Детеныш

      Он был диким. Будто детеныш, отставший от своей стаи, метался и искал выход. В его глазах было столько ненависти и отвращения к людям, казалось, что он и вовсе не хочет быть одним из нас и решил отказаться от человечности, становясь зверем. Малыш с глазами озлобленного на мир взрослого. Он был диким и непокорным, такого никогда не приручить человеку.       Детеныш не любил грозу и водные процедуры. Каждый раз пинался, кусался и царапался, стоило лишь упомянуть о ванне. Приходилось выливать литры перекиси и заклеивать пластырем ссадины, сначала его, потом свои, ведь я каждый раз забывал, что он дикий и своевольный. Гонялся за ним по всему дому с полотенцем, и если удавалось поймать, это был определенно успешный день! Скручивая мальца, силой тащил того мыться, залезал вместе с ним в ванную, прямо в своей одежде, времени раздеваться не было, ибо мальчишка тут же воспользовался бы возможностью и сбежал. Сидя в той маленькой, наполненной до краев горячей водой ванной, я слышал громкий стук тяжелого сердца. Он до ужаса боялся воды, но в момент, когда прижимался ко мне и чувствовал, что не один, в его глазах пропадала тревога и постепенно малыш успокаивался. У него были не по-детски холодные и рассудительные глаза. И со временем я стал тем человеком, кому он раскрылся, доверился и слушался, конечно, не без исключений: мытье, стрижка ногтей и чистка зубов все еще создавали проблемы. Когда начиналась гроза, он молча стоял у окна, смотрел своими испуганными глазами на вспышки молнии и слушал раскатистый гром, разразивший пасмурное небо. Впивался ногтями в ладони и раздирал их до крови. Молчал. Боялся, но упрямо смотрел, подрагивая всем телом при очередном ударе грома в небе. Жмурился, кусал губу, но как сумасшедший смотрел. Он не хотел никому проигрывать и показывать свою слабость, боясь, что это могут использовать против него, надавливать и причинять боль. Детеныш не мог уступить даже своему собственному страху. В эти моменты мне приходилось притворяться, что жутко устал, брать его на руки и класть с собой в кровать, едва заметно улыбаясь такой очаровательной фобии. Поначалу он рычал, царапался и шипел, я же терпел все это, лишь сильнее прижимая малыша к себе и утыкаясь в его макушку, накрывал нас обоих с головой, стараясь заснуть. Детеныш расслаблялся, стискивал мою рубашку с такой силой, что казалось, будто она сейчас расползется по швам, и, прижимаясь головой к моей груди, засыпал. Поначалу меня это забавляло, а потом я увяз в этом. Мне всегда было нужно, чтобы во мне нуждались и зависели, ведь именно тогда я переставал чувствовать свою никчемность и бесполезность. Мне было это необходимо. И когда между мной и детенышем начала появляться эта странная и непохожая ни на что другое связь, я был счастлив, видя, как он делает первые неуверенные и робкие шаги мне навстречу. Понимая, что нужен ему, я обрел смысл жизни. Но все хорошее имеет свойства заканчиваться. И мне пришлось уехать. Авария изменила меня. Стерла что-то очень важное во мне, но что, я так и не смог узнать. Мне панически чего-то не хватало и, стараясь заполнить пустоту работой хостом и домашними делами, смог забыть об этом. Забыл до тех пор, пока перед моим домом не появился мальчишка со спокойными и любознательными глазами. Тогда мой мир перевернулся, снова и навсегда. Та странная связь дала о себе знать и «голод», который я подавлял в себе долгие годы, вернулся. Я хотел о нем заботиться так, как ничего на свете больше не хотел, но брать на себя за него ответственность… это пугало. По глазам ударила вспышка молнии и загрохотал гром. Морщусь, открывая глаза, стараюсь согнать дремоту, растирая сонные веки подушечками пальцев. Из ванной послышался громкий хлопок и болезненное шипение. Подрываясь с кровати, несусь в ванную и бесцеремонно открываю дверь. С полу на меня смотрит ошарашенный Рен, явно испугавшийся столь стремительного появления посторонних. - Рен, с тобой все в порядке? – обеспокоенно подхожу к нему и наклоняюсь, мальчик, прикрывая свои жемчужины полотенцем, краснеет и старается подняться. - Со мной все хорошо, - сквозь зубы шипит Рен-Рен, отталкивая меня. - Хару, ты мешаешься, уйди! - Посмотри на себя, ты же подняться не можешь! - в панике, я сорвал полотенце и накинул на него. – Где бо-бо? - Я не ребенок! - продолжает упрямиться мальчишка. - Да знаю, знаю, - заворачивая Рена в полотенце, поднимаю на руки и вижу, как его румянец перетекает с лица на ключицы, не сдерживаюсь и прикусываю одну из них, за что и получаю по голове. - Отпусти меня, извращенец! - вспышка молнии осветила спальню, и Рен подавившись собственным воплем, сильнее вжался в меня. - Все хорошо. Ложусь вместе с ним на кровать и накрываю нас двоих с головой. Скорее всего, он вывихнул лодыжку, и я, как ответственный взрослый, должен осмотреть ее, но не сейчас. В моих руках, едва подрагивая и сгорая от смущения, лежит завёрнутый в полотенце мальчишка. Зарываясь лицом в его мокрые волосы, по-идиотски улыбаюсь. Очередная вспышка сопровождается глухим раскатом грома, и Рен сжимается в моих руках, прижимаясь еще ближе. - Я не ребенок, - отстранившись, смотрю в его испуганные глаза и еле сдерживаю смех. Он до сих пор не намерен уступать никому и ничему. За это же я его и люблю? Именно. - Конечно, просто я так сильно устал, - обнимаю сильнее и зарываюсь лицом в его мокрые волосы. - Да и слишком страшно одному засыпать в грозу. Рен ничего не ответил. С силой сжав мою майку на груди так, что, кажется, она сейчас же порвется на лоскуты, он уткнулся лицом мне в ключицы и медленно задышал, успокаиваясь и засыпая. Вот же ж, детеныш.