Розы для львицы

Брандон видел, как побелел от шока его отец, как окаменело лицо Кейтилин Талли, как медленно угасла улыбка лорда Хостера, а Тайвин Ланнистер так скрежетнул зубами, что слышно было на дальнем конце турнирного поля, но все это казалось Брандону незначительным — по крайней мере, куда менее значительным, чем золотившиеся на солнце тяжелые медовые кудри и алый, будто кровавый, венок из свежих роз, который он сам и возложил на голову львицы. Зеленые глаза на миг вспыхнули изумлением, тонкая белая рука невольно метнулась к макушке, ощупывая эту импровизированную корону, и, когда Брандон поймал острый взгляд, внимательно скользнувший по его лицу, все, что их окружало, попросту перестало для него существовать. Потому что во взгляде Серсеи Ланнистер сквозило неподдельное любопытство. Брандон был уверен, что они похожи, что они с нею родственные души — он понял это еще в тот момент, когда впервые увидел ее здесь, в Харренхолле, окруженную стайкой девиц. Серсея тогда что-то сказала, и девицы все как одна разразились хохотом, а она вдруг обернулась и посмотрела прямо на Брандона — прекрасная, гордая, уверенная в своем превосходстве. В ее лице читалась храбрость, готовность немедленно пуститься во всевозможные авантюры, яркие зеленые глаза выражали почти неприкрытый вызов, и Брандон безмолвно принимал его — как принимал всегда и в итоге непременно получал то, что хотел. Теперь Брандон хотел заполучить львицу и не отступился бы, даже если б сам Эйегон Завоеватель верхом на своем страшном драконе вдруг восстал из мертвых и вознамерился ему помешать. – О чем ты только думал?! Золотой кубок пролетел над его головой и, с силой ударившись о стену, раскололся на две части. Брандон поморщился, когда за шиворот хлынуло ледяное вино. Никогда еще не видал он отца в таком гневе. – Ты что же, лишился рассудка?! Что я теперь скажу Хостеру Талли?! А Тайвину Ланнистеру?! Они оба разъярены, вот что ты наделал! Брандон слушал молча, думая о золотистых кудрях и пронзительном взгляде зеленых глаз, а ночью, когда отец и братья с сестрой, полные мрачного осуждения, удалились спать, он устремился в покои Серсеи Ланнистер. Она вырывалась и царапалась, как дикая кошка, когда он потайными ходами уволакивал ее прочь из замка, она исцарапала ему все лицо, когда он затаскивал ее на лошадь, она до крови прокусила ему обе руки, пока они скакали через лес под покровом ночи, а потом вдруг с отчаянным стоном уткнулась лбом ему в шею, с силой вцепившись в кожаный воротник. – Нас же найдут и убьют... Мой отец, мой брат... Ты не знаешь мою семью! Брандон попытался поцеловать ее, но Серсея увернулась — и он мазнул губами по подбородку. – Ты помолвлен с Кейтилин Талли! Брандон молчал, хмуро глядя вперед. – А как же твои родные? Неужели тебе плевать на них? – Серсея гневно тряхнула золотыми кудрями. Брандон снова выдержал паузу, после чего резко натянул поводья, и лошадь остановилась. – Это последний шанс повернуть назад. Сейчас — или уже никогда, – произнес он голосом, в котором отчетливо прозвучало зарождавшееся безумие, и в тот момент в нем особенно чувствовалась волчья кровь, что текла в жилах всех Старков из Винтерфелла, однако Брандон продолжал отрешенно смотреть перед собой, предоставляя Серсее решать их судьбу. Она колебалась всего мгновение: – Никогда. Ночной лес поглотил две стремительно удалявшиеся фигурки верхом на лошади, заглушил все звуки — не слышно было ни стука копыт, ни даже малейшего шороха, и ничто вокруг не указывало на то, куда могли бы отправиться беглецы. Лишь забрезживший вскоре рассвет, окрасивший небо на горизонте непривычно яркими алыми красками, предвещал начало неспокойных времен, полных гнева и кровопролитных сражений.