Граница ночи и дня. By Meow

Название: Граница ночи и дня. Фэндом: Sengoku Basara Автор: Meow-chan Жанр: пвп. Персонажи\Пары: Тёсокабе/Мори Отказ от прав: Мяу ничего не принадлежит Предупреждения: Не бечено, но проверено вордом. Написано после просмотра аниме – в игру не играла. См. жанр. Бессмысленно и беспощадно. Секса почти нет, будущего тоже. Рейтинг: R Статус: закончен Написано для Basara Kink *** Солнце догорает медленно, опускается в море, чтобы исчезнуть, и его смерть окрашена в красный. Красный пропитывает волны и песок, ложится на одежду людей и стены зданий. Владыка Аки провожает солнце каждый вечер, чтобы встретить на рассвете. Он влюблен в свою Ничирин безнадежно и одержимо. Обычно Моточика ждет. Терпеливо и привычно, замерев в тени комнаты. Лениво скользит взглядом по тонкой фигуре на балконе, любуется, не претендуя на обладание. Есть минуты, когда правителя Аки никто не тревожит, когда ему не приносят донесений, когда его не просят о встречах. Утром и вечером, когда рождается или умирает солнце, и мир становится теплым. Моточика не привык видеть Мори красивым. Для Моточики красота - это улыбки, мягкое женское тело и теплые женские руки, это безыскусная простота взгляда и яркие краски. Волны, ветер и электрическое, радостное ожидание того, что будет дальше. В Мори нет ничего, что Моточика считает красивым. Мори состоит из резких, стремительных линий, жестких решений и холодных слов. Из граней и подводных течений. Из требовательной жестокости и острого, металлического чувства опасности. С ним ничто и никогда не бывает просто. Но утром и вечером он почти красив. Есть странная поэзия в линиях его тела, в почти ощутимом стремлении к солнцу. Теплый свет смягчает черты его лица и путается в его волосах. Моточика знает Мори как жестокого, бескомпромиссного ублюдка, но видимо, любовь преображает даже таких людей. Правитель Аки наблюдает рассвет и закат с балкона, стоит в каких-то трех-четырех метрах от Тёсокабе, но между ними, как неодолимая преграда, прочерчена линия тени. Моточика в комнате. Мори на балконе, говорит с солнцем. Если бы Тёсокабе рассказали, он бы рассмеялся и не поверил. Он уважает море, любит его и считается с ним, как с силой, превосходящей его собственную, но он не суеверен. Он не видит в волнах ничего, с чем можно было бы разговаривать. Мори говорит тихо, вдохновенно, ветер срывает слова с его губ, чтобы унести их вверх. Моточике достаются только обрывки фраз. Иногда. Днем Мори принадлежит не ему. Днем Мори принадлежит своей стране, своим планам и своему солнцу. Днем между ним и Тёсокабе ненадежный мостик вынужденного союза после долгой междоусобной войны, потери с обоих сторон и вселенский запас упрямства. Тёсокабе не из тех, кого можно удержать. Мори не из тех, кому можно верить. Днем между ними только тонкая невидимая струна связи, по которой они ходят, как по лезвию, боясь сорваться. Моточика уже не помнит, сколько раз хотел все бросить и уехать, чтобы забыться в алкоголе и женщинах. Мори уже не считает, сколько раз обещался его убить. Ночью между ними терпкий вкус саке - один на двоих, стоны и выдохи, сбивчивое дыхание и лихорадочные прикосновения. Бесконечные споры о силе, стратегии, свободе и том, чья правда правее. Холод, жар, тепло и все то, что делят люди, когда хотя бы мысленно признают, что больше не чужие друг другу. Рассвет и закат - это хрупкие границы перехода, передышка, чтобы день сменился ночью и наоборот. Мост между тогда и сейчас. Обычно они проходят его порознь. Каждый раз Моточика собирается преодолеть эти несколько метров. Всякий раз останавливается на границе света и тени, терпеливо дожидаясь пока исчезнет солнце. В темноте легче принять одни вещи и отказаться от других. Это тоже трусость по-своему, но обычно она нужна им обоим. В этот раз все иначе. Корабль отплывает на рассвете, и уже утром Моточика возвращается на Сикоку. К морю и привычной шумной компании своих подчиненных. Он не увидит Мотонари полгода, может быть дольше. Полгода - совсем не долго, если задуматься, но Моточика, как и Мори, привык расставаться навсегда и не загадывать, по старой привычке времен Сенгоку. Доски пола теплые. Несколько метров до Мори кажутся бесконечными и заканчиваются слишком быстро. Моточика не признался бы в этом под страхом смерти, но выйти на балкон оказывается нелегко. На закате самое важное для правителя Аки время дня, его личное время, его убежище, куда нельзя никому и ничему, кроме солнца. Мори стоит с закрытыми глазами, и Моточика рассматривает его лицо. - Если ты пришел помолчать в мою сторону, ты можешь вернуться в комнату, - говорит Мотонари, не открывая глаз и не поворачивая головы, но в его словах нет той холодной остроты, которая появляется, когда он хочет, чтобы Моточика ушел. - Пытаюсь понять, чем тебе здесь так нравится, - Тёсокабе останавливается рядом, не пытаясь дотронуться. Слова не так много значат между ними. Они просто часть ритуала. - Я говорю с Ничирин, - Мори запрокидывает голову, как будто ловит исчезающее прикосновение и выглядит влюбленным. Это немного злит. Это немного больно. Совсем чуть-чуть непривычно. - Эй, Мори, как так вышло, что параноик вроде тебя может ходить по своему собственному дворцу в доспехах и шлеме, но каждый день приходить сюда безоружным? - отчасти ему действительно интересно. Отчасти Моточика хочет разрушить эту странную, повисшую в теплом воздухе паузу. Правитель Аки стоит в простом, темном кимоно без рисунка, босиком на деревянном полу и его руки покоятся на перилах балкона. - Сейчас я под защитой солнца, - отвечает он так, как будто это самая очевидная и естественная вещь в мире. Моточика не доверил бы свою жизнь солнцу, но он не спорит. Он редко видит Мори таким расслабленным. Почти умиротворенным. Тёсокабе знает его достаточно долго, чтобы читать это умиротворение в уверенном развороте плеч, в спокойной линии его рук. С Мотонари бесполезно слушать слова - он или лжет, или скрывает, или Моточика просто понимает его неправильно. С ним нужно быть внимательным, следить за тем, что говорят его жесты и его тело. Нужно улавливать ту тонкую грань между "нет", которое означает нет и "нет", которое означает да. Моточика становится за спиной Мори, так близко, что может чувствовать чужое тепло. Если Мотонари сделает полшага назад, они с Тёсокабе соприкоснутся. Правитель Аки чуть поворачивает голову: - Я занят, - но он не говорит Моточике уйти. - Мой корабль отплывает на рассвете, - Моточика кладет руки на перила. - Наконец-то, - сухо замечает Мотонари и едва ощутимо подается назад. Тёсокабе улыбается: - А удобное место, Мори. Здесь нас никто не увидит, - чувствовать чужое тело приятно, так же приятно, как ловить мельчайшие движения, ощущать их еще до того, как они станут видимыми. - Не сейчас. Солнце еще не село, - спокойно отвечает Мори. Тёсокабе делает вид, что не слышит. Наклоняется и невесомо касается губами его шеи сзади, с удовольствием смакует едва ощутимую дрожь. Иногда ему кажется, что он знает тело Мори лучше своего собственного. Это тоже приятно. - Тёсокабе, - правитель Аки произносит его имя низко, предупреждающе, привычно чуть протягивает первый слог. Моточика думает, что любит его голос. - Солнце, - напоминает Мори, и может быть дело именно в этом. Может быть, Моточика просто хочет вернуть себе то, что отобрало солнце: - Плевать, - говорит он и проводит ладонями по рукам Мори вверх, сжимает плечи. - Отпусти. - Нет. Это момент равновесия, застывший момент выбора. Дальше может быть, что угодно. "Дальше" они репетировали уже несколько раз. Мори может огрызнуться, Мори может ударить. Мори может принять невысказанное предложение молча. Он может вернуться к созерцанию Ничирин. Моточика ждет. Его ход сделан. Мори оборачивается. Уже то, что он отвернулся от солнца, воспринимается как маленькая победа: - Здесь? - спрашивает он. Это почти чудо. Обычно Мори идет навстречу тем, что остается на месте и позволяет себя поймать, и не более. - Ага, - усмехается Моточика и опускается на колени. Тень Мотонари ложится на его фигуру как полупрозрачная вуаль. Мори улыбается и проводит ладонью по его волосам, по виску вниз, очерчивая линию скул, щеки, подбородка. Моточика прикусывает его пальцы, тянется к поясу правителя Аки. Тёсокабе не испытывает никакого смущения. В конце концов, он только что победил солнце. - Твое самодовольство неуместно, - Мори опускается на колени напротив него, едва заметно улыбается. - Я победил, - Тёсокабе раздевает его медленно, как будто демонстрируя солнцу: смотри, это все мое. - Только сегодня, - Мори откидывается назад, на теплые доски пола, протягивает руки, и на какой-то миг, Тёсокабе не уверен к кому, поэтому он заслоняет собой Ничирин. Мори смеется, тихо и свободно. Он редко смеется, достаточно, чтобы Тёсокабе так и не привык к этому. Моточика сцеловывает звук с губ, пьет его, как пьют саке и воздух. - Твое солнце смотрит на нас, Мори, - шепчет Тёсокабе ему на ухо. - Пусть это будет жертвой ему, - Мори проходится ладонью вдоль его позвоночника, медленно, почти лениво. Тёсокабе в отместку кусает его в шею: - Обойдется. Мори проводит ногтями по его спине, с силой надавливает, запрокидывая голову и открывая горло. Свет ложится на его кожу, как позолота, и Моточика собирает его губами, оставляет наливающиеся красным метки. Мори довольно выдыхает, подставляется, отзываясь на прикосновения и отвечая на поцелуи. Тёсокабе раздевается, наслаждаясь тем, как смотрит на него правитель Аки. Глаза Мотонари потемнели и в неверном свете кажутся почти черными - такими глазами он смотрит ночью. Мори поднимается на колени одним плавным, легким движением, касается губами ключицы Тёсокабе, плеча. - Ты отзывчивее, чем обычно, - говорит Моточика и привлекает его к себе, чтобы с силой провести ладонью вдоль его позвоночника. У Мори очень чувствительная спина. Он выгибается и коротко стонет: - Я целую... свет Ничирин. Моточика валит его назад, на пол и вздергивает его руки над головой, жестко зажав запястья: - Ты целуешь меня. Тень под их руками почти черная, деревянные доски пола подсвечены золотом. Мори раздвигает ноги: - Ты принимаешь желаемое за.... действительное, - он выдыхает, срываясь на стон, когда Моточика проникает в него пальцами. - Ты будешь по мне скучать, - Тёсокабе готовит чужое тело. Воздух пахнет увяданием и солью. И так, как пахнет воздух перед расставанием. - Не так... как ты... по мне, - Мори стонет снова, выгибается дугой и сбивчиво дышит. Тёсокабе ложится между его широко разведенных ног, дразняще подается бедрами вперед: - Когда вернусь на Сикоку, пройдусь по борделям. Трахну всех шлюх, что попадутся мне на глаза. Мори улыбается почти нежно: - Я продолжу смотреть на солнце. Может быть, это немного злит. Может быть, это немного больно. Моточика целует его долго и властно, входит одним плавным движением почти полностью, и наслаждается болезненным выдохом в ответ. Небо над их головами темнеет. Моточика движется медленно, чувственно, растягивая удовольствие, играет с чужим телом, пользуясь тем, что знает его лучше своего. Ему не хочется спешить. Закат смягчает краски и сглаживает углы. Превращает противостояние в игру и игру в удовольствие. Как катализатор красного цвета, с которым возможно то, что было невозможно раньше. Он делает поцелуи сладкими и прикосновения вдумчивыми. Моточика не торопится, Мори не торопит. Словно у них полно времени. Мори отзывается на его движения, подхватывает ритм, не пытаясь его ускорить, и отвечает на поцелуи, не пытаясь доминировать. Моточике хочется, чтобы так продолжалось вечно. В тот момент ему почти кажется, что это возможно. На границе между днем и ночью возможно все. Мори тяжело дышит, выгибается, подаваясь навстречу толчкам, стонет низко и глухо, и не пытается освободить руки. Моточика усмехается и говорит: - Тебе идет. У Мори потемневшие почти до черноты глаза, его губы припухли, и на висках поблескивают капельки пота. Его волосы разметались по полу, и кожа кажется почти обжигающей на ощупь. Моточике хочется помнить его именно таким - чувственным, страстным. Своим. Эта иллюзия разобьется на рассвете, но до рассвета еще целая ночь. Солнце уходит, тонет в море, захлебываясь собственным светом, захлебываясь им, как кровью. Моточика смакует последние красные отблески, как он смакует чужую кожу и собственную победу. На короткое время Тёсокабе выиграл, на короткое время он важнее Ничирин, планов, амбиций, гордости и долга. На какое-то, пусть короткое время, он важнее всего. - Слишком... нежничаешь, - Мори выдыхает это сбивчиво и хрипло, нетерпеливо подаваясь бедрами вперед. Моточика усмехается. Осознание собственной власти опьяняет. Ему нравится, что это Мори беспомощно выгибается в его руках, что это Мори дышит, срываясь на всхлипы и вскрики. - Тёсокабе, - в этом имени привычная смесь нетерпения и почти-угрозы, голод и желание большего. В этом имени приказ мешается с требованием и бессилием. В этом имени Мори привычно протягивает первый слог, словно хочет распробовать. - Попроси меня, - шепчет Моточика и не узнает свой голос. - Нет. Движения замедляются до ленивых и дразнящих. - Попроси. Мори жмурится, сжимает и разжимает кулаки, неосознанно, бессильно. И извивается под вжимающим его в доски пола телом. Тёсокабе шепчет ему на ухо: - Ну же. Попроси. Мори улыбается, открывая глаза. Откликается едва слышно: - Моточика. Это нечестный прием. Лучше, чем просьба, действеннее, чем удар под дых. Это всегда, как в первый раз. К этому невозможно привыкнуть. Одно слово, как сигнал к действию, и Тёсокабе жадно подается вперед, забыв про терпение, и про то, что хотел продлить удовольствие. Звуки имени повисают между ними невидимой нитью, как связь, обостряя чувства, обостряя голод. Чужая дрожь ощущается, как своя собственная, чужая кожа отпечатывается невидимыми ожогами. Чужие стоны мешаются со своими. Не разобрать. Где начинается и заканчивается он сам тоже не разобрать. Движения становятся лихорадочными и нетерпеливыми. Садится солнце, под веками пульсирует красный, и удовольствие накатывает, как волны. Ближе. Дальше. Еще... ...немного... Сцепляются взгляды. Переплетаются пальцы. Все. Утром Мори приходит на причал. Моточика не ожидал его увидеть, и даже не до конца уверен, что рад. Они никогда не прощались. Прощание слишком деликатная вещь. Слишком сложная и неловкая. Над водой встает солнце, отделяя ночь от дня. Над водой с криками кружат чайки. - Значит, пришел все-таки проводить, - говорит Моточика, и самому себе кажется неуклюжим идиотом. Он ожидает отрицания в той или иной форме, или завуалированного согласия, но Мори просто говорит: - Да. - Не похоже на тебя так вот прощаться, - Тёсокабе слышит свой голос, словно со стороны, и сам не знает, чего хочет больше - уйти? Остаться? - Я не прощаюсь, - отвечает правитель Аки, привычно спокойный, равнодушный. - Я не стал бы тратить свое время на подобную глупость. Моточике хочется спросить, зачем он тогда пришел, но он просто говорит: - Понятно, - есть нечто еще, что ему хочется знать, и знать именно сейчас, на границе ночи и дня. - Эй, Мори, а ты хотел бы быть для меня единственным? - Это бессмысленный вопрос. Я уже. - А я? - Это бессмысленный вопрос. Тёсокабе усмехается и отворачивается: - Ладно. Бывай. Он в любом случае не рассчитывал на прощальные объятья. Его останавливает рука у него на плече и чужой холодный голос: - Тёсокабе, - его останавливает то, как знакомо произнесен этот протяжный первый слог его имени. Моточика оборачивается. Мори стоит прямо, его лицо невозмутимо и бесстрастно, как всегда днем, но глаза живые и жгучие, как ночью. - Пусть свет Ничирин хранит тебя в пути, - говорит правитель Аки и убирает руку. Моточика не доверяет своему голосу, и может только кивнуть в ответ. Мори уходит, не оборачиваясь. Тёсокабе смотрит ему вслед, и ловит себя на том, что улыбается, как идиот. С криками кружат над волнами чайки, солнечный свет скользит по доскам причала и кронам деревьев. Моточика ступает на палубу своего корабля, наслаждаясь привычной эйфорией и соленым запахом моря: - Эй, ублюдки, поднять парус!