Блик - яркий отблеск или пятно света на темном фоне. Ефремова Т.Ф. Толковый словарь русского языка.
Огонь. Бушующее пламя, пожираемое потоками лавы. Это – выбор. Распростёртое на плацу мёртвое тело. Над ним черноволосый мальчишка, зашедшийся в вопле отчаяния и невыносимой боли. Это – правосудие. Встряхнуться. Щелчок зажигалки. Закурить. Клубы дыма. Глоток. Кофе - крепкий. Закрыть глаза.***
- Я у тебя первый?! - Ну да. А что ты так орёшь? - Пораньше не мог сказать, придурок?! - Пораньше – это когда? - ДО того, как мы оказались в одной койке, идиот! - Хе! Как ты себе это представляешь, идиот? По правде - ласкают слух истерические нотки в твоём голосе. Уж не испуган ли ты, Белый Охотник? - Это тебе стоит испугаться, мальчишка, потому что прямо сейчас я не способен отпустить тебя домой к папочке. - Эй-эй, не души меня и не дави так: я не собираюсь убегать. - Молчи, болван малолетний. - Хе! Мне восемнадцать. Недавно исполнилось. - Купить тебе мишку и мороженое прямо сейчас я тоже не способен. После куплю. - Лучше – мяса. И побольше. После……
- В-а-у… - Что – «вау»? - Я сделал правильный выбор. - Выбор? Ты что мелешь, шкет?! Кто тут делает выбор?! Тьфу! Что за манера вырубаться на полуслове? Ладно, спи… малыш.***
Качка усиливается. Море сегодня неспокойное. Волны разбегаются и бьются о борт. Волны что-то шепчут. Если прислушаться, услышишь. «Спасибо, что любили меня».***
- Хорош дымить! У меня глаза выпадут сейчас от твоего дыма! - Ты мне будешь указывать, что мне делать, а что не делать на моём корабле и в моей каюте?! И какие, к дьяволу, глаза?! Ты только что спал без задних ног. - Только что спал, сейчас уже не сплю. Туши, говорю тебе. И это не твой корабль, а правительственный - не фантазируй, капитан. Можешь сколько угодно скрипеть зубами, но только у нас собственные корабли. - Отродье пиратское, на драку нарываешься?! - Да ладно тебе. Дрались уже сегодня. Сейчас-то какой смысл комедию ломать? Дай пожрать лучше, а? Жутко хочется есть!…
- Ну, что? Наелся? - Ага. Спасибо. - Вежливый. Пока ты не отрубился, дай прикурить, зажигалка ходячая. Теперь не будешь возмущаться? - Возмущаться? А когда я возмущался? – щелчок пальцами. - Всегда пожалуйста. И ничего не остаётся, кроме как закурить, пробурчать «Невыносимое отродье», откинуться на спинку, положив ноги на стол, закрыв глаза, делая вид… Да никакого вида не делая. - Каким ветром тебя занесло в Арабасту? - А тебя? Ах, да, забыл: мой младший брат. - Уходишь от ответа. Я не гордый, спрошу ещё раз. - Не надо, не ухожу. Просто не отвечу. Извини, это личное дело. Ты не гордый – смешно. И, кстати, не трогай Луффи. - Значит, не из-за братца? - Нет. Не из-за него, но я не мог не воспользоваться возможностью увидеть его. Довольное, почти мечтательное выражение лица. Вот смотреть бы, не отрываясь, и смотреть. - А он становится всё сильнее. - Ну-ну. Тот ещё «фрукт». Вас на одном дереве вырастили. Вынужден отказать в просьбе не трогать его. - Проиграешь. - Посмотрим. - Где твои люди? На корабле никого, кроме нас с тобой, нет. Ты знал, что я не смогу не воспользоваться возможностью? Ты меня ждал. - Глупости. Прекрати лыбиться, не то сотру эту гнусную улыбочку с твоей рожи. - Я так не думаю. Смотреть на запрокинутую голову, на чёрные волосы, белую кожу, точёное, налитое юной силой тело и на эти чёртовы веснушки становится нестерпимым. Словно на солнце. - Эй! Ты чего? Ты мне шею решил сломать? Вдохнуть солнца и захлебнуться морем. Выдохнуть: - Эйс… - Йо! Ты помнишь, как меня зовут. Как это мило, чёрт возьми! - Всегда помнил. - Да? А я за последние несколько часов с тобой почти забыл собственное имя. «Пиратское отродье»? Или «несносный балбес»? Или «малолетний болван»? Или... - Придурок! - Точно! Или – придурок. - Я тебе отрежу язык рано или поздно. - Не-а, не отрежешь. Причины назвать? - Нарвёшься на наручники. - Да? А кто тебе сказал, что я против? - На наручники из кайросеки, дебил! Сгною к чёртовой матери в «Импел Даун»! Сильная рука перехватывает руку. Смеющиеся глаза близко-близко. Резкое движение и… Грохот падающей мебели и бьющейся посуды, и небо меняется местами с землёй. И становится на место. Пронизывающая боль в спине. - Идиот! Ты… разлил мой кофе!!! - Прости, но я понял только что, что никогда не занимался этим прямо на палубе: не смог не воспользоваться возможностью. Взахлёб. Так целоваться не умеет больше никто. - Кто знает, когда мы теперь увидимся… Ты откажешься? - Нет, я не способен от тебя отказаться, мальчишка несносный. - Эй, держи себя в руках: мне двадцать лет. - Ты мне будешь делать замечания?! Какая разница, сколько тебе лет, пацан? - Ты никогда не замечал, что я ни к чему тебя не принуждаю? Вот именно: никакой разницы – сколько мне лет, сколько тебе. Идиот, я лю… Сейчас наговорит. Закрыть этот рот своим ртом: не хватает смелости услышать. Дыхание перехватывает, хотя ничто не мешает дышать полной грудью. - Никакой разницы. Не надо слов, малыш……
- Штормит. - Да ну? Ты, что, не видел настоящего шторма, капитан? Странно, но нет никакого желания реагировать и вступать в перепалку. - Кстати, об этом твоём личном деле. Остановись. Не продолжай. - Ты о чём? - О том самом. У меня дурное предчувствие. - Заладили! Сначала отец, теперь ты. Нет, не остановлюсь: это дело чести. - Послушал бы ты старших, пацан. - Я же сказал: дело чести. Без обсуждений, - воздух искрит и вспыхивает: - Пожалуйста. - Значит, до встречи. - Значит – прощай. Гибкое тело будто натянутая тетива - наизготовку. Один прыжок и – прощай. Рывок вперёд, захват, разворот. Не разжимать объятий. - Эйс! Балбес безрассудный. Солёный ветер играет чёрными прядями, путает, перемешивает их с белыми. Солёные губы, поцелуй долгий и горячий, как пламя. И горький, как дым. - Послушай, даже если сбросить со счетов вопросы чести, чего никогда не будет, но – даже если. Если бы я остался, ты бы запер меня. Не в «Импел Даун», но ведь запер бы? Отвечать не хочется. - Можешь не отвечать: запер бы, конечно. Я не смогу так, даже с тобой. Ты же знаешь, что я свой выбор сделал не вчера и навсегда. И ты свой тоже. Я не обсуждаю с тобой твоё «правосудие». - Да. Ты всегда уходишь, но прежде было иначе. Если ты сейчас уйдёшь, ты влипнешь, а я не стану тебе помогать. Нет, хуже: я буду на другой стороне. - Я и не жду иного, - жаркие губы скользят по щеке. - Как бы там ни было, я буду по тебе скучать. Я всегда скучаю по тебе. Ты мне что-нибудь скажешь на прощание? Нет - как обычно? Ну, нет так нет. Какого дьявола щиплет глаза?! И никакие слова не ложатся на язык, и остаётся только смотреть на удаляющуюся и исчезающую в бескрайнем море лодчонку. «Что ты хотел услышать? Что когда ты засыпаешь у меня на руках, я боюсь пошевелиться, хотя знаю, что тебя не разбудишь, даже дав залп из пушки прямо над ухом? Или – что когда ты смотришь вдаль, в море, никого и ничего вокруг не замечая, я не могу насмотреться на тебя? Или – что каждый раз, когда ты удираешь от меня к своим накама, к этому пиратскому отребью, я ревную и чёрт знает каким усилием останавливаю себя от того, чтобы не заковать тебя, но не потому, что ревную, а потому что боюсь за твою буйную, чертовски дорогостоящую голову? Или – что тебя невозможно не любить? Чего ещё я не сказал тебе, малыш?»***
Море сегодня неспокойное. Волны разбегаются и бьются о борт корабля. Качка усиливается. - Штормит, вице-адмирал Смокер. - Ты не видела настоящего шторма, Ташиги.