Давайте представим

*** - Ну же, Сэмми. Давай выпьем пивка и поговорим об этом, - голос Дина разносится по коридорам бункера, и Сэм настороженно прислушивается, пытаясь понять, откуда идёт звук. Однако акустика в этих гулких коридорах обманчива, и Дин бесшумно подкрадывается со спины. К счастью, у Сэма потрясающая реакция. Молоток врезается в стену над головой Сэма, успевшего присесть. Сэм разворачивается, вскидывает руку с ножом и приставляет её к горлу того, что когда-то было его братом. Или всё-таки – и сейчас есть. Дин одобрительно улыбается. - Смотри-ка ты, – он придвигает шею поближе к лезвию и продолжает: - Сделай это. Сэм замирает, ощущая тяжесть ножа в своей руке. Он не знает, как метка поведёт себя при попытке ещё раз убить Дина; он не знает, чем грозит демонический нож. И он с трудом может представить, как это – полоснуть лезвием по горлу, глядя в эти холодные глаза, бывшие когда-то родными. Пользуясь замешательством Сэма, Дин ударяет ребром ладони по его руке – чуть выше запястья. Нож отлетает в сторону. На лице Дина проступает дьявольское торжество, глаза угрожающе чернеют. Сэм пытается увернуться, но не успевает – Дин немного быстрее. Его железная ладонь ложится на горло, приподнимает, и Дин хорошенько прикладывает Сэма виском об стену. Уши у Сэма закладывает, краски окружающего мира бледнеют – первые признаки потери сознания. Последнее, что Сэм видит, прежде чем его глаза закрываются - бесстрастно сжатые губы старшего брата. Как только Дин ощущает, что тело младшего обмякло, он подхватывает Сэма двумя руками и осторожно усаживает у стены. Кажется, в его комнате завалялся моток верёвки. *** Когда Сэм, крепко привязанный к креслу за запястья и щиколотки, открывает глаза, Дин смотрит на него сквозь алую пелену гнева. Он уже не пытается различить, что внутри него – от демона, а что – от него самого. Тонкий холодный скальпель из пыточного набора Хранителей знаний, кажется, вздрагивает в руке, как маленькая смертоносная змея. Сэм болезненно морщится на свет и смотрит Дину в глаза - со страхом и жалостью. Побаливает вывихнутое плечо. От сотрясения, которое, судя по всему, устроил ему Дин, кружится голова и подташнивает. Сэм не очень хорошо соображает. - Почему ты меня не убил? - слабым голосом спрашивает он. - Потому что ты - мой брат, и я все еще люблю тебя, - Дин подкрепляет свой сарказм мрачноватой улыбкой. Почему не убил? Не смог. Но Сэму об этом знать необязательно. - Чего ты хочешь добиться, пытая меня? Ты же знаешь... - Что ты спасешь меня или умрешь, пытаясь? - Дин закатывает глаза. - Перестань искать в этом смысл, братишка. Отнесись к этому как... к веселью. Дин подходит к креслу, практически пританцовывая, ощущая, как скальпель нагрелся в руке. Сэм часто дышит, сглатывает, готовя себя к боли. Принимать боль - это так в его духе. Принимать ее, искать ее, идти ей навстречу. Дин поднимает голову брата за подбородок, долго смотрит в лицо, прищурившись. Плашмя проводит острием скальпеля по щеке, медленно, словно лаская. Он не способен даже самому себе объяснить, что чувствует в этот момент. Сэм косится на тонкое лезвие. Сэм всегда был хрупким, как бабочка. Его психика, его душа, его доверчивость делали его уязвимым для разных угроз окружающего мира. И Дин ощущал трепет и желание защитить. Он скрывал этот трепет, эту странную нежность под мужланской манерой поведения, но он всегда ощущал их. И одновременно - эта же самая хрупкость бесила Дина. Он чувствовал, что то, от чего Сэма невозможно защитить - это сам Сэм. Его решения, его выводы, его чувства - то, что Дин не мог контролировать и то, благодаря чему брат неоднократно попадал в беду. Зрелище Сэма в беде настолько эффективно подстегивало эти нежность и ненависть, что порой, краткое безумное мгновение, Дину хотелось свернуть его тонкую шею, чтобы не мучился. А потом пустить пулю себе в лоб. Дин держит брата за подбородок и в его затуманенном жаждой боли мозгу мелькает воспоминание: он мальчишкой сидит на заднем дворе у Бобби с большой лимонно-желтой бабочкой на руке, и не может решить - посадить ее на цветок или сжать кулак. Дин знает, что если сжать, то бабочка будет панически щекотать ладонь крылышками изнутри, а потом не сможет летать. Тогда к нему подбежал маленький Сэмми, и дилемма решилась сама собой - бабочка упорхнула, как только ребенок оказался рядом. Дин до этого с полчаса сидел неподвижно, чтобы бабочка к нему привыкла и села на ладонь... - Почему ты не мог просто меня отпустить, Сэмми? - печально спрашивает Дин, медленно проводя скальпелем аккуратную алую линию вдоль левой скулы младшего брата. Рана получается довольно глубокой, из нее вниз по щеке устремляются дорожки крови, напоминающие странные слезы. Сэм морщится, но не издает ни звука. Возможно, он ждал чего-то более страшного. Дин любуется делом рук своих и проводит симметричную дорожку по правой щеке - неторопливо и глубоко, натягивая кожу, стараясь дать Сэму прочувствовать каждый миллиметр. Сэм тихонько шипит сквозь зубы, но по-прежнему ничего не говорит. У демона Дина от вида крови на щеках брата что-то сладко плывет в голове. Когда Дин отводит скальпель, Сэм смотрит старшему в глаза. В его серьёзном взгляде нет ни капли ненависти, только сосредоточенность. Это бесит старшего. - Что мне сделать, чтобы ты меня слушал, Сэмми? Может быть, вырезать просьбу у тебя на груди? - Это бесполезно, - тихо отвечает Сэм. - Я верну тебя. - Посмотри на себя, прямо жертвенный агнец, - издевательским тоном отвечает Дин и отпускает голову брата. - Думаешь, боль может очистить тебя? Брось, братец, после всего, что мы натворили, мы грязные до конца жизни. Дин наконец ударяет по больному, он видит это по вздрогнувшим губам младшего. Сэм качает головой, не соглашаясь то ли с братом, то ли с мыслями в собственной голове. Дин хватает его волосы у макушки, задирает голову, чтобы снова посмотреть в глаза, и вдруг жадно целует. Сэм пытается вырваться, но Дин всё настойчивей отклоняет назад его голову, и в конце концов Сэму ничего не остается, как поддаться. - Дин... - умоляюще шепчет Сэм, когда брат наконец отпускает его волосы и отстраняется. Из лица Дина исчезает всё человеческое: теперь это просто маска предвкушения. Он хватает Сэма за горло и медленно сдавливает, любуясь испуганным выражением его лица. Он может сжимать его горло и наблюдать, как жизнь постепенно уходит из этого тела; он может положить руку брату на затылок, хорошенько сжать, и сломать основание черепа; он может взять на кухне тяжелый молоток и раздробить коленные чашечки, наслаждаясь криками; он может ломать тонкие пальцы по одному за раз; может приколотить ладони Сэма гвоздями к подлокотникам кресла… Картины, проносящиеся в мозгу, заставляют Дина ощутить прилив почти физического возбуждения. Нет ничего слаще ощущения, что малыш Сэмми наконец полностью в его власти. Без страха. Без чувства вины. Заметив, что глаза Сэма снова начинают обморочно закрываться, Дин снимает руки с его шеи – заканчивать так быстро он не планировал. Дин отходит от кресла, и начинает с упоением рыться в «пыточном наборе», в конце концов выбирая нож с удобной толстой ручкой и широким лезвием. У лезвия на конце имеется шикарный крючкообразный изгиб, и старший прикидывает, как можно использовать эту красоту. Сэм наблюдает за ним полуприкрытыми глазами. *** - Дин? – Сэм стучится и появляется на пороге комнаты с бумажным мешком.- Я принес тебе поесть. Дин сидит на кровати и задумчиво пялится в ноутбук. Кас только что ушел, заверив Дина, что Сэм не в обиде за попытки его убить. И… не только за них. Дину хотелось бы забыть, но он помнит каждую секунду. И каждую собственную мысль. И тот проклятый насильственный поцелуй. И нож с крючком на конце, и все идеи использования этого самого крючка… Кастиэль успел раньше. Раньше, чем Дин успел ещё что-нибудь сделать. Сэмми отделался порезанными щеками. Кас настоял на том, чтобы исцелить Сэма, понимая, каково Дину будет смотреть на дело рук своих. Сэм поддался, при условии, что ангел не будет тратить слишком много сил, и не возьмется за полное исцеление организма, как он обычно это делает. Дин поднимает на Сэма глаза. Пакет в его руках и целая кожа на лице в очередной раз напоминают старшему, как много незаметной любви его окружает… и как сильно он её не заслуживает. Сэм садится на кровать, ставит рядом пакет. Пакет не только вкусно пахнет, но и заманчиво позвякивает. - Я думаю, нам обоим не помешает напиться, – улыбается Сэм. Дин снова не замечает в его взгляде ни следа ненависти или страха. Он помнит, как это бесило демоническую часть его личности. Старшему всё ещё тяжело говорить. Вина комом застряла в горле. Но молчать дольше нельзя – Сэмми внимательно смотрит на него, ожидая ответа. - Сэмми, прости, – наконец произносит Дин. - За что? – серьёзно спрашивает Сэм. - Ты знаешь, за что. Дину больно смотреть на его спокойное, сосредоточенное лицо. Ему было бы легче, если бы брат снова обиделся. Но младший, с его ангельской системой ценностей, скорее мог обидеться на попытку спасти его жизнь, чем на попытку убить. И не просто убить… Сэм качает головой: - Это был не ты. Губы Дина едва заметно вздрагивают, он отводит глаза. Он не может сейчас с полной уверенностью сказать, что в его действиях было его, а что – демона. Старший никогда не хотел навредить младшему, но воспоминание о его взгляде, направленном снизу вверх, и умоляющем «Диин…» до сих пор пробуждали что-то внутри. Что-то тёмное и глубокое, целый океан неведомых ранее чувств. - Я никогда такого больше не допущу, – наконец глухо отвечает Дин. - Прекрати себя терзать, – Сэм слегка повышает голос, пытаясь звучать убедительно. Его пугает состояние Дина. - Господи, вспомни, скольких людей я лишил жизни, когда у меня не было души. - Убивать – естественно, – неожиданно и очень тихо роняет жуткую фразу Дин, и тут же поясняет, словно испугавшись её звучания: – Безразличие – естественно, когда у тебя нет души. - Пытки – естественны, когда ты демон, разве не так? Дин едва заметно вздрагивает, услышав слово «пытки», и произносит медленно: - Я не был одержим, Сэмми. Я делал это по собственной воле. Я не смог убить тебя, но я… я не уверен, что там, в подвале, всё, что я сделал – делал не я. Демон хотел причинить тебе боль, а я… Дин пристально смотрит Сэму в глаза, и от этого взгляда Сэму становится горячо и жутко. Так горячо и так жутко, что он сразу опускает глаза и неосознанно облизывает губы. - В любом случае, - говорит младший, избегая смотреть Дину в глаза, - эту битву мы выиграли. Я принёс тебе кучу холестерина по этому поводу. Пошли в зал? Дин с облегчением кивает и поднимается с кровати – кажется, им обоим стало немного жарко в этой комнате.