*****************
— Прости, красавчик, но я тебя покидаю. – В дверь моей палаты заглядывает довольная мордаха восемнадцатилетнего парня в полосатой шапке с помпоном, из-под которой торчит вихрастый рыжий чуб и надетом, но расстёгнутом пуховике. – Мне подписали вольную. Йу-ху! Гулять, так гулять! — Они с ума сошли? Я бы тебя не выпускал пока ты не прошёл бы курс лечения, дважды, – разочаровавшись в недальновидности медицинского персонала, качаю головой. От этого движения волосы цвета мокрого песка, капельку отдающие золотисто-рыжим тоном закрывают лицо, скрывая от собеседника медовые глаза огромные для моего худенького лица с точеными чертами и бледной прозрачной кожей. Использую по прямому назначению чуть вздернутый носик с россыпью мелких конопушек и, убедившись в правильности своей теории, усмехаюсь, восклицая с притворным возмущением. – Ты уже отмечать начал? Ещё за порог выйти не успел, где раздобыл? — Ну так, – оглянувшись назад и убедившись, что коридор пуст он проскользнул ко мне прикрыв за собой дверь, – с пацанами надо ж было по-человечески попрощаться? — Господи, да тебя отпустили на два дня, на выходные! – откидываю волосы с лица и понимаю, что с ними нужно что-то делать. Они не короткие, но и длина недостаточная, чтобы например хвостик завязать. Короче мешают. – Ладно, ещё увидимся. А кстати, много в твоей палате народу осталось? — Не. Двое. Но не скучайте здесь без меня! Держи витаминку. – В меня маленьким оранжевым снарядом запульнули мандаринкой и парень приоткрыл дверь, ступая за порог. – Я тебя застану тут после выходных или тебя уже туда? – указательный палец гостя выразительно уткнулся в сторону потолка, явно намекая на седьмой этаж. — Буду, как верный Хатико ожидать твоего грандиозного возвращения, но как Бетховен истекать слюной при твоём появлении не обещаю, учти. – Кручу приятно пахнущий цитрус в руках. Жаль нельзя, это раздражающе подействует на слизистую желудка. Фрукт отправляется на тумбочку. Пусть лежит, пахнет. – Лечащий врач сказал, что ещё как минимум на недельку я тут задержусь. — Тогда увидимся, – взмах руки, – я ушёл. Оу, – он тормозит и оборачивается, – что-то принести: запросы, заказы, пожелания? — Только если кроссворды, – киваю на стопку исписанных журналов, – чтоб потолще. — М-мм, какой непритязательный омега, – подмигивает. – Значит, предпочитаешь ширину длине? — Уйди, – замахиваюсь на шутника подушкой. — Ушёл, – нарушитель моего спокойствия спешно скрывается за дверью. Откидываюсь на кровать и морщусь. Как же она меня задолбала! Моя кровать узкая с продавленной провисающей сеткой, а я предпочитаю пожёстче… тьфу… вот похабник-извращуга! Теперь и мне всякие непристойности лезут в голову. А спина болит кантоваться на такой постели, и так сплю на ней уже долго, практически родная стала, чёрт… Нет, ну вот как, его могли отпустить? Когда я только попал сюда, этот парень, который младше меня на два года, взял надо мной шефство. Он здесь довольно частый гость насколько я смог понять, практически постоянный клиент! Вот и показывал мне, что да как, ходили на процедуры, знакомил меня с медбратьями и медсёстрами, с дежурными врачами и охранниками. У него проблемы с печенью и он с завидной регулярностью лечится в этой больнице. А сейчас загремел сюда не запланировано в самый разгар новогодних праздников. На календаре январь и вот его вдруг отпускают, когда подкатывает дата очередного праздника! А ему что надо в его-то восемнадцать? Побухать, погулять, а потом обратно на койку… жесть! Куда смотрят врачи, о чём думают? О том, что, с такими как он, у них всегда будут пациенты, если не помрут? Ладно, это не моё дело, главное, что он не лез ко мне насчёт этого ярлыка, который на меня навесили – суицидник. Хоть, несомненно, видел приписку на моей карте, но любопытство не проявлял, реагировал адекватно, в отличие от других, которые либо безуспешно искали способ проползти в мою душу, интересуясь, либо шептались у меня за спиной и косились, иногда отодвигаясь, как от прокажённого. Мой новый знакомый лишь однажды заговорил об этом. Тогда он подговорил нарушить установленный для меня режим. На свой страх и риск я поддался на уговоры и добровольно покинул безопасный для себя пятый этаж. На фасаде здания имелась громадная надпись, которая нависала над главным входом в больницу. Верх букв достигал окон третьего этажа и образовывал что-то похожее на площадку на этом уровне. Если приоткрыть окно на лестничной клетке, то беспрепятственно можно было вылезти на эти плиты. Я бы не пошёл, но сидеть в четырёх стенах до жути надоело, а на улице как раз тогда начался первый снег. Мы выбрались на этот своеобразный козырёк, позаглядывали в окна, как оказалось администрации всей больницы, и остались дышать свежим воздухом. Так приятно запрокинув голову к ночному звёздному небу подставлять лицо первым хрупким снежинкам, которые сразу же таяли, соприкасаясь с кожей. Звёзды такие яркие, какие бывают только в зимней морозной ночи. Открываю рот и, высовывая язык, ловлю сверкающие искорки, замечая, как мой новый знакомый присев на корточки заинтересованно поглядывает на меня. Засовываю замёрзшие руки глубже в карманы штанов, понимая, что надо было одеться теплее, тогда можно было бы погулять подольше, но с другой стороны, если бы меня одетого в верхнюю одежду запалил кто-то из медперсонала – было бы не смешно, совсем не смешно. — Что такое? – поворачиваюсь, глядя на него с вызовом. — Ничего. Просто, – он натягивает свою чудную полосатую шапку сильнее на уши и перекидывает помпон на правую сторону, чтобы не лез в рот мешая разговаривать, – не похоже, что тебе надоело жить, – виновато отводит глаза. Ему неловко, что поднял эту тему? — Так мне и не надоело! — Верю! – счастливая облегчённая улыбка озаряет его лицо. Больше мы насчёт этого не разговаривали. И вот что самое интересное: тогда мы с ним были знакомы всего неделю, и он действительно мне поверил! А врачи, да что там медики, знакомые, даже родители сомневались, что я говорю правду. Это было обидно.*****************
Всегда презирал таких людей, которые шантажировали других самоубийством. Терпеть таких не могу! Раз решился на что-то, то делай, а не изображай чёрте что из себя, мучая окружающих, издеваясь над их чувствами. Доводи начатое до конца, не бросай на полпути. И вот на тебе, уподобился им же! Я совершил глупость, поддался эмоциям, допустил слабость. Но мне повезло, был дарован второй шанс, я не собираюсь делать дурость и упускать его. Потому что прекрасно понимаю, третьего шанса может и не быть. Я искренне благодарен своему лучшему другу за то, что он спас меня и ощущаю свою вину перед ним. Если бы я лучше подумал, то моя попытка уйти из жизни под нахлынувшими эмоциями увенчалась бы успехом. Дело в том, что у меня сильнейшая аллергическая реакция на один компонент, который входит в состав абсолютно всех лекарственных препаратов, которые подавляют течку. «Потёк» в первый раз, когда исполнилось примерно девять с половиной лет. Да-да, я ранняя ягодка. А где-то в двенадцать произошёл сильный отёк слизистой желудочно-кишечного тракта, сжались дыхательные пути, приводя к отёку Квинке и… реанимации, с выходом оттуда обзаведясь диагнозом. Собственно с тех самых пор с течками приходилось справляться самостоятельно, полагаясь на свою силу воли, закаливая характер, набираясь выдержки и терпения. И вот в свои двадцать лет, после одного произошедшего со мной события, которое и послужило толчком к тому, что на меня нахлынули чувства, в очередную течку я принял таблетку. Дебил, по-другому себя назвать никак не могу. Почему я не подумал о том, что когда мой лучший друг вернётся в нашу квартиру, в которой мы живём вдвоём, учась в местном университете, то наткнётся на мой труп? Такого я ему точно не желал, честно! Почему не включил мозги? Спокойно можно было выехать в какой-нибудь лес и глотнуть пилюлю там. Мой разложившийся труп нашли бы по весне. Но нет, дёрнул же меня чёрт сделать это в нашей квартире. Хотя теперь об этом не жалею. Подумал, осознал глупость, буду исправляться. Вот по этой причине на меня и навесили этот постыдный ярлык – суицидник. Потому что я прекрасно знал: блокираторы пить мне нельзя, это равносильно самоубийству. А раз лекарство глотал сам, никто в меня его насильно не впихивал, прекрасно осознавая, к чему всё это приведёт, то теперь, называется, сиди и помалкивай. Ужасная ситуация! А перед другом-то как стыдно… Когда-нибудь отмечали новогодние праздники, лёжа в больнице? Это… прикольно. Такая интересная я бы даже сказал специфическая атмосфера, какую невозможно передать, если не прочувствовать самому. В огромном девятиэтажном здании осталась маленькая горстка пациентов, немного медицинского персонала и несколько дежурных врачей да парочка охранников. У всех приподнятое настроение, что особенно часто происходит у людей в конце декабря и до середины января. Вот только мне впервые в жизни захотелось отрешиться от всего, сбежать от этой суеты, побыть одному. В праздники даже врачи закрывали глаза на откровенные нарушения пациентами назначений, предписаний, здорового питания. Чтобы меня без конца не дергали, зазывая вместе со всеми праздновать, пришлось идти на хитрость – засесть в палате выключив освещение, притворяясь крепко спящим. Когда свет из-под моей двери перестал пробиваться в полутёмный коридор, ко мне «на огонёк» прекратили заглядывать праздношатающиеся личности. Сгустившаяся тьма за моей дверью чётко давала понять, что обитателя этой палаты лучше не тревожить. Меня наконец-то оставили в покое, по крайней мере, эти малознакомые мне люди, а вот телефон раскалился добела. Почему я его не выключил? Просто мне никак нельзя было пропустить звонок от родителей. Если бы «абонент был недоступен», они бы стали волноваться, что со мной опять что-то могло приключиться, а я и так им уже доставил беспокойство. Мои родители хотели остаться рядом со мной, в моей квартире, чтобы не оставлять меня одного, но я категорически запретил им это делать. Главная причина была в том, что у нас много родственников, но из молодого поколения (продолжатель рода) – один я. Обычно родители, дяди с тётушкой на новогодние праздники собирались в доме деда, и если бы эта славная традиция была нарушена, то пришлось бы объяснять причину, а когда выяснилось бы, что я попал в больницу и почему.… Представляю весь ужас, который начался тут. Все бы охали, ахали и воспылали желанием лицезреть меня лично. Нотации, поливание меня, непутёвого, слезами, усиленное внимание – после такого боюсь, я бы сам попросился о быстрейшем переводе на седьмой этаж. Вот из-за этого телефон разрывался, но я лишь поглядывал на высвечивающиеся имена, не поднимая трубку. Надо было поставить на входящие звонки шум моря, а на смс крики чаек, вот сейчас бы релакснул! Палата была самая обычная, общая, на шесть коек. Мои родители, конечно, имеют средства и могли оплатить мне отдельную, но зачем тратить деньги, если это ни к чему? А в данный момент я являюсь единоличным владельцем этой комнаты. Повезло мне, а? Две кровати были свободны, на ещё двух пациенты приходящие – дневной стационар, одного отпустили так же, как и моего рыжего знакомого на выходные, ну а шестая по закону вся принадлежит мне одному. Возле каждой койки положенная тумбочка, два больших окна с широкими подоконниками и несомненная гордость этой больницы – туалет с умывальником в каждой палате. Правда, душ был один на половину этажа (одно крыло), но не будем придираться к мелочам. Жить можно, тем более если учесть, что к такой обстановке мне похоже, хочешь не хочешь, придётся привыкнуть. Когда спина стала адски болеть, проклиная всё на свете сполз с кровати, этого изощрённого ложа для пыток, завернулся в одеяло, умостил на подоконнике подушку и следом заполз на него и сам. А тёпленько! Возможно оттого, что расположился аккурат над батареей? В больнице частное, а не централизованное отопление и надо отдать им должное на обогреве они не экономят. Иной раз даже приходилось приоткрывать форточку, чтобы проветривать душную комнату. Очередная трель измученного телефона. Мне, кажется, не позвонил только ленивый! Хотя нет, лучший друг не звонил, но это не его вина, а моя трусость. Я до сих пор не набрался смелости сообщить ему, что меня уже перевели из реанимации в обычную палату. Страшно неловко заговорить с ним после того, что я заставил его пережить, когда он нашёл меня без сознания в нашей квартире. Так что вызванивают меня только те, кто не знает о приключившейся со мной истории, а это – все остальные знакомые! Но мне везёт, аллилуйя, это родители! Быстро отвечаю, так же быстро закругляю разговор. Нет смысла вести долгие беседы, не хочу портить им праздники своим плохим настроением. Всё, теперь можно выключить телефон и постараться уснуть. Нет, не на кровати, а прямо здесь. А чё? Удобно, тепло, уютно и поверхность прямая, а не провисающая до самого пола. Вот только сон не идёт, да и мобилку не отключаю. Где-то в глубине сидит глупая надежда на ещё один звонок, которого совершенно точно не будет, определённо нет. Зачем я это делаю? Зачем жду? Бессмысленно, не поддаётся никакому логическому объяснению такое моё поведение. Он не позвонит! Я не услышу его голос, скорее всего уже никогда, даже не увижу. Столько раз пытался разобраться в том, что произошло тогда, проигрывал в своей голове снова и снова, но всё тонет в эмоциях, которые не могу отодвинуть, убрать, чтобы трезво мыслить. Кто виноват в том, как всё случилось? Если судить, что та ситуация подтолкнула меня к приёму лекарств, то – он. Вот только я повинен ничуть не меньше. То, что совершил я, как вёл себя, не сдержался, увлёкся, позволил себе лишнее, нарушил уговор – с большой долей вероятности могу заявить, что моей вины больше. Но куда девать обиду на то, как он повёл себя после моего «срыва»? Агр-рр… Чёрт его побери! Конечно, я не захотел больше проходить через течку сам, как это делал много раз до него. Когда рухнули надежды, что с его появлением в моей жизни мне больше не придётся проходить через всё это одному, я и принял решение, покончить со всем этим уйдя из жизни. Но это ошибка, одна из многих в моей жизни. Больно, что так надеялся на своего истинного, а потом сам поступил столь необдуманно, чем и перечеркнул любую возможность быть с ним вместе. Я так во всём запутался, что не соображу, на кого должен больше злиться: на себя или на него? Всё сложно! Смотрю на кружащий за окном снег. Он такой чистый, непорочный. Почему невозможно повернуть время вспять? Вновь стать таким, как этот снег, таким, каким я был всего лишь каких-то полгода назад. Иначе вести себя в той ситуации, пережить тот день по-новому. Раскаиваюсь, но полной уверенности в том, что поступил бы по-другому, всё равно нет. Чего себя-то обманывать? Из глубоких раздумий меня возвращает к реальности очередная заливистая трель телефона. Прекращаю заниматься самокопанием, как только вижу имя звонящего. Нет, это не он, но очень близкий ему человек: его помощник, ассистент, секретарь и вообще у этого парня слишком много должностей, чтобы все их перечислять. — Алло. – Понимаю, что мой голос звучит настороженно и напряжённо, но поделать с этим ничего не могу. — Привет. Извини, я тебя не отвлекаю? Как себя чувствуешь? — Лучше всех! Тебе чего надо? – ой как грубо вышло! Делаю длинный выдох в сторону от динамика мобильного телефона, чтобы успокоиться и унять непонятно откуда взявшуюся злость. — Узнал, ты больше не доставляешь беспокойства реаниматологам, уже в общую палату перевели? Эмм, – собеседник немного помялся, – тебе лучше? — Ага! А скоро будет совсем хорошо! Больше никому никогда беспокоиться из-за меня не придётся. – Отвечаю и сам от себя офигеваю. Чего это я говорю с такой показной бравадой? — Что ты имеешь в виду? – занервничал, в голосе появились взволнованные нотки. Кажется, что своими словами я заставил его собраться и предельно сконцентрироваться на нашем разговоре. Запоздало понимаю, как прозвучали мои слова, будто я не отказался от своей затеи и решил довести начатое до конца при первой удобной возможности. Надо исправлять положение. — То, что закроют меня в психушке как какого-то психа и поминай как звали. – Я жалуюсь? Серьёзно? Нашел кому, вот блин! Да что со мной не так? Стучусь затылком о стену, может хоть так мозги на место встанут? — Никто тебя никуда не закроет, не выдумывай. – Личный помощник моего истинного выпаливает это возмущённо, но я-то понимаю, он хочет меня успокоить. – Я рад, что с тобой всё в порядке! – молчу. А что тут можно сказать? Что тоже рад, что остался жив, и моя глупость не закончилась трагедией? Не ожидал, что он позвонит. Зачем ему интересоваться мной? Возможно ли что… — Скажи, он сейчас рядом с тобой? – шепчу в трубку, потому что голос резко куда-то стал пропадать. – Я просто хочу услышать его голос, – губы пересохли, и я их нервно облизываю. Из трубки слышно невнятное бормотание, словно кто-то прикрыл её ладонью и, понизив голос, говорит что-то в сторону. Но вскоре и эти звуки стихли, воцарилась абсолютная тишина. Жду, но, по-моему, все мои слова упали в пропасть, чёрную дыру, бездну. Поглощённые и забытые. Я – идиот! На что до сих пор надеюсь, после всего на что-то рассчитываю? Не хочу просить!!! Но слова сами рвутся из меня, возможно памятуя о том, что также повинен в сложившейся ситуации между нами. — Пожалуйста, Ник! – а в ответ тишина, в которую я вслушиваюсь с болью в сердце. Не быть мне прощённым? Эти бесконечные минуты длятся и длятся. В какой-то момент смотрю на дисплей, может, вызов уже завершён и абонент отключился? Но нет, сигнал идёт, вот только куда, в пустоту? С той стороны даже дыхания не слышно. Когда уж я совсем было отчаялся… — С праздником, Тимур! – и вслед за словами сразу же полетели гудки. Но плевать! Прикасаюсь телефоном к губам, глядя вдаль на расплывающиеся от стоящих в глазах слёз разноцветные огоньки ночного города, которые превращаются в двоящиеся звёздочки. — И тебя с праздником! – шепчу одиноко в палате губами, которые чуть тронула печальная улыбка.