Испорченная песнь

Все покатилось к Эру, когда перед самым концертом Мелькор осознал, что у него сел голос. Сперва юноша не поверил в очевидное, с каменным лицом прополоскал горло, выпил теплого молока с медом, попробовал распеться, подождал, попробовал распеться еще раз — и вот тут-то его накрыла паника. Его прекрасный, роскошный, идеальный, лучший голос во вселенной пропал, был похищен простудой и коварно подменен на что-то хрипящее и срывающееся. Мелькор вцепился пальцами в длинные черные пряди волос и стал думать, что делать. Отказываться от выступления нельзя, это очевидно. Но Мелькор должен был петь не один — слава тому же Эру — так они с коллегами прозвали учителя музыки Илуватара, когда он как-то сказал что-то подобное, по крайней мере они расслышали так, и с тех пор слово стало чем-то навроде ругательства и благословления одновременно, судя по ситуации. Оставалось надеяться, что коллеги по искусству его поймут, не выдадут и окажут всяческую поддержку. — Лол, поздравляю! — обрадовался Ульмо — главный соперник по музыкальному дарованию Мелькора, парень надменный и коварный, и Мелькор понял, что все очень и очень плохо. — Я буду петь, — твердо пообещал он шепотом, чем вызвал смешок Ульмо. — И ничто мне не помешает. Только… я позволю вам меня заглушить. На этот раз. Ясно? — Позволишь? Да тебя скрип двери сейчас заглушит, ясно? — рассмеялся Ульмо. Мелькор попробовал возмутиться, но сцену иллюстрировал Манвэ, который, входя в гримерку, открыл дверь, действительно заглушившую своим скрипом возмущения Мелькора. Ульмо расхохотался громче. — В чем дело? — поинтересовался Манвэ, красивый и благородный хорист, к которому Мелькор испытывал симпатию — к единственному из всех коллег, которых считал недалекими и, мягко говоря, неприятными личностями — особенно Ульмо. Те, тем не менее, повода так считать не давали, искренне любя длинноволосого самоизбранного лидера их группы. Все, кроме Ульмо, разумеется. Тот пересказал историю потерявшего голос Мелькора, которую тот вообще-то рассказал Ауле, а не ему, но которую подслушал Ульмо. Манвэ посмотрел на Мелькора синими, как морские волны, глазами и пообещал: — Мы тебя не выдадим. Просто пой тихо или вообще открывай рот под музыку, делая вид, что поешь. Это было унизительно, но казалось единственным решением, потому Мелькор согласился. Выступление было глобальным, зал кишел зрителями, и Мелькор… злился. Это должен был быть его триумф, его победная коронация! А вместо этого он будет просто не выделяющейся песчинкой в вихре голосов! Манвэ, заметивший недовольство Мелькора, подошел к нему и утешил: — Будет еще много выступлений. Эта песнь… — Самая важная! Я не должен подвести Эру, он верит в меня! — сердито выплюнул Мелькор, чем растерял остатки голоса. — Браво, Ман, здорово сработано! — похвалил Ульмо, и Мелькор едва сдержался, чтобы не вцепиться в его светлые волосы прямо здесь и сейчас. Манвэ виновато посмотрел на Мелькора и занял свою позицию. Занавес поднялся. Отзвучали аплодисменты и грянул хор. Мелькор попытался выдавить из себя хоть один звук, но вышло только тихое шипение. Готовый убивать ни в чем не повинных зрителей по одному, парень все же продолжил насиловать голос, рассудив, что в хоре голосов остальных этого будет совершенно не слышно. Едва их выступление закончилось, и они ушли за кулисы, как Ульмо взорвался хохотом: — Вот это номер! Старик Эру ему прическу по волосинке выдерет за это, отвечаю! Ман, как считаешь? Ничего не понимающий Мелькор перевел взгляд на Манвэ, смущенно и сердито смотрящего на Ульмо. — Это не смешно, а подло! И ты не прав! — отчитал друга он, а тот, перестав смеяться, испуганно посмотрел на него. — Ты злишься? Из-за него? Тебе не плевать на зазнайку? — с обидой в голосе спросил он. Манвэ демонстративно отошел к Мелькору: — Не злись, Ульмо просто… — Да что он сделал-то? Что происходит? — едва слышно перебил абсолютно запутавшийся Мелькор. — Я не знаю, кто это придумал, но виноват будешь ты, Мелькор, — вынес вердикт Илуватар, и Ульмо предпочел утечь из гримерной, пока вошедший туда, с грохотом распахнув злосчастную скрипящую дверь, старик не передумал. Манвэ подошел к Мелькору ближе и положил руку ему на плечо. — Это не смешно! — повторил недавно высказанные Манвэ слова Илуватар. — Решил подставить коллег, подставить меня, пошутить над зрителями… — Что я сделал-то?! — взорвался Мелькор неожиданно прорезавшимся голосом. — Прохрипел всю песню в главный микрофон, настроенный на полную громкость, вот что!!! — взорвался в ответ Илуватар, и Мелькор, ойкнув, сжал в ладони руку Манвэ, убранную с его плеча. Следующие несколько секунд алый от ярости Илуватар и Мелькор, бледный от злости на подшутившего над ним подонка Ульмо, смотрели друг на друга. — Я сперва решил, что у тебя просто сел голос, — сказал Илуватар, и Мелькор почувствовал себя проклятым богом. — Но сейчас убедился, что с тобой все хорошо. — Но у меня правда… — Манвэ сжал руку Мелькора, предупреждая его не лезть в бесполезный спор, и тот убито закончил, — все хорошо. — Мы поговорим после, — пообещал Илуватар Мелькору. — Будет еще общий поклон: надеюсь, на нем у тебя не возникнет желания никоим образом ничего испортить. Едва старик вышел из помещения, как Мелькор рванулся к двери. — Куда? — удержал его за руку Манвэ. — Бить Ульмо, — честно признался просто разрывающийся от ярости Мелькор. — Успокойся, — просил Манвэ. — Нет! И ничто не сможет мне помешать ему… Манвэ притянул брюнета к себе и осторожно коснулся его губ своими. Юноша обалдело застыл в объятиях коллеги, и тот помял нежно его губы своими, не решившись углубить поцелуй, и выпустил из объятий. — Кое-что может тебе помешать, — улыбнулся Манвэ. — А как же Ульмо? — до невозможности многозначительно в данной ситуации спросил Мелькор. — Он мне ни капли не нравится, — ухмыльнулся Манвэ. — И, знаешь, до поклона еще целых полтора часа, а мне позавчера, наконец-то, исполнилось восемнадцать. Оценивший искренность, Мелькор подпер дверь стулом и решительно принялся сажать теперь уже голос Манвэ.