Утопая в любимых глазах

      Он удивленно, с испугом смотрел на меня, стоя у кирпичной стены напротив, рядом с еще несколькими заключенными примерно его возраста. Тонкие пальцы дернулись и судорожно сжали края потускневшей от пыли белой рубашки. Губы дрогнули, но звук не вырвался из чувственного рта.       Он узнал меня. Узнал, и я уверен, что внутри него сейчас все перевернулось, ровно так же, как у меня.       Лучше бы мы никогда не встретились вновь.       Я натянул фуражку на лицо и стиснул зубы, глядя в растерянное, милое лицо заключенного. Возле меня неподвижно стояли несколько солдат, по правую сторону майор что-то с жаром говорил одному из них. "Нация... великая...несколько...наступление...", — в низком голосе мужчины сквозили инородные визгливые ноты, били молоточками в моей голове. Я пытался осмыслить все то, что он говорил, но зубы, ранее стиснутые, начали стучать, то ли от пронизывавшего осеннего ветра, то ли из-за испуганного лица любимого человека напротив.       Господи, как же ты осунулся за то время, что я тебя не видел. Ты стоял сейчас возле стены, такой маленький и хрупкий, твои волосы, слипшиеся прядями от дождевой влаги, прилипли к лицу, к выпирающим ключицам, все еще помнившим мои грубые поцелуи. Ты замер и ждал, что я окликну тебя с минуты на минуту, спасу, заключу в свои объятия.       Я так верил, так надеялся, что в этом гнилом мире существует прекрасный, залитый солнечным светом уголок. Там всегда, в любое время суток, тихо. Лишь изредка в зеленых деревьях откликнется пестрая кукушка. Я был почти уверен, что ты живешь там, спишь на прогретой лучами траве, а птица кукует где-то в пышной листве, предсказывая тебе долгие, безмятежные годы жизни.       Как же тебя угораздило заблудиться, как? По следам моим пошел? Зачем, глупый?!       Ноги не держат. Ветер продувает насквозь черную форму, почти слившуюся с концлагерем позади меня. Я отчаянно желал, чтобы ты не заметил меня на его темном фоне.       По твоей бледной щеке потекла слеза, не выдержав моего неживого, застывшего выражения лица.       Майор, перестав возмущаться провинившимся солдатом, шумно выдохнул и поправил прозрачные, круглые очки. Повернул ко мне голову. Его бесцветные глаза пристально изучили меня снизу вверх, от испачкавшихся сапог до серого орла на фуражке. После чего майор проследил мой взгляд и, кивнув на группу военнопленных, сухо спросил:       — Ты знаком?       — Что? — я будто очнулся ото сна и, вздрогнув, обратил внимание на мужчину. Мой хриплый шепот, еле вырвавшийся из горла, немного удивил старшего по званию, но он все же пояснил свой вопрос, бесцеремонно указав пальцем на дрожавшего в середине темноволосого парня.       — Ты знаком с этим?       Наверно, я стал слишком бледный, и все было написано на моем лице, потому что майор уже спрашивал меня с угрозой, не предвещавшей ничего хорошего. Бросив взгляд на серую фигурку, я почувствовал, как мысли в голове постепенно застилал едкий, промозглый туман.       Как все странно. Я когда-то обнимал с такой нескончаемой нежностью того, кто в глазах людей, стоявших рядом, казался хуже придорожной грязи, не был достоин даже порядкового номера на худой груди, не говоря уже об имени, которое я с таким наслаждением любил проговаривать вслух. Меня передернуло от холодных капель, которые начали срываться с серого неба. Солдат около меня вынул из кобуры пистолет, проверяя его на заряженность.       Не так. Все оказалось совсем не так, как в ярком, спокойном мире, который ты так неосмотрительно покинул.       Возможно, его и не было вовсе. Не существовало этого чудесного места, деревья не шелестели, кукушка затихла, раскинув крылья на раскаленной земле, а я даже не попытался построить тебе что-то похожее, где бы ты жил мирно и счастливо. Может быть, даже со мной. Ты ведь так слепо, с таким трепетным безрассудством любишь меня.       — Нет. Я не знаю этого человека.       Резко повернуться и уйти не вышло. Покачнувшись, я на ватных ногах поплелся к концлагерю, напоследок взглянув на твое исказившееся от непонимания и боли лицо. Разгребая грязь носками сапог, я старался разобрать, куда я иду, пытался не столкнуться с чем-нибудь на пути, не упасть в лужи, застывшие в рытвинах от колес бронетехники. Тишину разорвал твой голос, звонкий и жалобный. Я слышал шлепки босых ног по сырой земле, понимал, что ты бежишь ко мне, спотыкаешься, встаешь и снова несешься со всей силы. "Йо-ка! Йо-ка!" — разносились по пустырю крики, сдавленные рыданиями, пока их не прервал громкий хлопок спустившегося курка, и в воздухе вновь тяжелым куполом не повисла удушливая тишина.