнения.
Парни оба были в некоем замешательстве, лежа на полу в коридоре. В номере звучала очередная песня в исполнении Тао, но кроме этого – тишина. Китаец все подбирал в голове слова, чтобы.. Чтобы что? Сказать, что пошли-ка в кровать? Да ну, нет, так не пойдет. Будучи по своей сути романтиком, несмотря на некоторую развязность на публике, ушуист просто не мог такого сказать своему Хуну, который, может, пока и не его вовсе.. Но и оставлять так все было нежелательно. У обои парней горело в паху, сердца обоих сходили с ума, грудь вздымалась от попыток надышаться.
Вдруг Сэ взял правой рукой Тао за шею и, приподнявшись на локте свободной руки, подтянув к себе мандаринового макнэ, легонько прикоснулся губами к виску, к той самой нежной коже около правого уха. К лицу Панды подступила краска. Тао боялся, что потеряет рассудок, и все же сдерет полотенце с Сехуна, и… О да, именно! Он займется с ним сексом. В жопу романтику, просто в жопу. Но зачем Хун так себя ведет? Зачем так делает? Сам же понимает, к чему все ведет..
Рука малыша крепко держалась на загривке китайца, их лица были так близко, что Тао слышал и чувствовал натужное дыхание макнэ. Они все лежали на полу, но не один из них не мог сделать ничего дальше, как будто чего-то опасаясь. Ушуист хотел было набрать в легкие воздуха, чтобы что-то вещать, все равно что, но кореец его опередил.
- Тао, ты мой..
«Я всегда был твоим, маленький дурак» - неожиданно мысленно усмехнулся ЦзыТао. Эта фраза Хуна не была внезапной, как ни странно, но, черт возьми, этот голос, эта ситуация,да и вообще всё. Да, так и должно быть, Тао принадлежит Хуну. Подбивало ответить: «Ну так возьми меня, сделай меня своим прямо здесь и сейчас!», но панда постеснялся ляпнуть такое. Однако, если подумать, а скольких усилий стоило Хуну это сказать? Не похоже было, что ему это далось запросто.
Хоть прошло всего несколько секунд, Тао показалось, что гораздо больше, и вроде бы комментарий уже не актуален, но ему надо было отреагировать. И он, переборов смущение и волнение, наклонившись к лицу малыша вплотную, провел языком по его губам. Сладкие, и такие мягкие. Тао всегда питал слабость к леденцам, но никакие чупа-чупсы не шли ни в какое сравнение с вкусом губ О Сехуна. Девственные, но в то же время невероятно сексуальные, притягательные. Тао опять облизал губы макнэ и затем прижался своими губами к ним. Рот Хуна инстинктивно приоткрылся, и Панда не удержался, как говориться, от французского поцелуя. Скользнув языков в рот мальчика, Тао ощутил, как его собственный «друг» в штанах заболел неправдоподобно сильно, стал упираться в ширинку, что вызывало желание снять эти поганые тряпки с себя. Сэ отвечал на поцелуй, страстно, будто пытался показать Тао, что тот действительно его, без всяких других вариантов. Одной рукой макнэ сжимал волосы на макушке блондина, а другой уже начал расстегивать пуговицы на рубашке, стараясь сделать это побыстрее. Когда же три пуговицы поддались его попыткам, ладонью мальчик стал массировать грудь Панды, задевая соски, от чего ушуист еле слышно постанывал. Стараясь сохранить остатки рассудка, ЦзыТао, облизав верхнюю губу, остановил руку Хуна, сжав за запястье. Его глаза метались между лицом Сэ и кроватью, и Хун уловил это, причем его физиономию украсила в некотором роде дерзкая, даже хитрая улыбка, отчего, по спине ушуиста пробежали мурашки. Слова вмиг потеряли всякое значение, и без них было ясно абсолютно все. Хун, снова впившись в губы Панды, стал подниматься, и китаец понял намек. Целуясь, парни кое-как встали, и, пятясь назад, Хун, лаская талиб блондина, вывел того из коридора, направляясь к своей кровати, которая находилась ближе к балкону, нежели кровать Чунмёна. Тао все это время не открывал глаз, он балдел, одурманенный вкусом губ Хуна, их настойчивостью и ненасытностью. Подойдя вплотную к кровати, Сэ толкнул Тао на нее. Тот от неожиданности, испуганно открыв глаза, упал на одеяло как в пропасть,не в силах пошевелиться. Его грудь рельефно вырисовывалась под держащейся на соплях рубашке, в штанах отчетливо встал член, образовав громадный бугор, руки безвольно лежали как упали, распростертые по сторонам. Глаза ЦзыТао уставились на кое-как удерживающееся на бедрах корейца полотенце, которое вот-вот спадет.
Кореец встал коленями на матрас, между ног Тао, уперся руками около плечей ушуиста, и прильнул к его шее. Тао издал хриплый стон, и его руки устремились к голове Сэ, запустили пальцы в еще не до конца обсохшие волосы, сжимая их при каждом выбросе адреналина. Язык макнэ ласкал шею китайца, медленно приближаясь к ключицам. Руки схватились за отворот рубашки, буквально разорвал и без того натянутую застежку рубашки, освободив доступ к груди и животу парня. Тао поежился, но не от испуга, не от отвращения, а от пронизывающего смущения, хотя он много раз ходил без рубашки и даже майки при Хуне, но сейчас… сейчас не то, в данный момент его сердце бесновалось, смешивая как миксер все чувства. Хотелось одновременно и нежно обнять малыша, зарывшись носом в его волосы, и в то же время сорвать полотенце, стянуть с себя штаны и соблазнить Сехуна, чтобы тот сделал с ним то, что они оба еще никогда не делали ни с кем… Борясь с противоречиями, ушуист сжимал волосы корейца все сильнее и сильнее, пока тот мягко, но настойчиво, целовал его грудь, массировал ее, покусывал твердые как камешки соски, после чего ласкал их языком, будто залечивал. ЦзыТао стонал, еле слышно, вторя каждому прикосновению макнэ. Пальцы Сэ поглаживали ямочки на пояснице у Тао, понемногу намекая, что этим дело не ограничится. Губы Хуна неумолимо двигались к дьявольской дорожке, ведущей в штаны, язык оставлял после себя влажную блестящую дорожку. Напряжение в паху у китайца росло, достигая апогея, и теперь его тело желало Хуна, желало, чтобы тот его трогал, сильнее, настойчивее, всего и полностью, чтобы его руки обнимали и ласкали каждую клеточку его тела. Заломив голову назад от удовольствия, Хуан ЦзыТао не мог остановить неприличные звуки, издаваемые его связками, такие пошлый, протяжные… Хуна это заводило, это было ясно по тому, что его полотенце прилипло к паху, и по ноге уже текла довольно жирная струйка спермы.
Когда лицо Хуна достигло брюк, а губы уже покрыли поцелуями каждый миллиметр расстояния от пупка до пряжки ремня, малыш довольно грубо, рывком, расстегнул ремень, затем пуговицы штанов, и сдернул их с накаченных бедер китайца, тем самым явив своему взору черные обтягивающие боксеры с красной полоской сверху и обрамлением в зоне полового органа, где уже вырисовывалась вполне явственная выпуклость. Хун аккуратно положил руку на эту самую выпуклость, и тут же из груди Тао вырвался стон, прозвучавший немного громче, чем хотелось бы… По телу растеклось и закружилось чувство наслаждения, щекотливое такое, но заводящее. Панда взглянул в сторону Сэ –и возбуждение переполнило его до краев. О Сехун смотрел на Тао исподлобья, своим привычным на сцене взглядом, в глазах горело желание, рот немного приоткрылся, и язык то и дело облизывал губы… и полотенце, которое упало. Тао отчетливо видел довольно большой, дрожащий, уже облитый спермой член парня, и ему.. захотелось его. «какие грязные мысли…» - промелькнуло в голове у ушуиста, но вожделение и предвкушение того, что будет дальше, выветрили из головы остальные мысли.
Панда залез поглубже на кровать, увлекая за собой Сэ. Он потянулся к пухлым аккуратным розовеньким губам, и Хун без раздумий подался ему навстречу. Горячие, сладкие, мокрые поцелуи сводили китайца с ума, и он, держа рот открытым, пытался глотать воздух, в то время как Сехун целовал его губы. Голова начинала кружиться, и ЦзыТао боялся, что вот-вот отключится прямо посередине главного действия пьесы. Лежа на спине, он снова устремил взгляд на Хуна, вернее, на место пониже живота. Сперма все текла, медленно, как густой крем, Тао понимал, что макнэ сдерживается, причем уже давно.. хоть по нему и не было заметно, что вызвало у Тао еще больший прилив чувств. Правая ладонь корейца вновь легла на пах ушуиста, и не дожидаясь реакции парня, принялся поглаживать и без того изнемогающий орган блондина. Тао зажмурился и сжал рот так, что губы побелели, чтобы не заорать от возбуждения. Казалось, все его нервные окончания, все эрогенные зоны переехали именно туда, в пах, и теперь любое прикосновение Хуна, будь то поцелуй, рука или даже дуновение дыхания, вызывало у Панды почти непреодолимое желание кончить. Он подозревал, что там, внизу, у него все плохо, еще хуже чем у макнэ, и с каждым движением руки Сэ положение ухудшалось. Тем временем пальцы Сехуна сжались у основания члена ушуиста, и, когда рука шатена поползла вверх, Тао со всей ясностью осознал, что он хочет корейца, хочет его слишком сильно, чтобы пытаться сознательно себя вести и сдерживать животные инстинкты.
И Тао не выдержал. В глазах блеснул безумный дерзкий огонь, и ушуист в два счета поменял себя и Сэ местами, сев на того верхом. Но Сехун не удивился, наоборот, уголки его губ поползли вверх, и руки по-хозяйски легли Тао на бедра. Китаец стянул с себя рубашку и швырнул ее куда-то, ни то вверх, ни то в бок. Туда же полетели и трусы, которые он известным лишь ему одному способом снял. Как и ожидалось, его «друг» был наготове, весь в жилах, скользкий от собственной смазки, багровый. Под собой Тао ощущал жар Сехуна, ему в промежность упиралось нечто твердое и мокрое, и парень не мог больше ждать ни секунды. Он резко упал вперед, впился в губы корейца, покусывая нижнюю, и его язык незамедлительно проник в рот корейца и переплелся с его языком. Макнэ гладил Тао по щеке, волосам, шее, но китайцу было мало, поэтому он взял Хуна за запястья и положил его ладони себе на грудь. Ушуист желал больше прикосновений этих рук; Хун его мгновенно понял это, и его пальцы, до безумия медленно, с особой заботой и настойчивостью, стали поглаживать напряженные до боли кофейного цвета соски блондина. Тот жадно, с шумом вдыхал воздух через ноздри, впиваясь ногтями в бледные широкие плечи, оставляя на них темно-красные отметины. Парень сидел на животе у Сехуна, и при каждом вздохе Тао ощущал, как тот прижимается к его ягодицам, к его мошонке, отчего он еще чувственнее целовал Сэ, доказывая свою любовь, свое желание быть вместе, вот так вот, обнаженными, в постели…
Руки Хуна скользнули по мускулистой спине Тао и дойдя до низа, уделили особое внимание ягодицам, сжимая их, что вызывало дрожь всего тела, и китаец, все еще пытаясь остаться на коленях, мягко лег на грудь корейца. Чуть пониже поясницы Тао ощущал незнакомый доселе трепет, его тело требовало тоже чего-то незнакомого, но такого известного всем; того, о чем мечтал Тао, лежа в кровати, сдвинув согнутые ноги, чтобы сдержать возбуждение, чтобы зажаться и не соприкасаться ни с чем, чтобы потом не пришлось идти мыться и стирать белье; того, что сейчас было настолько реально, что упустить возможность было бы преступлением; того, к чему все шло.. К сексу. К слиянию. Осязая всем телом, что вот –вот это случится, кожа Панды покрылась мурашками, и его «друг» заболел еще сильнее. Руки Хуна спустились по внутренней стороне бедер, и Тао пришлось сдерживаться, как только он мог, чтобы не кончить. Сердце колбасилось внутри, танцевало чечетку, и китаец уже не понимал, какой у него ритм, да и есть ли он вообще. Просунув руку под себя, ЦзыТао кончиками пальцев дотронулся до мокрой головки члена макнэ, и шатен сразу прерывисто задышал, сжав губы – напряжение было на пределе, Хун и так сверх меры сдерживался.
Тао снова встал на колени. Теперь Сэ мог видеть его всего, его натренированное тело, рельефный пресс, и увеличившийся в размерах половой орган. Ушуист провел ладонью по молочному торсу Хуна, от основания ключиц до лобка, не спеша, получая удовольствие от процесса. А потом его рука снова опустилась на член корейца, придала ему вертикальное положение, и, немного отклонившись назад, позволил Хуну войти в себя… Наслаждение пронзило все его тело, блондин выгнулся, из груди вырвался сдавленный стон, и, широко открыв глаза и рот, ушуист ощутил сладкую боль. Да, было больно, но это ничто по сравнению с тем, что последовало потом. Но ведь это был Хун, тот, кого Панда так хотел столько времени, о ком мечтал, кого вожделел. Переведя взгляд с потолка на корейца, парень увидел, что тот запрокинул голову назад, погрузив тем самым ее в подушку, закусил нижнюю губу и шумно втягивал сквозь сжатый рот воздух. Руками Сэ сжимал бедра Тао, и понемногу, когда китаец начал двигаться, стал ему помогать, манипулируя его тазом. ЦзыТао неприлично громко стонал при каждом толчке, задыхаясь в экстазе. Внутри все горело, и Панда думал, что он скоро расплавится изнутри. Движения были на удивление незатрудненными, темп учащался, Тао чувствовал, что близится момент оргазма, как Сехуна, так и его собственного. Ушуисту становилось тяжело, и он оперся руками в ноги Хуна чуть выше колен, при этом еще сильнее выгнувшись. От непрекращающихся стонов у блондина пересохли губы, и он их периодически облизывал, когда была возможность. Он верил, и одновременно не верил в происходящее, все казалось сном…
Ощущая подступающий конец, Хун с немалыми усилиями поднял голову и грудь с кровати, и, согнул колени, обхватив Тао за талию, перевернул того на спину. Опустившись на простыни, китаец почувствовал тепло и влажность (Хун изрядно вспотел). Кореец навис над ним, не переставая двигаться, упираясь руками в подушку, над плечами ушуиста. Одна из его рук опустилась к члену Тао, и от последующих быстрых массирующих движений Панда чуть ли не закричал, изо рта непроизвольно потекла струйка слюны. Тао потянулся к Сехуну, его руки обвили шею корейца, тело прижалось к молочному торсу. Его медноволосый любовник незамедлительно принялся покрывать шею и лицо ЦзыТао поцелуями. Толчки становились сильнее, глубже, чаще…
Не прошло и пяти минут, как оба парня кончили. Тао дрожал от переполнявших его всего непонятных, жгучих, сильных чувств. Аккуратно выйдя из ушуиста, Хун, убрал с лица Тао растрепавшуюся короткую челку, мягко поцеловал его в лоб. Тот кротко улыбнулся, пребывая все еще в полусознательном состоянии, затем обнял макнэ… и отрубился.
***
Еще в полусне, Тао начал ощущать какие-то прикосновения. Еле разлепив веки правого глаза, он несколько секунд привыкал к темноте - а потом снова закрыл глаз, и его губы расплылись в смущенной счастливой улыбке. Он лежал с Хуном. Тот обнимал его сзади, дыша прямо в затылок, отчего было тепло и немного щекотно. Как же он, Хуан ЦзыТао, мечтал проснуться рядом с этим взрослым малышом, в одной постели, чувствуя тепло его тела. Мечты, однако, сбываются, кто бы что ни говорил. Китаец дотронулся до руки Сэ, покоящейся у него на груди, и их пальцы тут же сплелись. Панда повернулся и встретил взгляд темных блестящих глаз с густыми ресницами. В груди растеклось счастье. Макнэ нежно чмокнул Тао в висок, и тот тихо, но звонко, хихикнул.
- Который сейчас час? - почему-то вдруг спросил Тао.
Сехун протянул руку к тумбе у кровати и, нащупав мобильник, включил экран.
- 4:35 утра.
- Еще так рано… я думал, уже совсем утро.. – Тут его охватило волнение. – А Сухо-хен где?
Сэ лишь пожал плечами. Но его не было в номере – и это главное. Шатен перелег на спину, и Тао, как котик, вмиг устроился у него на груди. Он слушал биение сердце Хуна, размеренно-быстрое, но успокаивающееся, чем-то напоминающее звук капель по карнизу во время ливня. Слушал бы вечно.
Внезапно Тао посетила интересная идея. Ушуист вскочил с кровати, в потемках отыскал брюки, где в кармане покоился телефон, нашел его, и вернулся в постель. Включив камеру, Тао прилег рядом с Хуном, опершись на локоть, и вытянув руку с телефоном, привычным движением нажал на кнопку. Звук затвора. На экране было мало чего понятно, несмотря на режим ночной съемки. Но и так было ясно, кто и с кем там. Радостный Тао резво перевернулся на живот и принялся копаться в настройках, дабы осветлить фотографию. Большая теплая рука легла ему на поясницу, вызвав приступ мурашек, и китаец, все еще улыбаясь, повернул голову к Сэ. Его глаза будто светились в темноте, уголки губ стремились вверх, а около сощуренных глаз были еле видны морщинки. Хун тоже перелег на живот, руку малыш переместил на голову ушуиста, потормошив блондинистые волосы, вызвав у Тао тем самым несколько смешков, а потом наклонил к себе его голову и прикоснулся губами к его макушке. На миг Тао испугался, что потеряет сознание от радости и трепета в груди. Губы Хуна принялись покрывать голову блондина поцелуями, и, дойдя до района виска, Сехун шепнул ему в ухо те самые слова. «Я люблю тебя, Тао-я…»
Кровь прилила к щекам, и китаец упал лицом в собственные ладони, не переставая смеяться. Потом, помотав головой, чтобы рассеять остатки смущения, он поднял глаза на Сэ.
- Хун-ни, ты такой дурак!
- Эээ? Почему?! - изумился Хун, убирая со лба челку тем самым пафосным движением, как на сцене.
ЦзыТао вздохнул и, неожиданно, но теперь уже законно, закинул ногу на Сехуна, а потом и весь уже на него забрался, снова сев тому на живот. Оба парня были нагишом, но теперь это не смущало, да и безудержного влечения тоже не возникло.
- А что мы будем делать, если все же придет Сухо-хен? Он же…
- Он знает, что ты мне нравишься, - спокойно ответил Сэ. – Если он вообще выползет от Лухань-хена, то просто посмотрит и ляжет спать, ничего не сказав, - и макнэ, потянув Тао к себе за подбородок, медленно и нежно поцеловал того в губы.
В груди снова сконцентрировалось что-то горячее, и сердце вновь забилось чаще. Блондин хитро улыбнулся, и затем, схватив каря одеяла, закрыл его волной обоих парней…
***
Чунмен так и не вернулся в номер к утру, поэтому никто и не заметил, как оба макнэ вместе покинули номер. Все двенадцать EXO встретились внизу у лифтов, причем половина состава явно не выспалась: Бэк поминутно зевал, Кай в прямом смысле висел на Кенсу, Крис тер глаза. Тао и Хун стояли вместе, первый за спиной второго. Все обсуждали последний день концерта, и больше всех болтал Ёль которому отсутствие сна было ни по чем. Сехун держал руки за спиной, сжимая лапку Тао, поглаживая ее. А Тао лишь робко улыбался, стараясь не подавать виду, что сегодня ночью он был самым счастливым на свете человеком. Наступил новый день, и ушуист вошел в него за руку с теперь уже его 20ти-летним Хуном.
