Часть 1
26 декабря 2015 г. в 19:22
Снег под ногой, первой ступившей за порог, приглашающе хрустнул. Вторую, левую, он тоже звонко поприветствовал. За ночь его намело сантиметров десять, всё вокруг ярко сияло в утренних лучах, так, что глаза после сумрачного дома сразу начали слезиться. В голове мелькнула мысль о том, что надо бы взять лопату и почистить двор, но тут же угасла. Больше это не его проблема.
Патрик дошёл до калитки, остановился, и, просунув пальцы сквозь ячейки сетки, из которой она состояла, посмотрел на соседний дом. Там всё было тихо и пусто. Есть ли кто-то за окном? И что сквозит в его взгляде? Ненависть? Презрение? Брезгливость?
Пусть. Скоро этот взгляд станет полным облегчения, и, возможно, благодарности.
Пальцы начали замерзать, холодный металл казалось растворял кожу, вгрызаясь в мышцы и связки. Патрик отпёр калитку, резко распахнул её, не обращая внимания на сопротивление свежевыпавшего снега, и вышел наружу.
Огляделся и неспешно направился туда, куда обычно ездил на снегоходе. Склад был далеко, но он сегодня был ему не нужен. Ехать туда довольно долго, но Патрик вряд ли пройдёт даже половину.
Плевать. Он просто будет идти, пока не найдёт нужное место.
Едва он отошёл от домов и выбрался на продуваемый пустырь, как злой колючий ветер накинулся на него, распахнул незастёгнутую куртку, дёрнул за волосы, бросил в глаза колкий иней. Патрик сначала сжался, стараясь сохранить остатки тепла, но потом вспомнил, что он делает и распахнул объятия навстречу ветру, позволив ему пробраться под свитер, ласково погладить свою ещё тёплую кожу, скользнуть по спине, заставив её покрыться мурашками.
Всё правильно. Так и должно быть, ведь именно поэтому он не надел ни шапку, ни шарф, ни перчатки. Позволил себе только куртку, иначе рисковал не успеть уйти так далеко от дома, как планировал.
Вчера был день рождения Лу. Ей исполнилось пять лет. Патрик принёс ей куклу, и хотел оставить подарок возле калитки, но дверь в дом неожиданно отворилась и на крыльце появился разъярённый Джек.
Прошло четыре года со смерти Эммы, а Джек всё так же полыхал яростью, при виде бывшего друга. Конечно, он хотел, чтобы на месте Эммы в тот день оказался Патрик. Да что говорить, большую часть времени Патрик мечтал о том же самом. Но он не мог повернуть события вспять, не мог выбить у себя из рук бутылку. Он не мог винить Джека в его ненависти. Они оба одинаково ненавидели Патрика и были полностью правы.
Как можно жить, если ты ненавидишь себя за то, что просыпаешься каждое утро, за то, что просто дышишь?
Он не винил Джека даже за то, что тот забрал у него Лу. Джек сделал всё правильно от начала и до конца. Конечно, Патрик хотел бы хоть раз увидеть Лу, посмотреть, как она выросла, но Джек не выпускал девочку на улицу, и Патрик помнил её совсем крохой.
Интересно, если бы Джек знал, что задумал его бывший друг, он дал бы ему взглянуть на Лу? Вряд ли, зачем ей видеть какого-то обросшего страшного мужика. Это бы только испугало её.
Да, Джек определённо стал для неё лучшим отцом. Заботливым и чутким, таким, каким никогда не смог бы стать Патрик. Ведь как когда-то сказал ему Джек — ребёнок совсем не похож на бутылку виски.
Он шёл уже больше часа. Лицо и руки онемели от холода, волосы застыли и превратились в заскорузлые сосульки, ноги начали заплетаться. От ярко светящего солнца Патрик почти не видел, что впереди, всё слилось в сплошную рябящую сияюще-белую круговерть.
Он остановился, поднял ладонь, использовав её как козырёк, и осмотрелся. Впереди, метрах в трёхстах, виднелись деревья. Обычно на снегоходе Патрик доезжал до леса за считанные минуты, и никогда не задумывался, как же до него долго идти пешком.
Лес. Отличное место для исполнения его плана. Надо собраться и идти дальше, пока жгучий мороз не сковал его, лишив возможности передвигаться. Надо только дойти до деревьев. Вперёд.
Патрик, снова полуприкрыв глаза от солнечных бликов и вымораживающего ветра, продолжил путь.
Когда он вступил в тень первых деревьев, то на мгновение ослеп от резкой смены освещения. Хоть деревья и стояли без листвы, но на них скопилось прилично снега, и солнце порой совсем не могло пробиться сквозь их ледяные шубы.
Проморгавшись, Патрик сошёл с колеи, оставленной снегоходом после его многочисленных поездок, по которой шёл всё это время. Тут же он почти по колено провалился в нехоженый дикий снег. Это его не остановило, и он стал пробираться сквозь хлесткие кусты, с которых с лёгким звоном осыпались заиндевевшие льдинки.
Метров через десять он понял, что начал выбиваться из сил. Всё тело, несмотря на физическую нагрузку, застыло от холода, ноги совсем перестали сгибаться, а когда он резко вдыхал очередную порцию воздуха, казалось, что лёгкие внутри начинают покрываться инеем. Заболели онемевшие руки, хотя боль вообще была странная, ладони он почти не чувствовал, но когда пытался сжать пальцы или схватиться за дерево, чтобы не упасть, их пронзала какая-то чужая, незнакомая боль, шедшая откуда-то изнутри, словно плоть уже отмерла и внезапно начали болеть кости внутри.
Сделав ещё с десяток шагов, Патрик остановился отдышаться, и понял, что дальше уже не пойдёт.
Он оказался на небольшой поляне, ветки деревьев наверху сплелись так сильно, что образовали над поляной купол, а мягко улёгшийся сверху снег довершил картину. Вокруг было довольно сумрачно, тихо и спокойно.
Отличное место для вечного сна.
Патрик сделал последний шаг, и, раскинув руки, упал на спину. Снежная перина нежно приняла его в свои мягкие объятия. Что может быть удобнее, принявшего положение тела, снега? Самая уютная постель в мире. В детстве он любил вот так лежать, раскинув руки, смотреть в небо и знать, что впереди целая жизнь. И никогда он не думал, что эта самая жизнь закончится именно так.
Глаза сами собой закрылись, шум крови в ушах начал стихать, и даже ледяной холод, сковывающий тело, отошёл на второй план.
Скоро он встретится с Эммой. Она наверное тоже жутко злится на него. Пусть. Для того, чтобы дождаться её прощения у него будет целая вечность.
Мысли начали пытаться, сознание поплыло, и Патрик с радостью нырнул в темноту, прочь от холода, боли и мук совести.
Первым ощущением было тепло. Мягкое, скользящее по лицу. Вторым — дичайший холод, превративший всё тело в ледяную скульптуру. Третьим — неудобное положение в котором он лежал.
Патрик, не открывая глаз, попробовал шевельнуться. Он лежал на боку, подтянув ноги к животу, а руки пряча в отворотах куртки. Несмотря на желание мозга умереть, тело это стремление явно не разделяло, даже в бессознательном состоянии попытавшись сохранить остатки тепла.
Он снова шевельнулся и то мягкое, что скользило по лицу, исчезло.
Патрик снова начал уплывать в пустоту. И опять нечто мокрое и тёплое пробежалось по щеке, потом по лбу.
Не двигаясь, он открыл глаза. И тут же громко заорал, подорвавшись со своего ледяного ложа и подняв целый фонтан снега.
Пасть, только что маячившая возле его лица, исчезла из поля зрения. Когда Патрик проморгался и истерично огляделся вокруг, то увидел её обладателя в паре метров от себя.
Это была лохматая черно-белая собака, а не волк, как показалось ему сначала. Он конечно хотел умереть, но не от грызущего ему лицо волчары. Потом пусть грызут его труп сколько угодно, но не пока он жив.
Собака, похоже, нападать не собиралась, его крик здорово её напугал, и сейчас она стояла на краю поляны, явно решая, пора уже убегать или нет.
— Пошла прочь, — хрипло сказал Патрик, тоже не зная, как лучше поступить. Он не видел собак уже четыре года. Монстры, в которых превращались заразившиеся, не гнушались и животными, с удовольствием обедая и собаками, и кошками, и вообще любыми обитателями животного мира. Если какая-то живность сейчас и обитала на остатках бывшей цивилизации, то уже изрядно одичавшая.
Кто знает, что у этой псины на уме, по идее, дикая собака ничуть не добрее волка.
При звуках его голоса, собака вздрогнула, но не уловив агрессии, с места не сдвинулась. Опущенный к земле хвост чуть шевельнулся.
— Ты откуда вообще? — Патрик поудобнее уселся, чувствуя, что царящий вокруг холод, уже почти сделал своё дело: тело не слушалось. Но умереть он сегодня ещё успеет, а вот собака — это очень любопытно, особенно сейчас, когда он понял, что она явно не одичавшая.
Испуг прошёл и внутри шевельнулось что-то похожее на радость. Надо же, собака. Он и не думал, что когда-нибудь ещё увидит этого друга человека.
Пёс, не сводя с Патрика пристального взгляда, наклонил голову и тихо заскулил. Нет, он точно не дикий. Может ли быть такое, что где-то поблизости есть другие люди? Или были. Возможно собака потерялась или сбежала, когда с хозяином произошла беда.
В любом случае она не выглядела ухоженной: шерсть свалялась грязными колтунами, даже сквозь густой мех было видно торчащие рёбра. Ей явно пришлось поскитаться. А теперь она натолкнулась на одного из трёх людей, на много километров вокруг, да и тот решил свести счёты с жизнью. Похоже этот пёс такой же везунчик, как и Патрик.
— Не повезло тебе, псина. Но если пойдёшь дальше по дороге, то доберёшься до жилья. Там есть люди, думаю тебя примут. Ты же никого не убивала?
Собака внимательно вслушивалась в его уставший голос. Когда Патрик замолчал, она снова тонко заскулила, замела хвостом по снегу и развернулась к нему мордой.
Передняя лапа у неё была приподнята и поджата к груди. Шерсть покрывала корка засохшей крови. Собака неловко переступила на глубоком снегу, и, едва не завалившись вперёд, скакнула к нему, стараясь не потревожить больную лапу. Сделав этот нелепый и жалкий шаг-прыжок, она снова замерла, ожидая реакции человека.
Патрик же неожиданно увидел в этом псе самого себя. Никому не нужного, одинокого, того, чья смерть не всколыхнёт ничьих чувств. Он будет валяться ледяной колодой здесь, на этой поляне, а собака, скорее всего, чуть дальше по дороге. С такой лапой, на лютом морозе ей долго не протянуть.
Вот только собака, в отличие от Патрика, хочет жить. Ей плевать на его отталкивающий вид, на то, что он натворил в прошлом. Здесь и сейчас только он может ей помочь. Он человек, тот на кого она привыкла полагаться. И ей плевать на то, что он собрался лечь и умереть. Она просит помощи.
— Вот же чёрт! — он негромко выругался. Пёс, похоже, уловив в его голосе что-то важное для себя, начал медленно приближаться. С каждым прыжком он словно терял уверенность и пригибался всё ниже и ниже. К тому моменту, когда он добрался до Патрика, то уже полз на животе, неловко подволакивая больную лапу. Он замер, глядя человеку в глаза, а потом робко лизнул холодную ладонь.
Тепло обожгло кожу словно кипятком. Патрик медленно поднял руку и опустил её собаке на голову. Потом с трудом приподнял вторую и тоже погрузил её в жёсткий мех. Сверху шерсть была холодная и обледеневшая, но чем ближе к коже, тем теплее становилось рукам. От боли он едва не застонал, но смог содержаться, боясь испугать свой живой "обогреватель".
Едва он начал чувствовать что-то помимо боли, как ладони тут же закололи миллионы иголок, кожа начала безумно зудеть, и он принялся наглаживать пса, теребя его за ушами, пытаясь отвлечься от неприятных ощущений.
Пёс, похоже, был в полном восторге от ласк. Он зажмурил глаза и поворачивал голову, предлагая почесать то или иное место.
Именно в этот момент Патрик понял, что сегодня он не умрёт. Он мало сделал в жизни хорошего, но сейчас у него есть шанс сделать доброе дело, спасти, возможно, последнюю собаку в этих краях. Довершить же начатое он сможет всегда.
— Ну что, Пёс, пойдём домой?
Обратную дорогу Патрик потом всегда вспоминал с содроганием. Закоченевшее тело не желало слушаться, он почти полз по рыхлому снегу в сторону дороги. На твёрдой поверхности он с трудом смог подняться на ноги, собака же на трёх лапах ковыляла не намного быстрее него.
Они медленно тащились сквозь мороз, иногда останавливаясь. Патрик садился на снег, подзывал пса и грел в его шерсти окоченевшие руки. Пёс с беспокойством заглядывал ему в лицо, словно понимал, что человеку совсем худо, и поскуливал.
Патрик не знал, сколько длился их путь к дому, но когда они наконец ввалились в его тёплое, пропахшее одиночеством нутро, на улице уже начали сгущаться ранние зимние сумерки.
В тот день он не умер, ничего не отморозил, и приобрёл самого преданного друга.
Засыпая вечером, Патрик слушал тихое сопение Пса возле кровати и думал о том, что их встреча была знаком. Его время ещё не пришло. Он никогда не исправит то, что натворил в прошлом, но в будущем ему наверняка представится шанс поступить правильно и он его не упустит.
А до тех пор, он больше не будет одинок.