Этот манящий Лютный Переулок

Соединённый узкой пуповиной с оживлённой Косой Аллеей Лютный переулок внешне напоминал проклятый зародыш во чреве Магического мира. Здесь всегда было людно, но нигде не услышать человеческой речи. Лишь гул торопливых шагов и утробные голоса мерзких тварей, ласково именуемых домашними любимцами. Протерев с улицы от ночного смрада высокую витрину, за которой добродушно скалили рты белоснежные скелеты, едва извлеченные из могил, старая сгорбленная ведьма перевернула табличку на двери скрюченного, но невероятно устойчивого на вид домика с лихой вывеской «Дистальная фаланга», и окинула пожелтевшим глазом, затянутым бельмом, извилистую улочку, по которой, пряча лица в капюшоны мантий, или же отворачивая взгляд от всякого случайного встречного, передвигались мрачные люди. Ни единой улыбки. Ни единого человеческого слова. Меж булыжников отполированной многочисленными ногами, мостовой, сочилась кровь и смрадная желчь. Кажется, у бедолаги Коффина вновь протекло проклятье. Из соседнего дома с забитыми досками ставнями доносились надрывные стоны сотен женских голосов, лаская слух старой ведьмы. Она блаженно прикрыла глаз, втягивая зловоние витающих в воздухе проклятий, словно наркоман затягивается спасительной дозой яда. По почерневшим жилам, ветвями проступающим под иссушенной временем кожей, растекается жизнь. Венозное дерево снова наполняется смогом удушающего для любого нормального волшебника места. Но не для старушки Бетт. Она не могла бы существовать в месте хоть немного отличном от этого. Если в Косой Аллее не было никого старше Оливандера, то в Лютном старожилой этого проклятого места была именно старушка Бетт. Всякий волшебник, некромант, великан или вейла попадали в конце-концов к Коффину, затем — к ней. Она бережно хранила Кости каждого. Где-то в сундуках ещё хранима дистальная фаланга пальца самого Мэрлина, с которой и пошла вся эта жуткая коллекция. Мимо прошла молодая рыжая женщина, сгорбленная под тяжестью огромной корзины, до краёв набитой человеческими головами. Ей навстречу брёл мрачный торговец с лотком человеческих пальцев. Явно не первой свежести, как успела уловить старушка Бетт. Впрочем, где в наш либеральный век найти качественный товар? Старуха хрипло прошептала призыв, и с крыши соседнего дома к ней на горб приземлился кот — абсолютно лишённый шерсти по породе своей или в результате проклятья — кто его разберет. А глаза у кота были бездонные и чёрные, как сама Ночь Лютного, что всепоглощающей мглой накрывала улицу каждый раз, когда солнце спешно пряталось за горизонт. Тяжёлой поступью старушка Бетт вернулась в свою лавку, скрипя половицами, и выхватила из зубов кота его изуродованную ношу. То был настоящий человеческий палец, ловко сворованный с подноса мрачного торговца. Похвалив помощника, ведьма острым клыком вспорола себе запястье и капнула в молоко вязкой чёрной жижей. Кот пронзительно мявкнул, спрыгнув с горба старухи, и жадно набросился на угощение, а ведьма довольно цокнула языком, обнажая из-под гниющей плоти девственно-белые косточки бедолаги. Дверь гулко ухнула, сопровождаемая шипением Кота. — Госпожа Бетт, рад видеть вас в добром здравии. — тихо поздоровался посетитель, кутаясь в огромную мантию. Руки его были заняты огромной корзиной, наполненной тёмной тканью, а глубокий капюшон оставлял его лицо в секрете, но опытной ведьме ничего не стоило распознать личность гостя. — Меркури… Сколько лет… Тебе снова нужен череп юной ведьмы? — молвила Бетт, не отрываясь от своего прежнего занятия. Жёлтый глаз скользил с работы на гостя и обратно, но движения сморщенных костлявых пальцев оставались по-прежнему точными. — Для приворота я уже староват… — усмехнулся посетитель. — Молодость и пыл… — улыбнулась старуха. — Как ты красив был тогда… Не то, что сейчас. — А вот Вы не изменились ни капли, — отозвался гость. — Словно и не было тех долгих лет. — Да мне уж, родной, некуда дряхлеть, — усмехнулась ведьма, заходясь в приступе кашля. Но даже это не помешало ей продолжать ювелирно счищать плоть из-под ногтя. — А ты, как я понимаю… — Мне нужны рёбра младенца — нерешительно ответил гость. — Рёбрышки… Да не простые, верно… Что в корзине? Ответом на её вопрос последовал пронзительный детский плач из-под вороха тёмной ткани. — А-а-а… Понимаю… Желаешь бессмертия, Меркури? — Твоё дело — предоставить товар. — сухо отрезал гость. — Неужели ты готов отдать собственного сына на заклинание, которое лишит тебя души, но подарит бытие вечное? Хах! Ведьма отбросила скальпель в сторону и на удивление молодо завертелась волчком по торговому залу, в безумном танце сметая с полок костяные скребки и инструменты. — Не тебе мне морали читать. — мрачно отозвался гость. — Да чтоб я смела! — безумно зашептала старуха. — Жертвовать своё дитя во благо своих минут… Да на такое даже Сам-знаешь-Кто не решил подписаться! Абсолютная неуязвимость, бессмертие до скончания Эры! И ведь только и нужно — правое ребро собственного сына, сердце любимой жены и кровь фестрала. — Тебе известны люди, что успешно совершили этот обряд? — О-о-о… Разумеется. — старуха блаженно прикрыла глаз, откинув голову назад. Единственный случай во всей истории… Лишь один волшебник смог запятнать свою плоть этим проклятьем, навеки отдав её Лютному переулку. Ты уверен, что согласен жить вечно… Не имея своей души? Гость робко отступил назад, прижимаясь спиной к двери, наблюдая за агонией сумасшедшей старухи. Но всё-таки капюшон едва уловимо качнулся в знак согласия. Та схватила корзинку и жадно вытащила за ногу истерично рыдающего младенца. Жёлтый глаз недобро блеснул в полумраке комнаты, сухую линию рта, обрамлённую прорезью глубоких морщин, обвёл влажный змеиный язык, и старушка Бетт воодушевленно изрекла: — Да будет так!

***

— Добро пожаловать, Господин Болрамот, — улыбнулась старуха Бетт, даже не глядя в сторону посетителя. — Чего изволите? — Мне бы горсть полулунных костей и… — посетитель запнулся, уставившись на седовласого мужчину средних лет, что флегматично протирал скелеты на витрине. Его пожелтевшие глаза метались с белоснежных костей на гостя и обратно. — Не беспокойтесь, это мой сын… — хищно оскалила шов линии рта старуха. — Меркури, протри витрину снаружи, не смущай посетителя. Мужчина послушно вышел из домика с лихой вывеской «Дистальная фаланга». Он окинул взглядом полуденный полумрак улицы и с наслаждением вдохнул полной грудью смрад сотен проклятий, витающих в воздухе. В соседнем доме среди тысяч женских стонов он уловил отчаянный глас своей возлюбленной и улыбнулся, сверкая затянутым бельмом глазом. Стерев со стекла остатки ночного смога, он проводил взглядом их первого за сегодняшний день посетителя и вернулся в лавку. — Интересно, как далеко заведёт этого человека дорога, построенная на чужих костях? — задумчиво произнесла старушка Бетт, облизывая окровавленный рот. — Эх… Манящий Лютный Переулок… Ты никогда не отпустишь того, кто решился хоть раз попросить тебя о помощи.