Элегическая серенада

      Шорк, шух, шух…       Опавшие листья тихонько шуршат под моими ботинками. Я поднял голову к небу, вновь придержав то и дело спадающую шапку, и увидел золотой водопад, струящийся с парковых деревьев на землю. Листья кружились на ветру, а он играл с ними, подбрасывая и переворачивая, как будто хотел хорошенько рассмотреть со всех сторон. Потом не глядя раскидал их в разные стороны, уронил на землю и унёсся прочь, как будто ничего не случилось. Я вдоволь налюбовался разыгранной передо мной природной драмой и продолжил свой путь. Почему-то долгожданный ясный вечер, коих так мало бывает здесь, в окрестностях Санкт-Петербурга, совсем не радовал меня, а на редкость красивая осень вгоняла в непонятную меланхолию.       Шорк, шух, шух…       До чего же это странно: я всегда был уверен, что печаль — лучшая подруга художника в любых областях искусства — неизменно заставляет его работать как никогда упорно и вынуждает порой творить невозможное. И это действительно было так на протяжении всего прошедшего года, когда неизбывная тоска, находившая меня повсюду в любое время суток, в любом положении и состоянии, гнала меня к холсту и словно сама моей рукой в рекордные сроки создавала образы. Теперь это чувство почему-то совсем не то, каким было год назад, когда вдруг не стало тебя. Теперь я почти не скучаю, тоска всё чаще отпускает меня, а гора невыполненных заказов почему-то продолжает расти. Я даже не думаю разбирать её, ведь знаю, что эта затея непременно потерпит фиаско. Моя рука теперь всё чаще тянется к телефону для звонка приятелю, а не к кисти, и я не считаю это ненормальным. Я стараюсь как могу убежать от опостылевшего одиночества, забыться в пустых разговорах, встречах и чатах в социальных сетях.       Шорк, шух, шух…       Год назад всё произошло слишком быстро. Ты не ушла, не уехала, не потерялась, ты просто была, а потом вдруг перестала быть, словно испарилась. Но жизнь в мире продолжала кипеть, время по-прежнему бежало свой стремительный марафон, словно и не было тебя никогда. А я ведь даже не съехал с квартиры, которую мы снимали, когда ты была жива.       Я сунул руки поглубже в карманы плаща и зябко поёжился. Солнце скрывалось, начинало темнеть. И кто только придумал врать про то, что время лечит? Чепуха, никого оно не лечит, а только стирает из жизни вещи, события и людей. Просто берёт их взаймы и никогда не возвращает. И вместо отобранного даёт сначала боль, а после пустоту. И если всё-таки когда-нибудь, хотя бы на одно-единственное мгновение… — Молодой человек! — Зазвучало откуда-то издалека.       Я не остановился. — Молодой человек! — Голос становился явственнее и ближе. — Вы уронили!       Я вздрогнул, и мысли испарились. Я обернулся и увидел перед собой невысокую девушку, протягивающую мне что-то маленькое и белое. Свободной рукой она убрала свою упавшую на глаза светло-русую прядь волос и снисходительно мне улыбнулась. Я не глядя забрал у неё бумажку и пробормотал нечто, напоминающее благодарность. Девушка ещё раз весело глянула на меня и поспешила вернуться к своему спутнику, продолжив какой-то шуткой прерванный разговор. Они прошли мимо меня, замершего на месте, и свернули на тропинку, скрывшись за деревьями.       Я неторопливо развернул поданную мне бумажку. Ох, лучше бы она так и осталась лежать здесь, на аллее! Ведь наблюдать твоё лицо на фотографии всё равно что бередить старые раны. Я быстро сунул карточку в карман, гадая, когда же наконец наберусь смелости спрятать её подальше.       Шорк, шух, шух…       Ноги сами понесли меня куда-то. Я шёл на автопилоте, не отдавая себе отчёта в том, в каком направлении двигаюсь.       Плак, плюх, плак…       Я сел на подвернувшуюся на пути скамью и огляделся. Оказалось, что я забрёл в самый центр парка, к маленькому пруду. Удивительно, но в такой погожий вечер здесь не было практически никого, за исключением женщины с коляской на противоположной стороне. Я опустил взгляд на тёмную воду. На её поверхности, послушные ветру, кружились и качались золотые и красные листья, упавшие с ближайших деревьев. Некоторые из них быстро размокали и шли ко дну, другие же долго танцевали свой последний погребальный танец. «Красота, да и только, — мелькнуло в моей голове. — Но именно так и забываются люди, даже самые дорогие. Падают в реку воспоминаний, а потом время поглощает их целиком. Вместо них являются новые эмоции, встречи… Это естественно, но очень печально». Высоко в небе, прямо надо мной, тихо упала чья-то звезда. Наверное, по пути на Землю она превратилась в алый кленовый лист, чтобы навсегда исчезнуть в тёмной воде крошечного паркового пруда.       …Я почувствовал холод в ногах и решил, что пора возвращаться домой. Не помню, как я добрёл до метро и как вышел на своей станции. Бесконечно падающие с деревьев листья почему-то застилали глаза, мешали видеть дорогу перед собой… Вот моя многоэтажка, мои освещённые окна на шестом этаже… Да постойте, кто же мог зажечь свет в квартире в моё отсутствие? Хозяйка уехала на два дня из города, а кроме неё больше некому, разве что…       Плак, плюх, плак…       …Что-то коснулось моей руки. Я вздрогнул, открыл глаза, с трудом поднял закоченевшую шею со спинки скамьи и стряхнул с ладони крошечный жёлтый листик. В парке совсем стемнело, зажглись фонари. От воды несло сырым ветром. Всё моё тело казалось деревянным: видимо, я умудрился проспать не меньше получаса. Странно стало жить в мире, в котором сны кажутся реальностью, а реальность — крепким сном… От которого хочется поскорее очнуться.       Плак, плюх, плак…