Рождественская сказочка

Вук был длинноног, с раскосыми слепыми глазами и широким ртом, как говорится, до ушей, полным акульих зубов. Пол определить невозможно, кожа желтоватая, как пергамент. Светлые жесткие волосы зачесаны назад, ушных раковин нет вообще, только отверстия. Откуда он взялся в спальне, среди ночи, было не ясно. Сидел себе на тумбочке, ростом с ребенка, голову склонил на бок, и щурился. Его стеклянные глаза без зрачков отражали отблески фонарей, что горел за окном хищным оранжевым светом. Шел снег, приплясывая в завываниях ветра, и окутывая мир белой пеленой да той атмосферой, что должна подходить к наряженной на Рождество ёлке. Через оконные стекла он казался мягким и пушистым, но жег голые ступни совсем не мило. Впрочем, выскочить наружу было глупым решением. Быстро продрог, осознал абсурдность своего состояния, и вернулся. Вук все еще сидел на тумбочке и как будто бы ухмылялся. Он так и не ушел, но и агрессии не проявлял. Пришлось мириться с его присутствием. Странное дело, кошка его совсем не боялась. Радостно прыгала вокруг и принюхивалась. В клетке орал попугай. Что ж, дома всегда был зверинец. Из желанных постояльцев — рыбы, коты и птицы. Из приблудившихся — тараканы да слизни. Вот теперь и этот завелся. С дневным светом он исчезал, таился в тенях, и понадобилась львиная доля мужества, чтобы рассказать о нем Бабуле. Она, как всегда, сидела перед камином. Раскладывала на журнальном столике свои потертые карты таро, курила трубку и сверкала невероятно яркими глазами. — И как ты его назвал? — Клубы едкого дыма с травяным оттенком запаха тянули к потолку, рассеиваясь там как облака. — Вук. — Осознание того, что имя существа сразу отпечаталось в мозгу при первом взгляде пришло только теперь. Но это уже не удивляло. — Представился, значит. Ну что ж. Ты с ним поласковей. Будет твоим Ангелом. Больше она ничего не сказала. Только с тяжким вздохом заглядывала в карты и бурчала нечто сумбурное под нос. Не известно, был ли Вук на самом деле Ангелом, как говорила Бабуля, но приходил он исправно, каждую ночь. Сначала это превращало добровольную ссылку в старый дом в ад, коим она и так являлась. Два умирающих человека в одном месте, из последних сил присматривающих друг за другом. Один доживает свою старость и придуманный родственниками маразм, второй загибается от болезни и не хочет угнетать семью. Вечный запах лекарств и тягостное ожидание неизбежного разбавлял домашний зоопарк, взятый в основном из жалости, видимый и невидимый другим. Стоило звездам высыпать на небо как прыщам на подростковое лицо, как у кровати неизменно появлялся Вук. Использовал капельницу как качели, лазал по книжным полкам, шелестя страницами. Иногда сидел в изголовье кровати и что-то бормотал. Понять его речь было почти невозможно, но некоторые слова казались узнаваемыми, словно что-то крутится в памяти, но никак не идет на ум, подобно забывшимся сновидениям. А еще Вук показывал сны. Засыпать с ним означало пытку для изморенного тоской разума, ибо посылаемые им видения резались как осколки стекла, ломая привычный устрой мироздания. У этого существа определенно был свой взгляд на эту планету, да и на всю галактику в целом. Каждый раз под дрожащими веками происходило рождение сверхновой звезды, выстраивались в ряд планеты, зарождалась и умирала жизнь, цепочки перерождающихся душ создавали калейдоскопы созвездий. Проснуться после подобного почти невозможно. Каждый раз приходится заново нащупывать свое тело в космическом хаосе, цепляться за каждую клеточку и крупинку памяти, собирать себя по осколкам, находить свое Я в бесконечной цепочке перерождений. Потом пришла в голову мысль, что именно возврат из таких путешествий исцелял. Бабуля ворчала, что не желает праздновать Рождество одна, и чуть не взашей гнала врачей с их дурацкими кратковременными прогнозами прочь из дома, но в этот раз она была им даже рада. — Что, съели? — Злорадно ухмылялась она глядя в недоуменное лицо, обремененное знаниями и практиками по исправлению анатомических неточностей. — Буду я еще ваши бредни слушать! Живее всех живых мой мальчик! — Но это невозможно. — Мужчина в белом халате, сидевший у постели, снял очки, и в сотый раз протер их рукавом. — Таких улучшений не бывает! Это поразительно! Неужто экспериментальные препараты подействовали?! Вук подмигнул нам со шкафа. — Что теперь планируешь делать? — Бабуля протянула ярко-красную пятиконечную звезду. Самой ей водрузить такую старинную диковинную штуку на верхушку огромной ёлки было трудновато. — Вернусь на учебу. Но съезжать не собираюсь. Дома все равно будут не рады. — Правильно-правильно. А то натащил кошек да птиц, я ж одна их не прокормлю. — Бабуля оценила дерево, наряженное в духе праздника и перемигивающееся разноцветной гирляндой. Вук захихикал. Он прятался где-то в недрах дерева, играя в прятки. Кошки с ума сходили, слыша его, но не видя. Горящие пары глаз так и метались вокруг, стараясь выследить личный дух Рождества. — Бабушка, а откуда все-таки взялся Вук? Не просто же так он выбрал именно нас? Бабуля хитро улыбнулась и потянулась за неизменной колодой. В дыме её трубки рождались и умирали потусторонние миры, теряясь в облачных завитках, поднимавшихся к потолку.