Собачья жизнь

Андерсон выглядел до того жалким, что его даже бить расхотелось. Топтался на месте, виновато опустив голову, и время от времени украдкой поднимал глаза, видно, чтобы увернуться от кулака в морду, который он заслужил. — Собака? — спросил Белый насмешливо. — Серьезно? — Угу. Андерсон тяжело вздохнул и скорбно сложил брови домиком. В своем черном балахоне и с рожками, которые торчали из светлых кудрей, он напоминал карикатурного мученика. С тех пор как он ударился в религию, крыша у него совсем поехала. Белый старался не пересекаться с ним по возможности — поди разбери, что от помешанного ждать. Как оказалось, не зря боялся. — Я не помню, как это вышло. Темная материя... Я услышал голос, а потом она сама оказалась у меня в руках. У меня была миссия, но не успел я ее закончить, как на меня налетел Калеб и... — он потупил взгляд. — И при чем тут я? Сам накосячил — сам и огребай. — Я все исправлю! — заверил Андерсон. — Темная материя все еще хочет выполнить свое предназначение, я слышу ее! Долго она в нем оставаться не будет. Я найду способ отделить ее от Калеба. — И? — резко спросил Белый, — От меня-то ты чего хочешь? Андерсон молитвенно сцепил руки. — Мне нужно время. Недолго, всего несколько дней! Не мог бы ты присмотреть за ним? — Не мог, — огрызнулся Белый. — Прошу тебя! — Нет. — Но что подумают верующие, если узнают... — А мне плевать. — Но он же твой мастер! — пустил Андерсон в ход последний аргумент. — И че? — буднично ответил Белый. — Пусть бегает на четырех лапах до конца дней или сдохнет в канаве, я только порадуюсь. Удостоверившись в том, что Белый не собирался помогать ему по доброй воле, Андерсон решил прибегнуть к последнему средству. — Арес-ним велел поручить это тебе. — Так бы сразу и сказал, — разочарованно пробурчал Белый, — нечего было пудрить мне мозги. Обычно поручения Ареса он выполнял с охотой. Безоглядная преданность главе D-людей была единственной чертой, которая объединяла их с Калебом. Но на этот раз задание оказалось неприятным до крайности. Его мастер и так был тем еще злобным зверем, а теперь он превратился в животное буквально: идиотская неудача Андерсона в эксперименте с темной материей сделала из Калеба собаку. И присмотр за ним повесили на единственного ученика, видимо, из-за того, что никто больше не хотел иметь дела со свирепой тварью. — Так ты займешься этим? — с надеждой в голосе спросил Андерсон. — Ладно, ладно, так уж и быть, — Белый отлично понимал, что по большому счету выбора у него нет: слово Ареса — закон для любого D-человека. Он просто хотел потрепать Андерсону нервы. Пусть помучается — неповадно будет косячить. — И где он? Андерсон замялся, медля с ответом. — Мне что, каждое слово из тебя клещами тянуть? Хочешь, чтобы я проследил за этим гадом — говори, где его найти! — Ну, как бы это сказать, — мямлил Андерсон, — я столкнулся с ним в коридоре на нижнем уровне, так что он, наверное, еще где-то там. Я не уверен точно... Захотелось дать ему подзатыльник. Что бы ни говорили о способностях новичка и его исключительной сообразительности, а все-таки иногда Андерсон вел себя как слабоумный. — Придурок! Ты почему его не поймал?! — Я не люблю собак. — Трусишь, что ли? — со смехом переспросил Белый и, дождавшись кивка, разразился хохотом. Вот ведь умора! Этот помешанный, который выращивал в своих лабораториях огромных рогатых тварей, альдебаранов и прочих страхолюдин, от одного взгляда на которых кровь стынет в жилах, боялся обыкновенных собак! В голове не укладывалось. — Ну, знаешь... — фыркнул Белый. — Ладно, пойдем, покажешь, где ты его потерял. Надеюсь, он хоть не в гончую превратился. Андерсон криво улыбнулся и зашагал вперед, указывая дорогу. Оставалось только диву даваться: над ним только что посмеялись, а этому идиоту все равно. Вот уж точно как с гуся вода. Белому бы влетело за такую оплошность, а этот... Обидно даже. Они спускались все ниже в лабиринт коридоров исследовательского корпуса. Тут было светло и чисто — лампы горели вовсю, вокруг сновали санитары со скрытыми за марлевыми повязками лицами. Белого все сильнее грыз червячок сомнения: что в таком месте забыл Калеб? Он был драчливым и азартным — какое ему дело до склянок и пробирок? — Сюда, — позвал Андерсон. Он свернул в неприметный коридор, открыл несколько дверей с помощью магнитной карты и остановился у громоздких створок, испещренных всевозможными знаками и символами. Белый их уже видел раньше. — Погоди-ка. Это что, покои Бога? — спросил он. — Именно, — ответил Андерсон. — Вот же занесло его! — Белый выругался под осуждающим взглядом святоши и кивнул на дверь. — Открывай давай. Что встал? Андерсон спохватился, пошарил по карманам своего дурацкого одеяния и, быстро чиркнув картой по замку, отошел в сторону. Дверь открылась, едва не стукнув Белого по носу. — Иди, я подожду тут. Она хочет видеть только тебя. Разумеется, как и любой фанатик, Андерсон обожал таящееся внизу создание и боялся его. Он никогда не называл его Темной Лессой, как делал Арес. Должно быть, это помогало сохранять фанатичную веру во всемогущество существа, обитающего в темном стылом подвале, который все называли покоями Бога. — Арес-ним просил передать, что ты готов. Пора превзойти своего создателя, — напутствовал Андерсон. Белый не обратил внимания на эти слова, рассеянно отмахнувшись. Он оглядывался вокруг, привыкая к кромешной тьме, и внимательно вслушивался в гнетущую тишину подземелья. — Ага. Только не закрывай. Само собой, стоило сделать шаг за порог, как дверь за спиной захлопнулась. Ох уж этот Андерсон! Белый это ему обязательно припомнит. Тут оказалось совсем темно. Длинные, заковыристо выстроенные коридоры будто нарочно путали, пытаясь сбить со следа. Если и было что-то, что Белый ненавидел в обновленном Гексагоне, так это планировка зданий. Он считал ее агрессивной, запутанной и на диво бестолковой. Завернув за угол, Белый увидел перед собой развилку. Он мог поклясться, что в прошлый раз, когда ему довелось очутиться здесь, дорога была ровной и прямой, навевавшей мысли о некоей роковой предопределенности, которая ждала его впереди. На этот раз влево и вправо уходило два пути, обрамленных неприступными стенами. — Калеб! — позвал Белый и свистнул. Темнота легко поглотила звук, обернувшись далеким цоканьем когтей по каменному полу. Оно раздавалось одновременно с двух сторон, так что сложно было выбрать, куда идти, и Белый остался ждать, чувствуя на себе недобрый взгляд. В голову закрались мысли о том, что не стоило ему сюда соваться. Если Андерсон обещал скорое возвращение Калеба к привычному виду, то, может, и черт бы с ним? Побродил бы в подземелье недельку — никто бы не стал скучать, а ему бы только на пользу пошло. Рычание донеслось откуда-то слева, и Белый едва успел развернуться, чтобы увидеть две красные точки, которые резво приближались к нему. Цоканье когтей стало громче, оно отдавалось эхом от стен, словно не одна собака, а целая свора вышла на охоту. Угольки глаз рывками двигались, с каждой секундой оказываясь все ближе, и Белый понял, что поступил очень глупо, не уточнив у Андерсона, в какую именно собаку превратился Калеб, и еще глупее — не взяв с собой оружия. Судя по тому, как нависали над ним кровавые гляделки, «пес» был высотой не меньше двух метров. Выглядел он в жалком подвальном свете не лучше старого безобразного чучела: огромная голова, похожая на шишковатый череп с выпирающими клыками, высилась на чересчур длинной, раздутой от мышц шее, а тело представляло собой развороченный скелет, обтянутый кожей, которая кое-где уже порвалась и свисала лохмотьями. Лапы этого создания были вывернуты, они сгибались в двух местах и тошнотворно щелкали при ходьбе, а когти напоминали птичьи. Перед Белым стоял хищник и, судя по длинным нитям слюны, которая сочилась из пасти, хищник голодный. Белый попытался прикинуть, как справиться с огромной зверюгой, которая явно собралась его сожрать, но на ум ничего дельного не приходило. Он тряхнул запястьем, ощутив в ладони холод метательных ножей, и бросился бежать. Нужно было увеличить дистанцию. Подпустишь такую тварь ближе, чем на два метра — и она играючи перекусит тебе позвоночник. Путем побега был избран правый коридор. Белый понял, что сглупил, только когда увидел еще пару красных глаз. Второй зверь оказался меньше — размером лишь немного крупнее обычной собаки, но намного быстрее. Белый в последний момент хотел кинуться к стене, но споткнулся обо что-то и кубарем полетел на пол, больно отбив локти и колени. «Ну все, мне конец», — успел подумать он. Участь быть разорванным мутантами Андерсона казалась издевательской. Как будто мало его травили собаками раньше. Пережить столько и сдохнуть от зубов своего мастера, которого сумасшедший ученый превратил в бешеного кобеля — не смешно ли? Белый рефлекторно закрыл руками лицо и почувствовал, как прямо над ним пролетел в стремительном прыжке пес поменьше. Раздался рык, затем донеслись звуки возни и свирепый лай дерущихся животных. Вскочив на ноги, Белый увидел, что звери сцепились. Меньший пес намертво вцепился в глотку противника и свирепо мотал головой. Тот драл его огромными когтями, воя от боли и злобы. В горле у него хрипело, из исполинской пасти, усеянной острыми клыками, стекала пузырящаяся черная кровь вперемешку со слюной. Рассудив, что большую тварь в одиночку завалить будет сложнее, Белый взвесил в ладони ножи и послал их в полет. Послышался чавкающий звук, а потом — резкий, пронзительный визг, и алые глаза двухметрового исчадия ада погасли навсегда. Он встал на дыбы, как конь, и принялся незряче молотить вокруг лапами. Белый увидел зазор между выпирающими ребрами: там, где шматами свисала разорванная плоть, между белесыми легкими билось крошечное сердце, совершенно не подходящее такому огромному животному. Третий нож пробил его прежде, чем Белый успел подумать об этом. Тело действовало само. Мутант конвульсивно дернулся, захрипел и свалился вперед, громко щелкнув челюстями от удара о пол. — Твою ж мать, — сказал Белый, чтобы развеять навалившуюся вдруг тишину. Он огляделся: тем предметом, о который он споткнулся, убегая, оказался труп добермана. У него была откушена голова, на теле остались следы огромных когтей. Превратившись, Калеб убил своих же любимчиков. Белый осторожно побрел к трупу твари, готовый всадить в нее еще три метательных ножа, если та пошевелится. Вокруг было тихо, будто тут и не шел бой. Осторожно заглянув в коридор, из которого появился Калеб, Белый заметил остатки его трапезы. Трупы еще двоих доберманов лежали у стен в некоем подобии порядка: их головы, водруженные поверх мешанины из потрохов и обглоданных костей, смотрели в одну сторону, словно ожидая кого-то. — Гори в аду, урод, — прошептал Белый и плюнул на исполинское тело. В груди отчего-то щемило: несмотря на весь свой ублюдочный нрав, Калеб оставался для него важен. Это было как неоконченное дело, как постоянный зуд там, куда не получается достать. Белый хотел, чтобы все закончилось. Он хотел убить своего мастера, но не так. Не так. Он не мог отказаться от мысли, что Калеб все еще жив. Он словно чувствовал, что между ними еще остались нерешенные вопросы, а значит, отпускать его слишком рано. Внезапно тело твари дрогнуло. Белый отскочил и рефлекторно всадил в уродливый череп еще два ножа. — Какого черта? — прошептал он. Тело вновь дернулось, но не так, как дергается живое существо. Понадобилось еще несколько секунд, чтобы сообразить: пес, который накинулся на чудовище, последний доберман Калеба, вероятно, еще не мертв. Он лежит там, придавленный тяжелым телом и исполосованный когтями. Белый подошел ближе и, взявшись за выступающий край грудины, потянул вверх. Весила эта махина, наверное, килограмм триста, и черта с два человек смог бы ее поднять. Но Белый, к счастью, человеком не был. Как только между полом и останками монстра появился зазор, оттуда высунулся острый черный нос. Потом показались лапы с подстриженными когтями и сам пес. Судя по виду, он тоже стал объектом эксперимента Андерсона: он был куда крупнее своих собратьев, более коренастым и сбитым, а его лоб украшали рожки. Тем не менее, в нем все еще оставалась та дикая, звериная грация, которая всегда восхищала Белого в питомцах его мастера. Даже запуская зубы в чью-то плоть, они оставались красивыми. Псу досталось: ухо было разорвано, бока кровоточили от порезов, он тяжело дышал, но подыхать не собирался. Белый сжал последнее лезвие, раздумывая о том, стоит ли пускать его в ход. С одной стороны, он терпеть не мог собак Калеба и рад был бы похоронить всех их в братской могиле, но с другой, этот пес спас ему жизнь, бросившись на превосходящего по силе противника. Может, стоило оставить его? — Эй, пойдешь со мной? Белый опустился на колени, чтобы быть с собакой на одном уровне, и медленно протянул вперед раскрытую ладонь. Пес шумно втянул воздух и принялся обнюхивать пальцы. Он замер, и на секунду Белому показалось, что сейчас его укусят, но пес лишь раскрыл пасть и лизнул кожу, а потом ткнулся мокрым от крови носом в ладонь и отстранился. Пес его признал. Что ж, так тому и быть. Белый медленно поднялся и, отряхнув безнадежно грязные штаны, направился в сторону выхода. — Пошли, пора выбираться отсюда, — позвал он и хлопнул себя ладонью по бедру. Пес послушно поднялся и зашагал следом, заметно припадая на переднюю лапу. Когда Белый выбрался из покоев бога и нашел гребаного экспериментатора, выживший пес пару раз рявкнул, а потом крепко хватанул его за лодыжку и не желал отпускать, пока Белый, сжалившись, не оттащил его, чуть придушив. Как выяснилось из путаных объяснений Андерсона, ему взбрело в голову поставить эксперимент на доберманах Калеба. Конечно же, свою придурь помешанный оправдывал божественным откровением, но Белого это не убедило. Калеб не обрадовался тому, что его собак собираются сделать подопытными, и отправился выяснять отношения, расстроив планы исследовательского корпуса. Он застал их на середине эксперимента. В результате штат сотрудников лаборатории сильно поредел, а порция темной материи, предназначавшаяся одному из псов, досталась его владельцу. Андерсон не нашел другого решения, кроме как запереть их в покоях Бога, где все и происходило, и доложить о ситуации Аресу, который и поручил Белому разобраться с собаками, а заодно — сразиться со своим мастером. Очень хотелось убить Андерсона к чертовой матери, но он, к сожалению, был сильнее и знал это, так что Белый ограничился тем, что наорал на него и ушел, хлопнув дверью. Идти к себе не хотелось, так что Белый направился в комнаты Калеба, краем глаза поглядывая на идущего следом пса. Он оставлял на блестящем полу капли крови и заметно хромал. Перед дверью Белый замер. Это было странно: знать, что если он войдет внутрь, то никого не встретит, никто не накажет его за дерзость. Пришлось еще раз напомнить, что у этой комнаты больше нет хозяина. Может, теперь Белый сможет поселиться тут? Хотя для одного тут слишком много места. Что-то теплое прикоснулось к ноге, Белый опустил голову и встретился с усталым взглядом черных глаз. — Ну да, я не один, — усмехнулся он. Дверь была заперта. Ключ наверняка остался где-то в покоях Бога, в груде разорванных тел собак и чудовищ. Возвращаться за ним не имело никакого смысла. Белый небрежно срезал замок, и дверь отворилась сама, приглашая войти. Высокие стены просторной комнаты щеголяли безжизненным серым, на алых диванах лежали карминовые подушки, из-под бордового покрывала выглядывали уголки пунцовых наволочек, а ботинки тонули в мягком ворсе терракотового ковра. — Что за больное пристрастие к красному? — пробормотал Белый. Он снял пиджак, в котором собирался пойти на похороны Беллы. Теперь вместо одних похорон можно провести сразу две церемонии. И все-таки, как же глупо умер Калеб... В теле зверя, не помня себя и не понимая, от чьей руки принимает смерть. Белый опустился на кровать, откинулся на мягкие подушки. Навалилась усталость. — Собаке собачья смерть, — вспомнил он слова своего наставника. Лежа, словно мертвец, в этой дохлой, кровоточащей комнате, Белый чувствовал звенящую пустоту внутри. Он словно освободился от цепей, которые сковывали его, сколько он себя помнил. Он всегда рвался стать свободным, но никогда не думал, что будет чувствовать себя покинутым. Его списали за ненадобностью, лишив того, ради чего он жил. Ненависть к Калебу умерла вместе с ним, но ее место осталось свободным, и Белый чувствовал, как зияющая бездна разрастается в нем, лишая воли и сил. Не к чему было стремиться, нечего хотеть. Триумфа не было — только усталость. Пружины скрипнули, матрас по правую руку просел от тяжести, и к боку привалилось горячее тело, пахнущее кровью и псиной. Белый опустил руку на собачью шею и неожиданно почувствовал себя спокойней. Небольшая частица Калеба еще жива. Этот пес будет напоминать Белому о его наставнике. О чертовом маньяке, который ни разу не подарил ему ни одного доброго взгляда. Глаза обожгло слезами, стало стыдно и жалко себя, так что Белый спрятал лицо в горячий бок пса и тихонько завыл. Пса Белый назвал Пес. Конечно, для каждой собаки была составлена родословная, и для них имена Калеб подбирал куда тщательней, чем для него, но Белый плевать на это хотел. После эксперимента Андерсона зверюга все равно уже не напоминала породистого красавца-добермана, а скорее выглядела этаким гибридом адской гончей и обычного волка: она была крупнее любой известной Белому собаки, имела мощную мускулатуру, черные глаза и ворчливый характер. А главное — самые настоящие рожки, совсем как у D-человека. Любопытно: умел ли пес вытягивать души из людей? Или, может быть, он предпочитал собачьи? Зубы в его пасти были устроены так же, как и у демонов: передние ровные резцы сменялись острыми клыками, заметными, когда собака скалилась, поднимая черную губу. Белый старался не обращать внимания на собаку, но в действительности он нервничал. Слишком хорошо помнились «уроки» Калеба. И все же, видя, как пес скребет дверь, Белый понял, что откладывать неизбежное больше не получится: он снял с крючка поводок, нашел подходящий ошейник и осторожно приблизился к животному. Зная, что безмозглые твари не понимают смысла слов, лишь интонацию, Белый произнес так ласково, как мог: — Давай, большой черный ублюдок, — он выставил перед собой поводок, — дай мне надеть на тебя чертову удавку. Пес резко развернулся и зарычал, явно недовольный чем-то. — Ах ты, вонючий кусок дерьма, — улыбнулся Белый. Пес резко подался вперед и взял в свою пасть его пальцы, которые держали поводок. Они оказались в мокром, опасном плену. Стоило сжать челюсти посильней, и фаланги указательного, среднего и безымянного были бы раздроблены мощными челюстями. Белому потребовалось все его самообладание, чтобы не заорать дурным голосом. — Эй-эй, полегче! Клыки прокололи кожу, нажим стал сильнее. У Белого мелькнула мысль, что пес может обижаться на такое обращение. — Ладно, прости, — давление ослабло, — я был не прав, беру свои слова обратно. Пес выпустил руку и, плотоядно облизнувшись, развернулся, чтобы продолжить скрести дверь. — Без поводка тебе отсюда не выбраться. Белый помахал перед собой кожаным ремнем, а пес кинул на него скептический взгляд через плечо. — И намордник нужен. Загрызешь еще кого, а мне потом отвечать. Пес презрительно фыркнул. — Ну ладно, — пошел на компромисс Белый, — давай ограничимся поводком? Страдальчески вздохнув, животное сделало несколько шагов навстречу и село, недобро сверкая глазами. — Вот и отлично! А ты умный парень, да? Теперь сиди смирно. Пока Белый затягивал ремень вокруг мощной шеи, чертов пес несколько раз клацал зубами прямо над его ухом, потешаясь; к третьему разу Белый привык и перестал дергаться, чем, кажется, разочаровал шутника. Прогулка вышла беспокойная. Пес таскал Белого за собой едва ли не волоком. Сперва он шел, высоко подняв голову, словно не собирался делать свои дела прилюдно, но потом нужда взяла свое. Белый тактично отвернулся, но его тут же сбило на землю резким рывком: закончив, пес понесся дальше. Мышцы под кожей зверюги так и ходили, а поводок трещал от напряжения. Отстраненный в начале прогулки, пес переменился, почуяв запахи улицы. Он шел вперед, ведомый лишь ему доступными ароматами, напрочь позабыв о хромоте — хотя, если в этой твари была частичка темной материи, то, может быть, она и восстанавливалась так же быстро, как D-люди. Раны от когтей затянулись за одну ночь и теперь напоминали о себе лишь полосками голой кожи. Под конец прогулки на пути попалась лужа, и кобель вывалялся в ней, заодно затащив с собой упирающегося хозяина. К возвращению домой Белый чувствовал, что вот-вот упадет от усталости. Пес ввалился в комнату и тут же принялся кататься по ковру, размазывая повсюду жидкую грязь. — Не-е-е-ет! — простонал Белый. — Ну что ж ты делаешь, тупая скотина? Теперь этот ковер только выкинуть! Пес поднялся на все четыре лапы и недовольно заворчал, грозно надвигаясь на Белого. — Да хоть по локоть мне руки откуси, своих слов я обратно не возьму! Ты тупой как пробка, раз валяешься грязный на ковре! Помылся бы сперва! Да и мне не помешает. Он со вздохом присел на корточки и поманил пса к себе, чтобы снять ошейник. Тот подошел, сел, заглядывая в глаза и все еще недовольно ворча. — Так и будешь бурчать все время, как старая бабка? Ворчание стихло, сменившись утробным рыком. — Пошли лучше помоем тебя. Косматая голова мотнулась из стороны в сторону. — Не хочешь? Ладно, я знаю, как тебя уговорить. Для корма доберманам у Калеба был отдельный холодильник. Тут нашлось все, что собачья душа могла пожелать: мясная вырезка, потроха, колбаски, фарш, куриные шеи, с десяток пакетов фирменного собачьего корма и черт знает что еще. Белый выбрал несколько маленьких кусочков говядины и нарезанное кубиками куриное филе. Этого должно было хватить. — Эй, Пес, у меня тут кое-что вкусненькое для тебя! Собачий нос, покрытый коркой грязи, пошевелился, а за ним пришло в движение и все тело: псине хотелось есть. Первый кусочек она проглотила в мгновение ока, как и следующие три. Белый кидал в прожорливую пасть лакомства, медленно отступая в сторону дальней двери. Последний кусок он кинул прямо в ванную и запер их изнутри. Как бы ни была умна собака, пользоваться ключами она точно не умеет. Белый засучил рукава и отвернул вентиль горячей воды. — Ну что, зверюга, пора мыться! Пес мыться не хотел. Он вырывался, лягался, прикусывал руки и решительно был настроен прекратить эту унижающую его достоинство процедуру, но Белый остался настойчив. Преодолевая сопротивление шаг за шагом, он намылил широкие бока и крупные лапы, промыл за ушами и даже побрызгал на живот, к суверенитету которого пес относился очень ревниво. В результате Белому, правда, тоже пришлось залезть в ванну, но это было не так уж плохо. — Вот я тебе шею и намылил, — хмыкнул он, смывая со спины кобеля остатки пены. В ответ Пес бросил на него такой угрюмый взгляд, что Белому стало весело. У него вырвался короткий смешок, потом еще один и еще. Напряжение, пружиной свившееся в груди, вдруг исчезло, выливаясь наружу заливистым хохотом. Белый не мог остановиться, хотя дыхания не хватало, а на глазах навернулись слезы. Казалось, еще чуть-чуть, и он задохнется. Пес смотрел на него пристально, словно понимал, что творится в его душе, а потом положил тяжелые лапы на плечи и навалился. Бортик ванной врезался в спину, смех прекратился, и Белый смог вздохнуть. Пес внимательно вглядывался в его лицо, будто ища там что-то. — Не смотри на меня так, — прошептал Белый, — Я сам все знаю. Я сам... Он не договорил. Оттолкнул кобеля в сторону и вылез из остывающей ванной. На пол тут же натекла лужа с его одежды, и Белый принялся с остервенением стаскивать с себя мокрые тряпки. Пес последовал за ним, с крутых боков ручьями текла вода, собираясь небольшими озерцами. Белый подхватил полотенце и, накинув его на кобеля, как попону, начал промокать густую шерсть. Пес резко встряхнулся, мстительно обдав брызгами стены, полотенце и самого Белого. Тот выругался, взял новое полотенце и продолжил свое занятие. Через полчаса, разомлевшие после водных процедур и уже почти сухие, они оба лежали на кровати. Белый лениво сушил волосы феном, иногда направляя струю на пса, который воспринимал это на удивление спокойно. — Ты, верно, думаешь, что это твоя кровать, да? — сонно спросил Белый, выключая фен и отбрасывая его в сторону, — Но это не так. Пес удивленно вскинулся. — Это кровать Калеба. Белый перевернулся на живот. Прикосновение скользкого шелка к голой коже было приятным, немного возбуждающим. Он втянул носом воздух, наслаждаясь едва слышными нотками мускуса и табака. — Она пахнет как он. Этот ублюдок всегда так пах. Сил больше не было. Белый закрыл глаза и погрузился в сон. Пес оказался отличным собеседником: он мог слушать болтовню Белого часами, делая вид, что спит без задних ног, но, стоило Белому замолчать, как он тут же поднимал голову. Пес знал и даже выполнял некоторые команды. Белый чувствовал себя мальчишкой, который завел щенка, глупым и счастливым одновременно. Он мог возиться с Псом часами, выглаживая его черную шерсть. Зверь больше не рычал на него, а принимал как неизбежное зло, лишь вздыхая, когда Белый придумывал новую забаву. Белому доставляло удовольствие узнавать о привычках нового знакомого. Калеб никогда не подпускал его к своим собакам, и нынешнее положение вещей было для Белого в новинку. У него появился свой пес, только его. Питомец, который ему доверял, ел у него с руки и даже разрешал чесать живот. Порой он жутко раздражал, когда будил в дикую рань, вытягивая на прогулку, или заваливался на него сверху перед сном, требуя внимания, но даже это было в какой-то степени приятно. Теперь Белый не расставался со своей демонической собакой. На похороны он тоже пришел с Псом. Вечером, вернувшись с прогулки, Белый обнаружил на журнальном столике в гостиной приглашение. Как он и думал, две церемонии решили совместить. Это было логично, но до чертиков смешно, учитывая, как Калеб и Белла ненавидели друг друга при жизни. Список гостей оказался крайне скромным. Вопреки ожиданиям, Арес так и не пришел проводить в последний путь двух своих приближенных. Едва ли он сильно опечалится, если потеряет кого-то еще. Едва ли кто-то из них вообще был ему важен. Андерсон присутствовал на церемонии. Переминаясь с ноги на ногу, он даже произнес какую-то речь. — Я бы не пришел сюда, если бы не Белла, — сказал Белый, когда настала его очередь, — Она была... прекрасна. Памятник Белле вышел шикарный: изящный и витиеватый, неоспоримо мертвый. После того как Барк, попрощавшись, направился прочь, Андерсон подошел к Белому и прошептал: — Мне нужен этот пес. Он — экспериментальный образец. Я еще могу извлечь из него темную материю и превратить... Белый схватил его за грудки и хорошенько тряхнул. — Хрена с два я тебе это позволю. Это теперь мой пес, ясно? Только мой! — прошипел он и отшвырнул Андерсона прочь. Тот поднял упавшую шляпу и, укоризненно поджав губы, ушел. Было странно, что он сдался так легко. Пес стоял рядом, дожидаясь, когда же Белому наскучит пялиться на простое каменное надгробие с выбитыми на нем буквами «Калеб», и он уйдет следом за остальными. — Гребаный ублюдок. Ему бы понравилась такая простота. Белый вытащил из петлицы красную розу и положил на белый мрамор. Никто больше не принес цветов для Калеба. Ощутив прикосновение влажного шершавого языка, Белый отдернул руку. На пальце красовалась алая капля — видимо, он поцарапался розовым шипом. — Хочешь облизать? — спросил он. — Только не сожри меня во сне, ладно? Пес осторожно снял каплю и прошелся по ладони, оставив мокрый след. Возвращаться в пустые красные комнаты Калеба, где все еще витал его запах, Белому не хотелось, но видеть осточертевшую морду Андерсона не хотелось еще сильнее. Белый вышел из резиденции лорда Второй зоны и решил прогуляться. Пес трусил в нескольких шагах позади. Времена изменились. После того, как Арес стал единоличным правителем Гексагона, Белому больше не нужно было носиться по городу, торгуя шариками. Четвертое поколение продолжало само себя. Белого назначили приглядывать за Минди-Минди. Они могли болтать без умолку и резаться в приставку, словно лучшие друзья, но с каждым днем все сильнее Белый ощущал, какая пропасть лежит между ними. Малявка Минди-Минди бесила его, а Минди-Минди, ставшая хозяйкой Четвертой зоны, внушала бессознательный страх. Она сильно изменилась после ухода Люси. Прежняя Минди-Минди Белому нравилась куда больше, чем эта хладнокровная убийца, которая улыбалась, только собираясь снести чью-то башку. Но даже по ней он скучал. Ей никто не устроил похорон. В «Джентельмен-Пабе» шумно отмечали смерть чемпиона ринга. Грохотала музыка, зазывала орал что-то о ставках, толпа гудела нестройным хором голосов. Белый собирался уже пройти мимо, но Пес остановился, совершенно игнорируя то, что Белый отошел от него на добрый десяток шагов. У этого странного зверя были свои причуды. Белый до сих пор не мог понять, по какой причине там, в покоях Бога, он прыгнул не на него, а на Калеба, своего хозяина. Впрочем, непонимание не мешало ему быть благодарным. Умение ценить чужую заботу, эта идиотская черта, не подходящая D-человеку, отравляла Белому жизнь. Была еще одна того хуже: жажда внимания, как у послушного пса, который готов сделать все, лишь бы хозяин потрепал его за ушами. Белый это в себе ненавидел. — Зайдем? — он кивнул на гостеприимно открытую входную дверь. Пес взглянул на него, а потом поднялся и прошел внутрь. В помещении было шумно и накурено. Дышать сразу стало трудно. Белый узнал в сочетании запахов пары опиума, табачный дым и тонкий аромат марихуаны. Компания за дальним столиком, никого не стесняясь, выкладывала дорожки героина прямо на стеклянной столешнице между пепельницей и бутылкой бурбона. Пес остановился у стойки и сел рядом со свободным стулом. Белый опустился на него и потрепал своего проводника по широкой шее. — Что закажешь, пацан? Бармен выглядел солидно: чистая форма, полотенце на плечах. Чуть портило впечатление отсутствие правой руки и глаза. Впрочем, не особо. — Виски, двойной, — произнес Белый, прежде чем успел себя остановить. Он не любил крепкий алкоголь, в отличие от Калеба. Тот, словно подчеркивая свою мужественность, хлестал только то, что горит. — А не мал еще? Белому захотелось рассмеяться. Конечно, он выглядел моложе, но мог поспорить на что угодно, что тут не найдется ни одного D-человека, который мог бы сравняться с ним по количеству прожитых тел. — Вот и посмотрим. Он выложил на стойку деньги. Бармен перестал спорить и, оставив тяжелый стакан, в котором плескался янтарный напиток, удалился. — Чтоб тебе в гробу вертеться, ублюдок, — Белый символично поднял тост и, кивнув Псу, отпил. Как обычно, льда было больше, чем виски, но первый глоток все равно обжег горло. Посетители паба шумели: на ринге, устроенном в центре зала, шел бой. Огромный мускулистый демон с множеством татуировок бился с более мелким, но вертким противником. Белый видел, что тот сильно уступает по силе и, если пропустит хоть один удар, свалится на месте, но из чувства противоречия болел именно за него. Он допил свой виски и подозвал бармена: — Обнови. Не то чтобы в планы Белого на сегодня входило напиться в говно, скорее у него не было вовсе никаких планов. Где-то на середине третьего раунда Белый начал понимать, что мелкому не выстоять. Он получил два мощных удара и до сих пор каким-то чудом держался на ногах, но его движения сильно замедлились, и это стало видно всем без исключения. Когда третий сокрушительный удар положил конец бою, а рефери принялся громко считать, Белый резко поднялся со своего стула и направился к рингу. Пес последовал за ним сквозь толпу. — Восемь! Девять! Десять! — оглушительно ревели динамики. — И-и-и-и победитель — Мистер Несокрушимый!!! Толпа зашлась визгом в восторге. Белый подходил все ближе, работая локтями. Он чувствовал, как алкоголь разгоняет кровь по венам, как пульс стучит в висках, а накопленная за годы злость ищет выход. — Встречайте нового чемпиона ринга! Итак, кто? Кто будет тем смельчаком, что осмелится бросить вызов мистеру Несокрушимому?! Это безнадежный бой, но фортуна любит храбрых! Есть добровольцы? — Есть, — сказал Белый. — Я побью его. Он ухватился за канат и под протестующие крики публики влез на ринг. Пока он снимал пиджак и рубашку, толпа обиженно завывала. Букмекеры принимали ставки один к десяти не в его пользу, а противник хохотал, играя на публику литыми мышцами. Белый отлично понимал, как выглядит со стороны: худой, бледный, с запавшими глазами и нетвердой походкой. Он поставил бы сам на себя, просто из чувства противоречия. Он многое в своей жизни делал назло. Для начала он назло всем выжил, назло Калебу побил того мальчишку с красным ярлычком, которого тот хотел оставить в живых. Назло всем вырос и убил своего хозяина. Назло всем оставил себе пса своего мастера, которого люто ненавидел. Просто так. Первый же удар сбил Белого с ног. Он почувствовал, как кулак врезается в живот, как болью отзывается тело. Потом его отшвырнуло на канаты. Крикуны из зала требовали сделать из него отбивную, но Белый лишь ухмыльнулся, сплюнув набравшуюся в рот кровь. Пес смотрел на него из зала так внимательно, будто готов был вот-вот броситься на выручку. Или загрызть из жалости. Второй и третий удары пришлись в челюсть, четвертый — в ухо, а следующие десять — в корпус. — Как тебе это сосунок? Сам напросился! Белый не пытался защититься, боль была нужна ему, как последнее напоминание о Калебе. Он всегда ассоциировался с болью и сейчас, даже умерев, причинял не меньшую. Мистер Несокрушимый, видно, решил, что с противником покончено, и принялся расхаживать по рингу, бравируя окровавленными кулаками. — И это все? — прохрипел Белый. Подняться оказалось тяжело: все тело ныло, но он чувствовал, как оно восстанавливается. Эта трепка была просто пустяком по сравнению с тем, что устраивал ему Калеб. Мистер Несокрушимый был недоволен. Он вальяжно подошел и сделал картинный широкий замах, видимо, не рассчитывая, что Белый сумеет увернуться. Уворачиваться тот не стал — он поймал кулак здоровяка, скользкий от своей крови, и сжал до хруста. Кости запястья ломались, фаланги пальцев раскалывались и складывались, как домино. Белый усилил нажим, заставляя громилу опуститься на колени. — А-А-А-А!!! Крик мистера Несокрушимого, наверное, слышали во всех окрестных пабах — так сильно он надрывался. Белому это быстро надоело, и он пинком своротил громиле челюсть. Несколько зубов вылетели, кровавая слюна брызнула прямо на зрителей первых рядов — на лица, на вытаращенные глаза и открытые декольте, на протянутые руки. Все пораженно замолчали, послышался женский визг, но спустя мгновение ужас превратился в восторг: толпа жаждала крови. Сокрушенный Несокрушимый хрипло выл от боли. Белый чувствовал какую-то первобытную радость: он был победителем, все смотрели на него, все любили его. — Как тебе это? — наклонился он к поверженному противнику. В глазах громилы отразился ужас. Он заскулил и попытался отползти прочь, а потом обмочился. Белый брезгливо поморщился, забрал свои вещи и слез с ринга. Пес смотрел на него внимательно и как-то осуждающе. — Что уставился? — огрызнулся Белый. За барной стойкой его ждала бутылка «Джека Дениэлса» в бумажном пакете и посерьезневший бармен. — Это еще что? — Белый кивнул на пакет. — За счет заведения, — вежливо пояснил бармен. — С собой. Настроение мгновенно испортилось. Он дал им то, что они хотели, он доказал свою силу. Так что теперь-то не так? Белый забрал бутылку и направился к выходу, чуть шатаясь от гудящего в крови адреналина. — Эй, детка, — послышалось слева, — угостишь меня выпивкой? Белый уже минут десять назад заметил, как эта женщина наблюдает за ним: невысокая брюнетка с очаровательными колечками на рожках. Не совсем в его вкусе, но милая. И явно не из дешевых. — У меня только виски на вынос. — Пойдет, — кивнула она. — И во сколько это мне обойдется? — прямо спросил Белый. Она не обиделась, как он ожидал, а ответила прямо, назвав цену. Белый чувствовал себя как в тумане. Он позволил взять себя за руку и отвести к служебному входу. Там, прямо в подворотне, девушка прильнула к нему. Она прижалась к его рту, но Белому не хотелось целоваться, и он отвернулся. Девушка оказалась понятливая и больше не лезла к лицу, только покусывала мочки ушей и жарко дышала в шею. Возбуждение пришло само собой, словно естественное последствие боя. Приятная мягкость женского тела опьяняла, нежный запах кожи, приглушенный ароматом духов, заставлял забыться. Белый выпустил из пальцев бумажный пакет, и он с глухим стуком упал на землю. «Надеюсь, бутылка цела», — подумал он в пьяном отупении. Девушка тем временем расстегнула его штаны. Она действовала умело, наверняка была профессионалкой. Белый отчего-то почувствовал себя грязным. Что он делал здесь? Зачем это все? Впрочем, стоило девушке начать двигать рукой, как все мысли испарились. Белый развернул ее так, чтобы было удобней, и замер от окрика. — Подожди! — воскликнула она. — В чем дело? — Он смотрит. Белый обернулся. На расстоянии нескольких шагов сидел Пес и внимательно разглядывал их. Белый собрался прогнать его, но передумал. Черт с ним. — Пусть смотрит, — сказал он и отвернулся, чувствуя, как спину сверлит чужой взгляд. На следующее утро Белый проснулся с головной болью. У него слишком давно не было похмелья, и он уже успел позабыть, что это такое. Голова гудела, как медный колокол, а руки мелко тряслись. — Ох, блин, — пробормотал он и попробовал подняться, но запутался в простынях и свалился с кровати. Он медленно встал, ощущая, будто успел забыть о чем-то важном, и побрел в душ. Вода была чертовски холодна, зато неплохо прочистила голову. Вспомнился вчерашний вечер: жалеть не стоило, хотя, узнай о подобном загуле Калеб, он бы устроил Белому взбучку. Хотя кому еще оставалось дело до мнения мертвеца? Белый оделся в свежий костюм и только после этого понял, что не так с его комнатой: в ней не осталось запаха Калеба. Может, его выбил резкий дух перегара, а, может, аромат просто выветрился со временем, но больше тут не пахло прежним владельцем. И псиной тоже не пахло. — Пес! — позвал Белый. Он свистнул, но кобель так и не появился. Обход комнат тоже ничего не дал. — Черный ублюдок, лучше бы тебе вылезти сейчас же, иначе... Белый не стал договаривать, надеясь, что пес, услышав оскорбление, придет, чтобы отомстить, но его не было. Дурное предчувствие заскреблось изнутри. Отчего-то Белый знал, где он найдет своего подопечного. Белый стремглав бросился в лаборатории. Он был почти уверен в том, что ему не успеть, но все равно бежал — назло всем. Он всегда делал ставки на тех, кто проигрывал. Ну и пусть. Лишь бы его проигрыш не обошелся слишком дорого тому, кто не делал ставок. В лаборатории, как и в прошлый раз, было шумно. — Где Андерсон? — крикнул Белый первому же попавшемуся на его пути лаборанту. Тот кивнул куда-то вглубь зала, в направлении запретной двери. — Он в покоях Бога, да? Лаборант снова закивал и отшатнулся. — Чертов фанатик! У входа в запретные коридоры как раз стояли двое в зеленых масках, дверь была приоткрыта. Белый бросился в темноту, легко выпутавшись из рук охранников, и побежал. Он был старше, он был сильнее. Но не сильнее Андерсона, увы. Снова перед ним мелькали темные коридоры без окон, прямые и запутанные одновременно. Белый почувствовал на себе взгляд. Это было похоже на взгляд Пса, который бил ему между лопаток, когда он драл ту проститутку у служебного выхода паба — такой же неприятный и липкий. Белый не стал оборачиваться — он знал, что позади него только темнота и удаляющееся эхо шагов. Он шел вперед. Когда на пути возникла развилка, Белый остановился. Он ведь так и не понял, какое направление правильное — в прошлый раз он не дошел до конца. В прошлый раз слева выскочила та тварь, и Белый повернулся было направо, но в последний момент передумал и кинулся по левому коридору. Тут стояла отвратительная вонь: трупы собак так и не убрали, и они неряшливой кучей лежали у стены, увенчанные оторванными головами, которые слепо пялились перед собой провалами сгнивших глаз. Белый пробежал мимо, стараясь не вдыхать слишком глубоко. Он миновал еще два поворота и вылетел в уже знакомое помещение, поделенное надвое исполинской клеткой с толстыми прутьями. Перед ней лежал его Пес, а существо за решеткой, их Бог, тянуло к нему свои скрюченные пальцы. Андерсон, замерший в религиозном экстазе, стоял рядом. — Не смей! — закричал Белый, но было уже поздно. Собачье тело менялось — вытягивалось, ломалось, черная шерсть белела. Темная материя лиловыми каплями прямо сквозь кожу выходила наружу и, зависая на мгновение в воздухе, возвращалась в Темную Лессу. Белый не знал, что происходит, и не понимал, что собирался делать. Все, что он мог — просто кинуться наперерез этим рукам. И, как всегда, опоздать. В этом бою он бы тоже поставил на себя. И проиграл. Белый очнулся мгновение спустя на холодном полу. Он поднялся на ноги, слабый, как месячный котенок, и огляделся вокруг. Андерсон был тут: смотрел с тревогой и осуждением. Темная Лесса сверлила его бельмами глаз, а перед клеткой лежал человек. По смуглой коже пробежала судорога, мышцы пришли в движение. Человек шатко привстал, опираясь на локти, потом припал на колени, а затем поднялся в полный рост. Нет, D-человек. Калеб. Все такой же сильный и грозный в своей наготе. Белый прерывисто вдохнул и поднял взгляд. Глаза Калеба прожигали насквозь, как и всегда, но Белому было уже все равно. — Я убил не того пса, — прошептал он и рассмеялся.