Кактус

Я долгое время жил во тьме. Я привыкал к ней, и в конце концов тьма стала моим миром.

      Холод. Он давно не ощущался так резко и болезненно: появлялось чувство, что тысячи иголок вонзаются в кожу, входят в мышцы и остаются там, терзая нервные окончания. В доме у Родиона Меглина всегда было, мягко говоря, прохладно. По сути дела, тепло исходило только от огромной бочки в центре комнаты, в которой всегда полыхал огонь. В этом, так называемом, убежище уже давно не открывались окна — было слишком холодно для этого.       Есения ощущала себя странно-потерянной. Это место опустело без своего хозяина и медленно умирало, вместе с засыхающими от долгого отсутствия полива кактусами. Стеклова на следующий же день, после возвращения в это место, накинула порванный на боку и локте, окровавленный плащ, который Меглин таскал на себе всё время. Он был большой девушке в плечах, а рукава полностью закрывали ладони до пальцев. Ей было совершенно всё равно, как прохожие пялились на кровь на ткани. Это было не их дело. Первое, зачем Есеня оправилась, был новый кактус. Первый её кактус. Небольшой цветочный горшок занял место на письменном столе, а другие растения, в свою очередь, отправились на подоконники и полки. Есения часто садилась за стол, клала подбородок на его поверхность, переводила свой взгляд на этот злосчастный кактус и замирала в таком положении на долгие минуты.       Принять предложение верхушки всё же пришлось, Есении дали неделю на моральную подготовку к работе. Теперь-то ей всё придётся делать самой. Все дни и ночи напролёт она изучала дела. Выдвигает полки огромного комода, взбирается по ним и, отодвигая картину в сторону, заходит в архив, а выходит оттуда только под утро, потирая уставшие глаза, заваливается на похолодевшую кровать.       В доме всё также пахнет алкоголем, и на этот раз не из-за Меглина. Бутылки, нетронутые, лежат буквально везде, а кактусы всё же пришлось полить из-за некоего чувства долга, да и жалости. Кровать, которая никогда не заправлялась, стол, на котором никогда не было порядка, холодильник, в котором под табличкой "всегда" присутствуют только бутылки коньяка, вешалка, на которой всё также висит песочного цвета плащ... Всё также, как и было, Стеклова будто боялась что-то кардинально изменить.       Сегодня — последний вечер лени, скуки и одиночества, хотя Есене казалось, что это время длится уже очень и очень давно. Она сидит за столом, упёршись лбом в письменный стол и давая глазам отдохнуть после долгой работы. На столе всё перевёрнуто вверх дном, за жёлтым стеклом уже темно, а опустевшая фляга валяется на полу возле двери, откинутая туда в приступе отчаяния. Плотная толстовка почти спасает от пронизывающего холода, а накинутый на голову капюшон скрывает неровный пучок на затылке, удерживаемый лишь сломанным карандашом. В голове стоит жуткий гул, а глаза закрываются от усталости.       — Смотреть противно на эту чистоту.       — Это лучше, чем валяющиеся везде бутылки, — рефлекторно отзывается Есения, так и не поднимая головы. Она привыкла отвечать так, ибо Меглину никогда не нравилась идеальная чистота в его доме. Особенно его раздражали политые кактусы, он даже часто говорил, что в следующий раз Стеклова заберёт их с собой. А один раз он сказал что-то вроде "Если за ними ухаживать, они даже цветут". И они действительно цвели.       Только через пару секунд Есеня понимает, что этот голос прозвучал не у неё в голове. Она резко выпрямляется, разворачиваясь и стаскивая с края стола пистолет. Она стала более наблюдательна после того, как какой-то псих набрал её номер. Но после того раза о нём ничего не было слышно, а сейчас он, возможно, выследил её. Но рядом с вешалкой стоял лишь Меглин. Живой.       Его лицо было менее безразличным, чем обычно, но густая борода также украшала его лицо. Еле заметная улыбка играла на его губах, а сам он не сдвигался с места, лишь коротко взглянув на новый кактус, появившийся на столе. Он знал их все, а этот определённо видел впервые и уже догадывался о его значении.       — Кактус — не самое лучшее напоминание, — говорит он, но в ответ ему лишь тишина.       Чувства девушки нельзя было передать словами. Её тёмные глаза широко раскрылись, она явно не понимала, сама сошла ли она с ума, или Родион Меглин действительно чудесным образом воскрес. Она медленными, короткими, даже неуверенными шагами приближалась к нему, всё больше понимая, что он реален. Её нервы сдают, губы начинают опасливо дрожать, как и вмиг ещё более похолодевшие руки. Буквально в метре от мужчины, она ускоряет шаг и идёт к нему до тех пор, пока не утыкается лбом в его плечо. Есеня опускает голову и закрывает глаза, не сдерживая глубокий вдох. Её руки скользят на его спину, а в ответ она ощущает лёгкие, такие необычные для Меглина прикосновения к своей голове и плечам.       — Родион.