Предложения

Нет, это было бы глупо. Сковать себя лично, надеть терновую корону, встать на колени и ползти за ней. Чувствовать, как эти маленькие ручки будут душить тебя с каждым днем все сильнее, как ее улыбка будет вкалываться в вену, вызывая зависимость, расслабляя тебя до непристойности. Ощущать свою спичечную власть над ней, которая от любой искры, из ее глазок вспыхнет, синим пламенем. И этот ее запах воздуха, источаемый направо и налево каждому, а в действительности никому не предназначенный. И эту ее манеру ходить, как будто петь, падая с ноги на ногу. И этот сосредоточенный сердитый взгляд, топящий без воды. Или веселость в этих же глазках, чертиками перепрыгивающая в звонкий смех, искажающий лицо улыбкой. Или гримасничество, передразнивания, как шут, которого скоро повесят за неудачную шутку. Она такая хрупкая и тонкая, как иголочка. И вся ее жизнь кажется мне такой прямой и непосредственной, втягивающей в себя странности, пускающий от себя ветки постности. Она сама себя разбавляет. Кажется, что она отдельный мир, который запихнули в наш. Два мира, с разными размерами, живущие отдельно, но друг в друге. Она бежит на краю, иногда заглядывая в яркую пропасть. Прыгать туда она не хочет, и не считает необходимым. Она сама, как эта пропасть: разная и такая далекая. Я всегда думал, что для того чтоб понять ее, нужно будет броситься в нее без остатка, разбиться о ее логику и принципы, как о стену. Я не считал ее красивой или интересной. Она была просто собой, просто была другой, не такой как все, я видел это. Меня даже бесил ее голос, иногда, но все же бесил. Он напоминал мне приторный сироп от кашля, и слышать я его хотел только тогда, когда было уже совсем плохо, как будто лечился им. Меня веселила ее скромность ко мне. То как она сжимает кулачки, когда разговаривает со мной, или прижимает к себе книгу, чтоб я не видел, как дрожат ее руки. Я ее не любил. Такое создание любить нельзя... Не нужно, это только испортит ее дикую красоту. Я не любил и делить ее с кем-то. Она должна была всецело принадлежать мне. Просто так принадлежать, без всяких там принципов... Точнее принципиально принадлежать мне. Мне было хорошо с ней, плохо без нее. Все просто. Я ее не любил и не хотел любить. Я ее обожал до безумия, присвоив себе. Решено! -Леви, выходи за меня,- кинул я ей, для пущей убедительности становясь на колени и предлагая колечко, цену которого я оценил в цену ее свободы. Я смотрел в ее глаза, в которых адским огнем пылала мысль о ее превосходстве надо мной, решительность и издевка. Она как маленький дьяволенок стояла и мило улыбалась, опуская и поднимая густые реснички, сковывая меня все сильнее и сильнее. Колени жутко затекли, и хотелось встать, но я понимал, что придется всю жизнь вот так стоять и тупо смотреть на нее, как собака на цепи. Я знал, что она никогда не будет полностью моей, иначе она бы не пахла свободой. Я готов пойти на такие жертвы, чтоб только ты больше никому не досталась. Правда нужно будет как-то подпитывать твою улыбку, дерзость и свободу. Но я готов на такие жертвы... -Согласна,- улыбаешься ты. И я падаю в пропасть, глупо улыбаясь...