Шоколад

Наполеон Соло считал, что имеет полное право зваться гурманом. Он разбирался в ряде европейских кухонь и сам отлично готовил, особенно ему удавалась итальянская. Но был один аспект в кулинарии, к которому он оставался равнодушен – сладости. Его не манила выпечка – в этом вопросе Соло втайне был солидарен с дамами – совершенно лишние калории. Шоколад интересовал его только, как аромат. И, опять же, на коже юной прелестницы. В крайнем случае, как закуска к коньяку. Восточные сласти пробовать доводилось, но все же… Нет. Это не его. Достаточно того, что он прекрасно разбирался в видах шоколада и мог наколдовать пару простых десертов, в глазах обывательниц это казалось верхом кулинарного мастерства. Каково же было его удивление, когда в конце очередной миссии в Париже, Большевик вдруг решительно остановился возле маленькой шоколадной лавочки. Она была спрятана от людских глаз на одной тихой улочке. Какой-то странный метод ведения бизнеса. Хотя, стоит отдать должное хозяину или хозяйке – витрина была оформлена намного ярче, чем у некоторых бутиков. На темном бархате стояло несколько больших фигурок из шоколада: особенно эффектно смотрелся дельфин, сделанный из нескольких видов. Возле каждой фигурки было дополнение в виде небольших наборов конфет. Соответственно, возле дельфина стояло несколько фигурок поменьше: вроде морских коньков или причудливых рыбок и прозрачные мешочки с конфетами-ракушками. Рядом с букетом из цветов лежала россыпь конфет-бабочек в ярких обертках… и прочее-прочее. - Решил подсластить себе горькую пилюлю, большевик? – Соло наблюдал за тем, как Илья изучает витрину. - Нас направят в Лондон отчитаться… Там сейчас Габи, а у неё вчера был день рождения – хочу сделать ей подарок, – с этими словами Курякин прошел в магазин. - Думаю, Шанель она бы оценила больше. - Не все так меркантильны, ковбой, – фыркнув, Курякин подошел к продавщице, – Вы мне не поможете? – обратился он к ней на французском. - Какой у вас интересный акцент, – женщина усмехнулась. – Чем именно? - Моя подруга сходит с ума от молочного шоколада.. Но хотелось бы удивить её. У неё был день рождения недавно, – смущенно пролепетал Илья. - Тогда вам нужно это, – женщина указала на конфетки в форме шарика. – Внутри этих красавцев тающая начинка. В некоторых она сладкая, в некоторых тянет приятной горечью темного шоколада. Швейцарский рецепт. - Соберите, пожалуйста, небольшую коробочку и перевяжите лентой. - И мне, пожалуйста, пару плиток темного шоколада, – подал голос Соло. – Процентов 75. - Как точно, - усмехнулась женщина в ответ. Выбрав бархатную коробку, продавщица принялась за дело. К большому удивлению Соло, Илья выбрал не алую, а голубую ленту, как украшение. - А как я могу удивить вас? – она обратилась к Илье. - Это не так уж и сложно… - Курякин отвел глаза от витрины. – К тому же, я в этом не разбираюсь. - Поверьте, редкий гурман может сказать точно, что он любит, – женщина поманила растерявшегося мужчину к прилавку. Положив тарелку с затейливым рисунком майя, она крутанула её. – Сыграйте со мной в игру. Во что складываются для вас эти рисунки? - В красное знамя и профиль Ленина, – перейдя на английский, хихикнул Соло. - Пару тигров, – проигнорировав его, ответил Илья через какое-то время. - Точнее… Это тигрица. И ей эти ухаживания не очень интересны. Пока. - Кажется, я знаю, что вам понравится – треугольники с чили перцем, – она вынула из-за витрины поднос с конфетками, предлагая снять пробу. – Легкая острота этой приправы оттеняет сладость шоколада. Курякин взял небольшой треугольник. Придирчиво осмотрев шоколадку, он откусил маленький кусочек. - М-м-м… – вот довольного мычания Соло от Курякина услышать уж точно не ожидал. – Да… и их коробочку. - Как скажете. Ожидая дополнительный заказ, Илья прикончил остатки лакомства. На его пальцах остались подтаявшие следы шоколада, которые он поспешил слизнуть. Соло прикусил губу. Черт. Этот жест… Даже Юнг не смог бы истолковать невинно. Хотя, наверняка он бы покопашился в архетипе Соло и убедил бы его, что его одержимость русским – не более чем тяга к чему-то новому. Достаточно взять себя в руки, почаще напоминать себе не о том, что нельзя, о том, к чему это приведет и переключиться на что-то другое – тогда все пройдет. А там… Илья и вовсе станет чем-то привычным и интереса вызывать не будет. Вот только… как может стать привычным все это: первородная ярость, которая старательно скрыта под ледяной толщей самодисциплины… Интересно, а страсть там есть? - Ты идешь, ковбой? – черт, что-то он долго думал. Илья уже оплатив свои покупки и его плитки заодно, ждал у двери. - Всего доброго, – пробормотал Соло, собираясь догнать большевика. - Небольшой комплимент от магазина, – женщина положила перед ним маленький целлофановый пакетик конфет. – Кокосовые шоколадки с Гватемалы. Чтобы тигрица была посговорчивее. - Спасибо, - Наполеон сунул мешочек в карман. Вот интересно, что там за тигрица должна стать для Курякина посговорчивее? Габи? Ну, хватит с неё тех шариков. А это Соло пригодится… Когда в его руках окажется высокая блондинка, которая поможет избавиться от порочных мыслей о большевике. А пока, он их припрячет до особенного случая. Время шло. Желание провести ночь с Ильей никуда не делось, лишь усилилось. А не пойти ли вам, доктор Юнг, перекурить с Фрейдом пару сигар? Станет привычным, не представляющим интерес? Интересно, как же? Как можно привыкнуть к этому, ну ладно, не богу, это слишком высокопарно… Хотя, Илья был бы неплохим воплощением Марса. С его-то силой и яростью. Но манило Соло совсем не это. Кто же спорит, что русский хорош собой – от своих предков скифов и славян он взял лучшее: высокий рост, крепкие плечи… все в нем было так гармонично, Курякин не был перекаченной горой мышц. Лицо хоть и обладало парой голубых глаз, отдающих сталью, особенно когда смотрели исподлобья, было лишено грубых черт и казалось на удивление мягким. Эти губы… всегда плотно сжатые, почти что бледные.. Увидеть бы их припухшими от поцелуев и раскрасневшимися от желания, которое пожирает разум. Соло днями и ночами грезил о том, как бы он овладел русским, если бы ему только представился шанс. Он ни в коем разе не преуменьшал мужественности Ильи, но как хотелось воззвать к более мягкой черте его нрава, открыть этой ледышке, какое он на самом деле пламя. Чтобы этот упрямец отпустил себя. Так что… Это исключительно для блага самого большевика, которое он принимать совсем не торопится. Прошел месяц, другой, сласти были давно съедены и забыты. Разве что, образ Курякина, который с урчанием облизывает шоколадные пятнышки с рук, теперь отпечатался с обратной стороны черепной коробки Наполеона и подарил не одно утро в лучших традициях пубертатного периода. Они вели работу в братской, для СССР, Чехословакии, пытались распутать заговор, в результате которого от страны бы не осталось и следа, как и от соседней - Польши. Работа шла тихо и не заметно и почти, как по маслу, но почему-то в этот вечер мужчины пребывали в апатии. Они ни поцапались, ни провалили наблюдение, скорее наоборот, обзавелись парочкой необходимых документов, чтобы эту миссию прекратить. Но настроение всё равно было на нуле. Видимо, русская хандра передается воздушно-капельным путем. Наполеон пытался вникнуть в новый «шедевр» беллетристики, Илья приводил в порядок отцовские часы. А потом вдруг погас свет. - Ну, замечательно, – закатив глаза, простонал Наполеон. – Какого черта? - Твой пистолет далеко? – в темноте комнаты зажегся крошечный огонек зажигалки. - Секунду… - Соло поспешил взять оружие, на всякий случай. В темноте раздался щелчок предохранителя. – Пойду, посмотрю, в чем дело. - Давай, – Наполеон вытащил из кармана пиджака свою зажигалку. А заодно, решил сразу пройти на кухню, за свечой. От зажигалки было мало толку, но спасал свет уличного фонаря. Сейчас этот тусклый свет напоминал чем-то лунную дорожку… только ласкал своими лучами не спокойное море, а дешевый ламинат. Мнительность большевика оказалась ложной – крупная авария на подстанции оставила три квартала без света до утра, но вот только этот прокол электриков точно не дело рук THRUSH. - И что будем делать? – спросил Наполеон свою химеру, который зажигал ещё одну свечку. - Что тебе страшилки на ночь рассказать? Не знаю, что делать, – Илья поставил последнюю свечку на стол. – Вариант пойти спать тебя чем не устраивает? - Тем, что я со времен школы не ложился в девять, – с усмешкой ответил американец. – Разве что рюмочка коньяка на ночь, помогла бы мне уснуть. - Без закуски я не буду, – Соло даже не ожидал, что Курякин вообще согласится пить во время задания. - Черт… - американец замялся. – Я даже знаю, какой бы сыр подошел идеально. А его у нас нет. - Возьми тот, что есть, – даже в полумраке было видно, как Илья закатил глаза. - Нет уж, - взяв одну из свечей, Соло решительно пошел к себе в спальню. - Лучше шоколад. А ты, варвар, лучше бокалы достань. - Если они тут есть, – Курякин пошел на кухню. – В этой тьме я могу найти только стаканы. - Ох, ну, давай стаканы, – Наполеон сам еле смог найти бутылку и тот злосчастный мешочек конфет. Они тоже не подойдут… Это же молочный. Ладно, некогда привередничать. А то большевик ещё передумает. - Откуда это у тебя? – Илья с любопытством повертел в руках мешочек, развязывая шнурок. - С той лавочки в Париже осталось, – комната наполнилась легким, едва заметным ароматом кокоса,- Твое здоровье, большевик, – он протянул Илье стакан с коньяком. Разумеется, он налил совсем немного. Напиться в их планы не входило. - Твое здоровье, – сделав маленький глоток, Илья поспешил достать одну из конфеток и закусить. Вкус был очень необычный, а смешавшись с алкоголем, и вовсе превратился в нечто неописуемое прекрасное. - В последний раз при свечах я сидел в развалинах немецкого дома, – Заметил Наполеон, разваливаясь в кресле. – Правда, у нас не коньяк был.. А ром. - Боевые сто грамм для согрева? – понимающе уточнил Илья. – Ковбой… если ты не попробуешь конфеты сейчас, потом ты их не увидишь. - Почему это? - Я их все съем. – А как же все делить с ближним, большевик? – Наполеон усмехнулся. - Кто успел, тот и съел, – пробурчал Илья, лопая ещё одну конфетку. - Дай-ка, – Наполеон взял мешочек со стола, который успел опустеть наполовину. – Сладковато, – заметил он, пробуя первую конфету. - Глубокомысленно, – фыркнул Курякин, допивая свой коньяк. - Хотя нет… послевкусие очень даже терпкое, – справедливо решив, что раз Курякин слопал половину, то Соло имеет право на вторую. А знаете… после конфет и двух стаканов коньяка хандра куда-то ушла. В животе разгорелось приятное тепло, вот только не клонило в сон, как обычно.. Напротив, этот жар начал разливаться по телу, совсем не напоминая ломоту при простуде, нечто совсем другое.. Ослабив пару пуговиц на вороте, Наполеон нервно облизнул губы. Что за чертовщина.. а вид русского, который развалился на диване, тяжело дыша, ему совсем не помогал успокоиться. Когда Курякин успел снять свитер, оставшись в одной майке? И впервые в жизни Соло завидовал теням и свету… которые причудливо играли на бицепсах русского… и на едва заметной полосочке кожи между брюками и задравшейся майкой. От неровного освещения зрачки у того были расширены, закрывая радужку, хотя, закушенная в напряжении губа намекала на то, что дело не только в игре света. Ему тоже жарко… Им обоим жарко. Им нужно как-то остыть. Не особо понимая, что он делает, Наполеон встал с кресла и двинулся к дивану – ещё никогда полметра не казались ему больше, чем расстояние между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Заметив его маневр, Курякин сел: - Вот и ты… - Вот и я, – Наполеон сел на краешек. Их взгляды встретились. Вроде бы они не пьяны, не под наркотиками… Не в шоколадке же он был. На дне глаз Ильи что-то блестело, но, как всегда, он смотрел настороженно, будто ждал от Соло шага. Ну, за Наполеоном дело не встанет… Ему только не дадут по морде? Потянувшись, он накрыл губы Курякина своими. Так трепетно и осторожно он целовался только в 10 лет, когда его поцелуй был первый. Тогда он тоже боялся получить – правда, учебником по истории. Если же он получит сейчас - дело может кончиться сотрясением. Но бить его никто не собирался. Напротив, с довольным урчанием, Илья привлек его к себе, требовательно впиваясь в губы. Наполеону пришлось упереться в диван, чтобы позорно не свалиться на большевика. Повышая градус поцелуя, он зарылся в светлые волосы, массируя кожу головы. На это ему ответили ещё более довольным урчанием. Жар все же нашел выход… Он весь устремился вниз живота. И это от пары поцелуев? Вашу мать… С рыком разорвав поцелуй, Соло набросился на шею русского, как будто именно эта часть его тела виновата в его личном безумии.. - Мы тут… - простонал Илья, подставляясь под губы и зубы американца. – Не поместимся. - Знаю, - Соло спустился ниже к ключице, опуская майку на манеру бретельки дамского платья, – Ещё минуту, – он легонько прикусил чуть смуглую кожу. - Не могу обещать… блять, – от этого укуса Илья выругался, подставляясь больше. – Пойдем… пожалуйста. Как они добрались до спальни Соло, Наполеон бы не смог сказать даже под пытками дяди Руди. Но, кажется, они пересчитали стеночки коридора раза три или четыре. Кто же знал, что Илье вдруг придет в голову заявить свое право на активную роль таким интересным способом? Повжимать Наполеона в стену, пытаясь превратить его не то в «живопись» египтян в профиль - своей силой, не то в растаявшие мороженое - своими поцелуями. Не сегодня, Илюша… «Сегодня ты за тигрицу, дорогой», - думал Соло, вталкивая русского в свою комнату. Толкнул он его удачно – посадка произошла точно поперек кровати. Заминку они потратили с пользой: Илья избавился от своей майки, а Наполеон стащил с себя рубашку, которая недосчитывалась уже пары пуговиц. «Это между прочим… Дольче Габана, варвар», - подумал про себя Наполеон, нависая над Ильей. Кажется, его, наконец, поняли. И смерились со своей участью. В тусклом свете фонаря, что проник через штору , Соло сумел разглядеть горящие глаза Ильи, в которых засело упрямство. Не до конца. Что ж… Наполеон всегда любил сейфы, с которыми нужно повозиться, прежде чем вскрыть. Этот русский сейф сверкал глазами и не оставлял попыток подмять своего взломщика под себя, ровно до тех пор, пока Соло не сжал его пах через брюки, настойчиво поглаживая. Илья коротко охнул, закусывая губу: - Это…. - Не по-русски? – с усмешкой опередил его Наполеон, возвращаясь к шее. В конце концов, у Курякина искусана только одна её половина … есть ещё вторая. И нужно убедиться, что вкус у неё не отличается от истерзанной ранее. – М-м-м, радость моя… у занятия сексом нет национальности. - То-то все в последнее время подсели на Камасутру, – фыркнул русский, не пытаясь скрыть довольного вздоха. Его руки лихорадочно блуждали по спине американца, притягивая ближе. - Какой ты испорченный, большевик, – лукаво улыбнулся в ответ Соло, не прерывая своего занятия... В этом полумраке улыбку сейчас можно разве что почувствовать. – О Камасутре, значит, слышал… - И о китайском искусстве любви тоже, – тот тяжело вздохнул, когда идеальные зубы едва прикусили жилку на шее. - Надеюсь, ещё не испробовал, - в голосе Наполеона проскочили ревнивы нотки, а левая рука сжала бедро русского совсем не нежно. - Не с кем.. было, - ему показалось или Курякин усмехнулся? А он так может… Что-то они отвлеклись… и совершенно зря. Жар услужливо напомнил о себе тяжестью в паху, от которой просто необходимо избавиться. Это становилось вопросом жизни и смерти. С рычанием Соло впился в губы Ильи, спеша избавить их обоих от оставшейся одежды. Прикосновения кожей к коже немного ослабили это давление, подменив на головокружение от нетерпения. И, кажется, только теперь Наполеон понял избитую фразу – «ребёнок в кондитерской»… Хотелось всего и сразу, а осознание того, что нужно выбрать что-то одно, подводило к детскому желанию поджать губы. Хотя… когда это он отказывался от всего, что ему хотелось? Улыбнувшись самому себе, Наполеон поцеловал Курякина, который оставил последние попытки сменить позиции. Возможно сам растерялся от открывшихся перспектив… Тем лучше. Разорвав поцелуй, тот принялся осыпать поцелуями крепкий торс русского, подбираясь ниже.. к той самой нежной коже живота, что ещё 10 минут назад дразнила его из-под маечки. Наполеон счёл своим долгом задержаться в этом крестовом походе и покрыть поцелуями низ живота русского от одной тазовой косточки до другой, под конец и вовсе лизнув. Дыхание Ильи становилось хриплым… как у путника, истерзанного жаждой, а когда Соло едва подул на влажную дорожку, русский сорвался на тихий стон. Какой чувствительный… Весьма приятное открытие. Осталось только выяснить насколько обширны практические навыки. Облизнувшись, он накрыл головку Ильи губами, едва целуя. Тот замер.. наверно так крольчата замирают от жала удава. Наполеон не спеша провел языком по вставшему члену, обводя набухшие венки, и, лишь после этого, принялся демонстрировать русскому истинное мастерство своего красноречия. Курякин простонал, зарываясь в темные волосы, взлохмачивая и окончательно портя идеальную укладку. А судя по отборной русской брани, ораторское искусство Соло и в этой области доходило до невиданных высот. В этом сам Наполеон никогда не сомневался, но доказать лишний раз своему ближнему был очень даже не против, а если честно, он откровенно издевался над русским в отместку за месяцы персонального ада… Всё, что оставалось Курякину, так это выть, пытаться заставить Соло взять его член глубже и жалобно скулить, когда тот упирался. А когда американец и вовсе отстранился, в рыжем свете фонаря на лице русского мелькнула недовольная мордочка ребёнка: - Наполеон… - Какой ты эгоист, оказывается, большевик, – Наполеон облизнулся, смачно чмокая губами. – И на сладости жадный и на удовольствие тоже. - Неправда, – Илья недовольно заерзал под ним. – Я на всё очень щедр… Не моя вина, что некоторые ковбои тупят. - Ох какие мы, – Соло усмехнулся. – будь тогда умницей и достань из второго ящика кое-что. - Я не из твоих.. мне игры в папочку и неумелую девочку не нравятся, – раздался русский рык в темноте. Но необходимый тюбик и блестящая упаковка презервативов приземлились точно рядом с Наполеоном. - Какого ты обо мне невысокого мнения, – Соло подался вперёд, чтобы поцеловать Илью. – Я сам не любитель.. такого. - А чего же ты любитель? – прикусив его нижнюю губу поинтересовался Курякин. Эти игры его уже порядком утомили… Особенно после такого… вообще, чем быстрее этот американец начнет действовать, тем лучше. - Сейчас узнаешь, – Соло устроил свою руку между ног Ильи, чтобы снова подразнить… А затем, взяв в руки тюбик со смазкой, торопливо выдавил побольше крема и, погрев в руке, принялся осторожно растягивать и подготавливать. Не самый приятный момент этой ночи, но, к счастью для них, Илья умел терпеть, а ловкие пальчики Наполеона в этой области оказались особенно полезны и настойчивы. Когда Курякин требовательно рыкнул и сам принялся насаживаться на пальцы – это было лучшее доказательство того, что Илье очень нравится происходящее. Вот только теперь их обоих ждала проверка на выдержку: - Ты меня только не сломай, - прошептал в его губы Соло, осторожно проникая и замирая… В ответ ему болезненно зашипели и от души укусили плечо, что ж… Он заслужил… Тяжело дыша, он продвинулся чуть глубже и покорно подался назад. В Илье было так горячо, как в печке, как бы банально это не звучало.. А может, дело было в том мистическом жаре, который никуда не делся, а теперь ещё больше терзал и мучал. И всё же, Наполеон предпочел медленно гореть, чем причинить Илье боль.. Куда спешить теперь-то? Они всё успеют. Нужно же уметь наслаждаться моментом. Подобная мантра помогла Наполеону переждать первые мгновения и быть бережным и осторожным.. Курякин, наконец, отпустил его плечо, виновато лизнув. Наполеон повернул голову, ловя эти губы, которые раскраснелись, совсем как в его фантазиях, хотя, нет, даже лучше. Болезненные всхлипы русского сменились тихими вздохами, в которых мелькали нотки удовольствия – вот, так-то лучше. Наполеон начал осторожно ускоряться, чуть сменив угол, стараясь задеть ту самую точку. Пожар внутри служил отличной мотивацией дарить удовольствие, чтобы забрать ровно столько же. Теперь уже настала очередь Соло рычать и терзать… будто каждый толчок - это акт возмездия за все эти ночи в нелепых фантазиях, будто каждый сорванный с губ Ильи стон - это его просьба о прощении. Будто если перестать двигаться – его вселенная расколется на части и Леон сгинет,а судя по тому, как русский изгибался под ним чуть ли не струной, тот думал примерно то же самое. Даже в пассивной роли, тот был верен себе, требовательно рыча, хватая Соло за бедра и подгоняя, он требовал от напарника «полной отдачи делу». Американец в свою очередь охотно подчинялся такой установке «центра», в доказательство верности оставил на плече Ильи метку, как тот оставил на нем. Видимо, такое скрепление союза для Курякина было пределом – коротко охнув, тот кончил, залив их животы спермой. Наполеон сам продержался недолго… Через несколько движений его накрыло следом за Ильей. Едва дыша, он упал рядом со своей химерой, которая поспешила устроить свою светлую макушку на плече и тихонько засопеть. А жар никуда и не думал деваться.. Он перебрался в сердце… Вот только тут уже дело совсем не в конфетах с Гватемалы…