Истина в вине?

      Если честно, Таланту никогда особо не нравилась та квартира, которая, даже меняясь, всегда оставляла на своей двери часть смертоносной «четыре». От одного представления о том, что туда снова придётся идти, его выворачивало. Но дело касалось долга, службы, как там ещё это назвать? Талант был циником и сопливых определений в стиле «сопереживание», «поддержка» не любил. Он не заваривал Автору чай с мёдом и не вытирал фальшиво страдальческие слёзы. Он покупал самое дешёвое вино в захолустном магазине и шёл выбивать дурь.       Шёл в самом прямом смысле этого слова — лифт в доме Автора вечно ломался в самый неподходящий момент. Талант был не спортсменом, а начинающим алкоголиком, чего совсем не стеснялся, и лестницы ненавидел всей душой. Даже если подниматься нужно было совсем ненамного. Так что к нужной площадке он уже был раздражён до предела и мечтал покончить с очередным «застоем» как можно скорее. Не медля, он выбил тяжёлую дверь и, пригнувшись, — Автор с комплексами по поводу роста сделала его настоящим великаном — вошёл в тёмную и просторную квартиру. Тут же скривился, услышав всхлипывания, едва доносившиеся из-за дальней двери. Да, его это определённо достало даже больше, чем ненавидевшую себя девушку. Жалость не исчезла, нет. Она даже не рождалась.       Талант решительно не мог заставить себя пройти в комнату, где среди вечного беспорядка и наверняка в одеяле рыдало его личное проклятие. Вместо этого он достал из заношенной, с кучей значков на боку сумки-почтальонки пакет вина и откупорил. На вкус было даже не гадко. Хотя, это скорее потому, что он просто не мог сравнить с чем-то более дорогим и качественным — не пробовал. Сделав несколько глотков, Талант закрутил крышку и, не пряча пакет, направился в комнату, где бывал едва ли не чаще, чем дома.       На диване Автора, как ожидалось, почему-то не было. А вот плач очень даже был. Талант обвёл утонувшую в зимних сумерках комнату усталым взглядом, а потом хмыкнул. Девушка пряталась от него в углу и закрывала лицо подрагивающими руками, словно стесняясь слёз. Она делала вид, что не замечает появления Таланта, слишком усердно: не двигалась; не поправляла чёрные, запутанные, лезущие в глаза, нос и рот волосы и была напряжена так, что каждый сосуд грозился лопнуть. Поначалу Таланта это веселило. Потом надоело. Он оперся о стену, открыл пакет, глотнул немного и лениво поинтересовался:       — Опять?       Девушка молчала, артачась. Она явно не хотела говорить с резким и чересчур честным парнем, хотя правду ценила чуть ли не больше всех остальных вещей в мире. Упрямая, как баран, она совсем не была такой же пушистой. Скорее колючей. А Талант кактусы не любил, находя их бессмысленными ровно со страданиями сидящей перед ним девушки. Он серьёзно не понимал, как можно жить с такой низкой самооценкой, но ей чудным образом удавалось. Правда, не слишком хорошо.       — Ты знаешь, что ни у кого ничего не получалось хорошо и сразу? — спросил Талант слегка обречённо, не надеясь, в общем-то, на ответ.       Однако Автор вдруг перестала реветь и, кажется, прислушалась. Парень даже удивился. Ему дали зелёный свет? Если да, то очень жалкой подачкой. Талант по-настоящему разозлился.       — Человеку может понадобиться целых пять лет, чтобы научиться хоть как-то писать стихи. Пять, а то и больше! А ты сидишь со своей никудышной двойкой и всё ноешь, ноешь, беспрестанно ноешь, что ничего не получается! В печенках уже сидите все: и ты, и остальные нелогичные пессимисты этого мира! Несчастные они, видите ли! Что, скажешь «не так»?       Он проревел это, глядя на её лицо, всё так же скрытое исцарапанными ладонями, и, закончив, вдруг почувствовал себя опустошённым. Теперь, когда вечные упреки в очередной раз оказались высказанными, ему было не противно находиться в комнате. Ему было никак. Срывающиеся и лживые оправдания, которые посыпались в ответ, перемешивались с жалостливыми всхлипами, проходили мимо и разбивались о замызганное окно. Прекрасно зная содержание каждой фразы, Талант даже не вслушивался. Он пил вино, смотрел на заходящуюся отчаянием девушку и хотел спать. А она всё горячилась, уже не шепча, а яростно выкрикивая обвинения в свой собственный адрес. Парень решил, что с него хватит.       Талант шагнул вперёд и, не задумываясь, вылил остатки вина девушке на голову. Она потрясённо замолчала и впервые за вечер отняла от лица руки. Парень посмотрел в родные глаза, испуганные, заплаканные и беззащитные без толстых стёкол очков. Молчащей Автор нравилась ему куда больше драматично завывающей страдалицы. Талант отбросил пустой картонный пакет в сторону, убрал с лица девушки мокрую, липнущую к пальцам прядь волос, стёр подтёки туши на щеках. А потом, пока она не успела ничего сказать, наклонился и тихо, с надеждой прошептал:       — Очнись уже. А?