Remedium

      Деревья в парках полыхают погребальными кострами. Эта осень в Лондоне неестественна ярка, тепла и суха. И так же неестественно одинока. Фальшивая осень в фальшивом городе. Символично. Уже месяц как Джон фальшиво учится жить без него. Учится вставать по утрам не под звуки скрипки и вонь очередного незадавшегося химического эксперимента, а под могильную тишину брошенной квартиры. Миссис Хадсон живет у сестры. Как ты там говорил? «Скорее Англия падет, чем миссис Хадсон покинет Бэйкер-стрит!». Все оказалось намного проще, Шерлок. Тебе просто следовало умереть... Лучше бы Англия пала!       Джон отказывается верить, что он умер. Оправдывает себя детским правилом – если закрыл глаза, значит, ничего не было! Он. Закрыл. Глаза. Значит. Ничего. Не было. Ведь это же Шерлок, он не мог!       Стоя у гранитной плиты Джон попросит: «Будь, пожалуйста, живым», - то ли Шерлока, то ли Бога. И будет в это верить. Потому что больше бывшему солдату верить не во что.       Перетряхивая свои университетские конспекты, Джон натыкается на неразборчиво переписанное стихотворение. Когда-то, курсе на первом, им его читал один из преподавателей, большой любитель поэзии. То ли сам сочинил, то ли кого-то цитировал – Джон даже не помнит повода – но пол качается под ногами, как шаткая палуба. Стихи – не его сфера, но такт души попадает в такт с карандашными строками:

«У всего есть предел: в том числе у печали. Взгляд застревает в окне, точно лист в ограде. Можно налить воды. Позвенеть ключами. Одиночество есть человек в квадрате».

Рука трясется, без трости нельзя сделать и шагу, а пистолет на всякий случай заперт в ящике стола. Но у всего есть предел. В том числе у печали.       Джон больше не читает газет, не смотрит телевизора и не бывает на кладбище. Он ходит по парку и цитирует Бродского. Нет ничего проще теперь, в мир технологий, установить авторство полустершихся строк. Он рассказывает слушающим его голубям, что «Одиночество учит сути вещей, ибо суть их тоже одиночество». А вечерами, когда становится совсем невыносимо, сам себе шепчет:

«Потому что часы продолжают идти непрерывно, боль затухает с годами. Если время играет роль панацеи, то в силу того, что не терпит спешки, ставши формой бессонницы...»

Придя на прием к психотерапевту, в один дождливый день «надцатого мартобря», Джон скажет: «Мой лучший друг... Шерлок Холмс... Его нет». И почему-то эта женщина не догадается, что нет – это не значит умер. Нет - это просто не рядом. А не рядом – это ведь временно?