"Как-то раз на Кауаи"

Этим вечером закат на Кауаи, одним из наименее населённых островов Гавайского архипелага, был особенно красив. Уходящее солнце окрасило небо во всевозможные вариации красного и желтого цветов, и прочертило золотистую дорожку через весь океан вплоть до небольшого частного бунгало, находящегося частично на берегу, а частично — в прибрежных водах. Прохладный ветер, играя в волнах, время от времени врывался в огромное, во всю стену окно, остужая разгоряченную кожу пары, что сплелась на кровати в тесных объятиях, целомудренно прикрывшись тонким одеялом. Тацуя Уэда приподнялся на локте и подул на челку своего любовника Нишикидо Рё, заставляя того открыть глаза и застонать в протесте: — Ну что, опять? Дай мне толком отдохнуть! — Отдыхать, когда ты наконец-то мой? Да ты шутишь! В притворном возмущении Рё закатил глаза, а потом опрокинул Тацую на себя: — Мне действительно надо немного отдохнуть, давно я столько сексом не занимался. Словно марафон пробежал. Поцелуями удовлетворишься? — Временно. Недолго. Совсем чуть-чуть. Это "чуть-чуть" растянулось на добрых полчаса, в течение которых в комнате раздавались сплошь вздохи, стоны, чмокающие звуки, скрип матраца да шелест занавесок. Потом снова тишина, которую снова нарушил Уэда: — Поверить не могу, что ты ответил мне взаимностью. Смешок: — Я тоже в кое-что поверить не могу: что ты сбежал из собственной свадьбы. — Я ее не любил. — Но почти женился. — Потому что ты отказывал мне. — А потом вот так сразу поверил мне? Что я, гетеросексуал, не просто запал на тебя, а еще и влюбился? — Да, поверил. — А всё-таки, почему? — Я увидел твои глаза, когда ты появился на пороге, шокируя всех гостей. — Ты что, раньше не видел пьяных глаз? — Видел. — Ну, так что же? — Ты так на меня смотрел... Словно смертельно болен и я — твое единственное лекарство. На меня еще никто никогда так не смотрел. Рё смутился: — Ты преувеличиваешь. — Разве? — Ага. Ты же, это, завидная партия, разве нет? Готов спорить, что на тебя еще и не так засматривались. — Вот именно, что партия. На меня смотрели с желанием, жадностью, похотью, оценивающе, раздевали глазами, но ни для кого я не был сосредоточием мира. — Ну, это ты перегнул? — Разве? Не отвечая, Рё поцеловал теплое плечо и закрыл глаза. Уэда был сто раз прав. Он только-только принял новые, пугающие чувства — пугающие, и в то же время волнующие, только-только смирился с мыслью, что ему нравится не просто парень, а именно тот, на чью семью он работал в качестве водителя. Почти как в сказке. Вот только такие сказки имеют свойство не очень хорошо заканчиваться. Вот и им пришлось бежать из Японии, и бежать далеко, ведь бизнес-империя Уэды-старшего протянула щупальца во многие страны. — По-твоему, как они там? — нарушил молчание Рё. — Не очень хорошо, — ответил Тацуя, притягивая его для очередного поцелуя. — Это же какой скандал: единственный наследник мега-корпорации сбежал со своим водителем! — Думаешь, о нас писали все крупнейшие газеты? — Я уверен, что нет. Люди нашего круга гасят подобное внутри, не ставя в известность широкую общественность. Отцу пришлось извиниться перед семьёй невесты и наверняка выплатить моральную компенсацию. Но это не отразится на нашем состоянии. — Как думаешь, он сможет нас найти? — Это вряд ли, ведь мы летели с несколькими пересадками. Да и об этом бунгало он и не вспомнит, столько у него недвижимости в разных странах. — Знаешь, я все еще поражаюсь: что такой парень, как ты, имея возможность выбирать моделей, айдолов и прочих, нашел в простом водителе? — Хмм... Много чего. Кстати, наша служба безопасности занималась проверкой всего персонала, без исключения, перед приёмом на работу. И тебя в том числе. Рё промолчал — Уэда затронул неприятную для него тему. И опасную для их отношений. — И что показала проверка? — Не больше, чем ты рассказал. Сирота, приехал с другого конца страны. Отец неизвестен, мать скончалась, родственников нет. Рё хмыкнул: — Тебе захотелось расколоть этот орешек, именно поэтому ты положил на меня глаз? — Не говори ерунду! Меня подкупило то, что ты хоть и относился с уважением, но не пресмыкался и не лебезил. И общался со мной не как с господином, а как с другом. — Удивительно, что меня не уволили в самом начале моей службы. Тацуя улыбнулся воспоминаниям: — Да, тогда ты знатно надерзил отцу... Но за тебя вступился наш начальник службы безопасности. Мне до сих пор интересно, с чего он проявил такую доброту. Я его спрашивал, но он лишь поклонился в ответ. Рё снова замолчал, потому что вышеупомянутый человек приходился его двоюродным дядей со стороны матери. А учитывая, кто приходился Рё отцом, раскрывать такое знакомство было очень нежелательно. — Так почему же, Тацуя? — Нишикидо нелегко было сбить с намеченного пути. Уэда развалился рядом и уставился в потолок, вспоминая: — Твоя внешность здесь определенно не причем, я повидал множество красивых парней. С некоторыми из них, уж извини, я спал. Так что, все дело в твоем характере. Ты не молчал, как остальные, и как это вообще-то положено... — Прислуге? — Извини. Я тебя обидел? — Вовсе нет. Продолжай. — Ты улыбался, разговаривал и шутил. Если я был в плохом настроении, ты старался меня развеселить. Или растормошить. Ты был очень нетипичным... водителем. Но знаешь, что меня впечатлило больше всего? — Ты так меня разрисовал, что я уж и спрашивать тебя боюсь! — Тот случай на мой день рождения. — Ой! — Ага. Ты придерживал меня, пока я блевал дальше, чем видел. А потом еще и вытер мою пьяную рожу. Рё пожал плечами: — Со всеми бывает. — И ты не смотрел на меня с презрением — как же, богатенький сынок напился и заблевал собственные туфли. — А ты этого ожидал? — Честно говоря, да. Мне приходилось сталкиваться и с такой реакцией. А у тебя на лице было написано сочувствие... — Потому что твой отец проигнорировал твой же день рождения. — Занят важными переговорами, сказал он мне. А на самом деле с любовницей встречался. — Мне жаль. Тебе это все еще не дает покоя? Если не хочешь, не будем об этом. Тацуя улыбнулся: — Ты чуткий и понимающий любовник, Рё, но мне надо выговориться, чтобы это отпустить. — Но столько времени прошло... — И меня все еще не отпустило. — И не нашлось никого среди друзей, с кем бы ты... — Ох, Рё. Приличия. Вековые традиции. Даже сейчас они давят гранитной плитой. Можно говорить о себе, своих проблемах, но поделиться подобной новостью? Родители это табу, какими бы они ни были. Даже если совсем не заслуживают уважения. — Не хотел бы я оказаться на твоем месте. — Да, ты совсем другой. Поэтому я и влюбился в тебя. — Иди сюда. И снова звуки поцелуев. Вздохи, сопение, приглушенный смешок. Звонкий шлепок по заднице. Руки на ягодицах, легкий массаж. Пальцы в горячей расщелине. Стон. — Хочу тебя! — А отсосать? — А трахнешь? — Непременно. Но сначала... — Понял-понял. Вот, я между твоих ног. Ух, ты! — Эй, меньше слов... Оооооо! Хлюпающие звуки. Стоны, сминаемая простыня. — Чёрт! Сейчас кончу! — Я тебе кончу! А как же я? — Почему ты еще не на четвереньках? — Я мигом! Возня, смех, поцелуй. Неприкрытая нежность в каждом жесте. — Ты потрясающе смотришься! Никогда бы не подумал, что мужская задница может быть такой... — Только попробуй сказать "аппетитной"! — Нет, завлекающей. Манящей. А твои твердые яички... Ммм! Взвизг: — Рё!! — Что? Тебе никогда не лизали яйца? — Н-нет. — Неважные у тебя любовники были, скажу я тебе. А вот так? Горячий язык касается сжавшегося ануса. — Сейчас кончу уже я! Широкое движение от мошонки до копчика: — Ты не ответил. — Бля! Не было, не было, доволен?! Действуй уже! Похлопывание по ягодицам: — Какой нетерпеливый! И горячий! — Врежу! — Любишь же. — Вот любя и врежу! Смешок, минутная возня — и: — Ааах!.. Никогда к этому не привыкну! Это так... так... — Знаю, знаю!.. Рё! — Ну, я пошёл. Держись теперь! Тяжелое дыхание. Стоны. Скрип кровати. Влажное шлепанье и хлюпанье. Вскрик, сладкая судорога, выплеск. Снова тяжелое дыхание. Возня. Шуршание салфеток. — Эту простыню можно выбрасывать. — Да просто скинь ее на пол. — А спать на чем будем? — В комоде есть чистая. — Соизволишь приподнять свою тушку? — Заметь: хорошо оттраханную тушку. Смех, возня, звук поцелуев, шуршание постели. Шлёпанье босых ног по деревянному полу, опять шуршание, возня. Скрип матраца. — Тебе бы надо перейти на усиленное питание. — С чего бы это вдруг? — Плечо больно костлявое. Возмущенно: — А у самого-то? — Но это я на тебе валяюсь! — А может, я тоже хочу? На тебе. Ехидно: — А как же твоё: "Нет-нет, снизу ни за что, я актив, только сверху!"? — Ну... Это же просто полежать. Не трахаться же. — Пф! Это ты сейчас так говоришь. А потом каааак войдёшь во вкус, да кааак... Речь обрывается поцелуем. Горячим. Продолжительным. Голодным. Словно и не было совсем недавно никакого секса. Атмосфера в комнате ощутимо меняется. — Рё... — тихо, нерешительно. Невысказанный вопрос. — Я люблю тебя. Действительно люблю. Может, ты ещё сомневаешься из-за стремительности случившегося, но... Я люблю тебя. Ты ведь знаешь, что сначала я сопротивлялся чувствам. Пытался убедить себя, что это такая дружба. Глубокая, необычная, но лишь дружба. — И когда ты?.. — Когда узнал о помолвке. Ревность буквально обожгла меня. — Так почему?.. — Потому что ты не отменил все это. — Я считал, что незачем. Ради кого? Того, кто меня не любит? — Прости меня. — Не надо. Ты же все-таки пришел за мной. — Ага. Мой Тацуя. Люблю тебя. Поцелуй. — Ой, Рё! — Что? — Смотри, какой красивый закат. Смех. — Ты бесподобен! — И я люблю тебя. Поцелуй меня еще раз. Они миловались и наслаждались близостью, грезили наяву, твердо уверенные в будущем, совершенно не подозревая, что над ними уже сгущаются тучи. И угроза идёт не от их отцов, которые независимо друг от друга, но совершенно синхронно принялись разыскивать своих сыновей. Один — чтобы наказать. Другой — чтобы сделать преемником в опасной организации. В километровой толще вод, глубоко под островом раздались первые слабые толчки, настолько слабые, что ни один сейсмограф не среагировал. Кроме косяков рыб, которые, почувствовав опасность, покинули прибрежные воды. А через несколько дней разразится катастрофа: внезапно проснувшийся вулкан успеет уничтожить небольшой городок у своего основания, и весь мир будет следить за опоздавшей операцией спасения. Уэда и Нишикидо станут последними поднявшимися на борт военного корабля, и их испуганные лица не останутся незамеченными: в далекой Японии Уэда-старший осядет в кресле, держась за грудь и обещая богам все возможное, лишь бы сын невредимым вернулся домой. Второй отец будет молиться о том же. Встреча отцов и детей в аэропорту "Нарита" получится эпической, куда там гоголевскому "Ревизору". После этого целый год Рё будет выпрашивать прощение у любимого, и тот его таки простит. Но это будет потом. А сейчас они лежали на сбитых простынях, любуясь на уходящее солнце — все-таки закаты на Кауаи бесподобны в своей красоте.