Химера

Прошепчу я в тишине: жизнь моя, Иди ко мне... А в ответ: душа моя, Я с тобой, ты — это я…. …Разбей, разбей эти хрупкие стены, коснись губами моих губ, переплети свои пальцы с моими… Я так долго сплю, но вижу повторяющийся снова и снова один и тот же сон. Сон, в котором ты меня освобождаешь и уводишь с собой туда, где нет одиночества и грусти….В наш мир, где я буду тебе нужен… Вот что отличает кукол от людей: люди самодостаточны, злобны, завистливы, местами грубы. А у кукол есть только те чувства, которые в них вложил создатель. Куклам важно быть нужными хозяину, нравиться ему, радовать его. Без заботы и любви они умирают. Не выдерживает ни одно сердце, будь оно механическое, пластиковое, хрустальное, глиняное или же искусственно выращенное, очень похожее на человеческое. Каждый день я вижу одно и то же: большой зал, выложенный кафелем, у белых холодных стен вытянулись колбы. В них находятся на разных стадиях развития клоны. У всех светлая кожа, глаза закрыты, есть и младенцы, и подростки, и дети, и почти взрослые. В их светлых головах заложены разные программы. Напротив моей колбы — большое окно. За окном находится сад, там летают бабочки, цветут цветы, бегают прыткие ящерицы, иногда там стоит прекрасная госпожа, она смотрит на нас, приникая к окну. Я не отвожу глаз от её медового взора. Иногда она подкармливает ящериц или бабочки усаживаются в её чудную прическу, а я наблюдаю за ней. В колбах поддерживается температура, оптимальная для каждой особи на данной стадии развития. Нам не нужно питание и одежда. Правда, насмотревшись на прекрасную госпожу, мне стало хотеться попробовать лечь или сесть, просто интересно, как это. Но колбы узкие, все клоны стоят, стою и я … Приходится гнать от себя эти смутные желания и мысли. Иногда приходит Мастер. Мастер может открыть колбу и повести меня погулять в сад, поглядеть на прекрасные цветы и чудесные статуи. Я целую нежные трепетные лепестки и белые мраморные губы и глаза изваяний. Так через ощущения я познаю мир. Иногда к Мастеру приходят гости. Они располагаются в саду прямо на траве и пьют вино, с ними садится и прекрасная Госпожа. Она заливисто смеется, а мужчины иногда спорят и в шутку борются. Бывает так, что Мастер просит меня сплясать для них. Госпожа наряжает меня в прозрачные одежды и одевает на запястья и щиколотки звенящие браслеты, пальцы унизывает кольцами. Я танцую, — и они все заворожено смотрят на меня. Танцем я благодарю Мастера за мгновения своей свободы от холодной скованности в колбе. Я никогда не видел, чтобы ещё кого–нибудь из кукол выгуливали так, как меня. Однажды я дремал, находясь в спящем режиме. Мне снилось ультрамариновое небо, мягкие крылья махаонов, щекочущие мою нежную кожу, шепот лепестков на приоткрытых губах. Неожиданно я почувствовал совсем рядом тепло и инстинктивно подался вперед. Он стоял напротив меня, такой же, как я, медноволосый, с пламенем в золотистых глазах. Он тянулся ко мне губами, губами. Я потянулся навстречу. Он переплел пальцы с моими. Его поцелуй был горячим, обжигающим, от него пошла кругом голова. К низу живота прилил жар: меня никогда раньше так не целовали. Поцелуи Мастера всегда были грубоватыми, быстрыми, а Госпожи мягкими и нежными, успокаивающими и умиротворяющими. Из последних сил, — только бы не упасть, — я шагнул навстречу ему, выпал в его руки. Колба выпустила меня, мягко прогнувшись и истончившись, хотя я ожидал, что она станет стеклом и рассыплется на миллионы осколков. -Пойдём скорей, — сказал златоглазый, набрасывая мне на плечи свой плащ. Я вопросительно смотрел на него, склонив голову набок. -Ты охрененно красивый, — он глянул на табличку на колбе с моим именем, — Майрон. Ты не говоришь? Я — Саурон, — представился он мне. Я молчал и любовался его красотой. Неужели и я так красив со стороны? Мы отправились в сад, гуляли среди статуй, он целовал меня в губы, гладил моё тело. Я лежал на траве, и лепестки цветов ласкали моё тело, его губы касались меня легко, словно крылья махаонов, пока не сомкнулись на моём члене. Я умоляюще глянул на него, но он жестом приказал убрать руки. Я дрожал, прогибаясь под его горячими ласками. В моих глазах застыли слёзы. Но счастье наше длилось недолго: внезапно появился Мастер. Он скрестил на груди руки и недовольно покачал головой. Саурону он пригрозил развоплощением, а меня увел с собой. В колбу, правда, загонять не стал, оставил в огромной комнате. -Зачем вы это сделали? — спросил он. — С ним я и сам поговорю, но ты почему ушёл? Я вопросительно глядел на него, в глазах стояли слезы и искрилась печаль. В груди билась глухая истерика: опять в колбу? За что? Почему нельзя меня ласкать? -Потому, что ты — клон, находящийся на незавершенной стадии развития. Клоны очень опасны на этой стадии. Им требуется очень много энергии, понимаешь? Готов ли ты к тому, что другие будут расплачиваться своими жизнями, лаская и целуя твоё совершенное тело? — Он взял меня за подбородок и посмотрел в глаза. - Да, окружающие тебя в большинстве своём бессмертны, но вот глубокий сон на несколько недель им будет обеспечен. Ты опасен, и я не могу сбрасывать это со счетов. Я задумался о том, каким глупым был, когда доверился Мастеру. Хотя… у меня выбора не было. -Иди ко мне, — внезапно позвал он меня. От него теперь исходила другая энергия. Я понимал, что нельзя ему поддаваться, но вымученно улыбнулся. -Ну же, 77-й, не упрямься так, встань и подойди ко мне. Здесь никого нет, кроме нас двоих. -Есть! — В дверном проёме показался разгневанный Саурон. — И у него имя есть вообще – то, а не только порядковый номер. -Ты как со мной разговариваешь? — вспылил Ауле. — И когда это он успел пройти идентификацию? -Его имя на колбе было выплавлено, будто огнем. И знак зеленый. -Знак? — помрачнел Мастер. Он подошёл ко мне сам. Обнял за талию, заглядывая в глаза, и задумчиво произнёс: Тебе повезло, что ты не гном. -Что? — удивился Саурон. -А то, что вот вы все тут такие умные. Тебя, думаешь, Эру создал? А никак не Эру. Всё я, вот этими самыми руками! — Ауле вытянул вперед руку со вздувшимися венами. — На самом деле, вы тут все клонированные, — и майа, и гномы, — все выращены опытным путем. Только я первых самых считал более качественными, а вот оказалось, что ничем не отличаются от последних. -Зачем вы мне такое говорите, Мастер? О, Эру Милосердный, Единый и Всемогущий! А мне вот Йаванна говорила… -Да Йаванна сама генетическими экспериментами занимается — оборвал Саурона Ауле на полуслове -Неправда, она их создавала, своих майа… -Ты много ещё чего не видел, поэтому будь добр, или молчи, или говори по делу. Не говори, чего не знаешь. Ты вот от него, — показал вала пальцем на меня, — отличаешься лишь тем, что на свет раньше появился. И у тебя процесс завершенный, а у него ещё нет. -И что теперь? -Придётся мне его либо уничтожить, хотя лично мне его жаль, либо снова запереть его в колбу. — Мы вышли, и он открыл колбу и заключил меня в неё снова, а после долго изучал моё имя, выплавленное на ней и чудный знак: орнамент из вьющихся листьев, а в нем — зрачок. Когда намечалась очередная попойка по случаю нескончаемых праздников, Саурон решил меня освободить и смыться куда-нибудь, чтоб Ауле не вздумалось развоплотить нас обоих. Саурон давно подметил, что вала Мелькор всегда неровно дышал в его сторону и был согласен участвовать в любой авантюре. Стоит упомянуть также о том, что Мелькор уже бывал пару раз с визитом в лаборатории, когда Ауле напился и хвастался, мол, его лаборатории не хуже, чем у Манве. Ауле показывал Мелькору и майар — клонов, и гномов, зреющих в огромных чанах с пузырящейся красной глиной. Саурон тоже пару раз спускался под землю поглядеть на гномов, всякий раз его охватывали противоречивые чувства. Он всё никак не мог взять в толк, как из неживого материала вала умудряется получать живых гномов. Он даже пальцем пробовал эту глину и на вкус, и рассматривал на цвет, как-то случайно коснулся лба и поставил отметину, и долго потом не мог её смыть. Ауле всего лишь раз спросил о подземельях. И вот теперь они с Мелькором снова шли хорошо известной дорогой в лабораторию. -Но… Он прекрасен, слов нет, но как мы его заберем оттуда? -Вы же вала, самый темный и могущественный, порождение Эру, созданный Единым, плоть от плоти, так сказать. Придумайте же что — нибудь! — Всплеснул ладонями Саурон. Мелькора задело такое обращение, да и вино тулкасово, видать, в голову ударило. -Ладно, не вой, мы заберем его, но и тебе тогда придется свалить, иначе жизни тебе тут не будет. Ауле даром, что простоват, а спускать твои выходки не будет. -Ладно, я согласен. Вы его увидите — и сами всё поймете. Они вошли в лабораторию, подошли к 77 — ой колбе, но никого не увидели внутри. Колба оказалась пуста. Пока Йаванна смотрела, как меряются силами ее муж и Тулкас, её майар гораздо веселей проводили время. -Шшшшш… — прижала палец к губам обворожительная блондинка. — Я же говорила, он прекрасен. -Он бесподобен, просто прелесть! — Запищала в восторге брюнетка, щипая меня за ягодицу. Я поёжился, но говорить не решился. –Абсолютно голый! Это фантастика просто. Признайся, ты ведь хочешь меня? — Она потерлась острыми сосками об мою грудь. Я стоял, как окаменевший, и глядел в золотистые глаза блондинки. Такие знакомые глаза, где — то я их уже видел. Возможно, только поэтому я и потянулся к ней навстречу, когда она постучала легонько коготками по колбе. Пока я задумался, они уложили меня на широкую кровать. Брюнетка протянула свои цепкие ручонки ко мне и взяла мой член в свои пухлые маленькие губки. Блондинка же наклонилась надо мной и улыбнулась: -Привет, сладкий, меня зовут Тэви, а это Тхури, которая внизу, она мышь. Мы майар Йаванны, — она впилась в мои губы, перекрещивая своей ладонью мои руки над головой, отрезая пути к сопротивлению. Её нисколько не смущало моё молчание, она ласкала пальцами мои соски, притираясь своими, украшенными пирсингом. Тхури сосала член, забирая его в рот на всю длину, царапая длинными острыми ногтями мои бедра и ягодицы. Я извивался под их ласками и пил тепло их тел всей поверхностью тела. Надолго меня не хватило: я быстро и бурно кончил, Тхури судорожно сглотнула сперму, облизалась, откинула Тэви и полезла целоваться. Но Тэви не обиделась, сделала вид, что они просто поменялись местами. Я глубоко поцеловал девушку, оглаживая её груди с острыми сосками, прикусил острое ушко. Тхури потеряла бдительность, возбуждаясь, и я провел на её шее мокрую дорожку языком, прокусывая зубами нежную кожу. Её кровь горячая, густая, тёмная и чуть горьковатая на вкус. Забившись в моих руках, Тхури обмякла, едва дыша, прикрыла глаза. Отложил ее тело в сторону, провел острым кончиком языка по губам, слизывая с уголков кровь. Тэви подняла на меня глаза, отпуская член, потянулась ко мне, целуя в губы. Ответил страстно, соскользнув на шею, прокусил грудь. Она впилась в моё плечо коготками, смотря прямо в душу своими нереальными глазами — и я словно почувствовал, что у меня есть, есть душа. Её кровь была сладкая, быстрая, легко пилась и пьянила, кружила голову. Я открыл ей свою память. Моя кровь заструилась в неё золотистым потоком, пока она насыщала меня. И ничего прекрасней не происходило со мной прежде. Её глаза сияли, и в них смешалось всё: страсть и любовь, нежность и мольба. Я вошёл в её разгоряченное тело и начал двигаться в ней, направляемый какими — то потаёнными инстинктами и ведомый её запахом и пьянящим зовом её крови. Когда я кончил, в её глазах стояли слёзы. -Спасибо, — прошептал она, — кто бы ты ни был, ты — самое совершенное из всех созданий, которых мне когда-либо доводилось встречать. Я коснулся места укуса, зализывая ранку. Она вскрикнула, глядя на тело спящей Тхури. -Я не убью тебя. — голос мой прозвучал тихо -Ты умеешь говорить? — Изумилась она, пораженно поднося ладони ко рту, но договорить ей не дали. Дверь открылась, и вошёл Саурон. -Ах, вот ты где, мы тебя потеряли, пойдём скорей. -Но я не хочу, — проговорил я медленно. -Тебе не дадут здесь гулять на свободе. Ауле запрёт тебя или убьёт, а меня развоплотит. Пошли скорей. -За меня не беспокойся, — прошептала Тэви. -Я без тебя не пойду, — тихо ответил я. Вдруг посыпались осколки — на подоконнике возник Ауле, потрясая булавой, рядом с ним Тулкас с дубиной: -Ну вот, стоило только тебе отлучиться, как кое-кто решил ограбить твою лабораторию, — осклабился Тулкас. -Мерзавец! — Ауле яростно перехватил булаву, — Я тебя, значит, в своём доме принимаю, угощаю тебя, как брата, а ты моих майар сманиваешь! -Пошёл ты знаешь куда, такое обращение с майар непростительно! Зачем ты их держишь в колбах? — Мелькор недобро улыбнулся. — С жиру бесишься, у меня вот мало их, а у тебя полно. Да я б на твоём месте половину бы отдал. Зачем тебе столько? Идеальное войско создать хочешь? -Ну уж, идеальное — не идеальное, не твоя забота, а вот пригрел я гада на груди! — вспыхнул Ауле (указывая булавой на Саурона?). -Вот именно, Мелькор! Cам виноват, сам и отвечай! Не мы к тебе пришли твоих майар тырить! — сжал кулаки Тулкас в веселой злобе. Мелькор счёл, что скандал ему не выиграть, сграбастал меня, Саурона и Тэви в охапку и помчался прочь через окно, пока Тулкас с Ауле расстроено цокали языками и качали головами над спящей Тхури. Погрузив нас троих в шаттл, Мелькор погнал его к родному Мордору. Приземлившись, открыл дверь.  — Последний раз занимаюсь благотворительностью. И почему тёмные всегда за всех в ответе должны быть? А всё — таки Ауле мерзавец: лаборатории, глина, клонирование… -Тьфу — Тёмный вала сплюнул и растер сапогом…