Они были немножко того

Саске всегда забавно наблюдать за женой, которая с деланным картинным видом вздыхает на сожаления Ино. Яманака сетует о том, как же бедной госпоже Учиха не повезло. Вот только Саске четко слышит, как скрипит зависть на зубах приятельницы при произношении его имени. А жена кивает и готова сама поверить в соседкины бредни. В такие моменты мужчина еле сдерживается, чтобы не заржать. Хмыкает. Уж он то знает свою жену-плутовку. Сакура просто до жути боится рассказывать об их истинных отношениях. Иначе бы деревня пополнилась новым кладбищем, а заполнили б его исключительно женщины. Учиха даже слыхал, что он, оказывается, побивает жену. И вообще — он умалишенный. Убегает из деревни, а потом годами бродит невесть где. Да, поначалу это возмущало, кусалось и коробило. Но потом Сакура все же объяснила причину таких легенд — людям лучше не знать. И Саске опять хмыкал, потому что понимал, насколько права его та, единственная, в которой сомнений просто быть не может. Уже никогда. Но и в сторону его жены было много поползновений. Вон, им уже под тридцать, а она все девчонка. Его девчонка, из детства, с вечно распахнутыми глазами, что окнами души — и это только для него. Ведь в зелени ее глаз — его дом. Сакура, окажись, где угодно, всегда будет его обителью. И нечего всяким товарищам, которые совсем не товарищи, пускать слюну на его жену. В такие моменты лицо Учихи искажалось, а губы злобно кривились. Это тоже можно было счесть за недобрую ухмылку. Любит ли он ее? Нет, это не выразить таким глупым словом. Он — весь дикий. Она — сошедшая с ума по нему. Но с ней он дома. Всегда и везде. А вот чувств — море. Не каждая любящая готова убить своего же любимого. А следовала Сакура за ним долго. Не ногами, нет, а душой и сердцем, своими глазами, наполненными огромной надеждой. Тем, чем она искренне хотела с ним поделиться. Ведь будучи мальчишкой, тщеславным и забитым намертво от всех сухостью — не до девочек было. Учиха Саске слишком серьезен по своей натуре. Он же не Наруто, который рыдает и готов раскрываться перед всеми. Увы — не раскрывается. Черт его знает, может быть, было проще. И тут он вздыхал, приподнимая уголок рта. Сакура же его приняла. Да, именно так, а не наоборот. Ведь таких, ненормальных, как он — принимают. Но Учиха каждый раз ухмылялся, вспоминая о собственном выборе на всю оставшуюся жизнь — Сакура тоже еще с тем приветом. С бешеным демоническим запалом. Ярая. Смелая. Равная. А вот только она с ним такая тихая, но это только вне постели, которая с ней просто раскаляется. Видел он свою жену, знает, какая она мегера в гневе. Но все это вне семьи. Побаивается ли он ее? Нет, но... Побаивается ее потерять. Ох, а риска было много. Ведь не каждая женщина готова терпеть мужские принципы. А они еще и шиноби, у которых столько неписанных кодексов. А он еще и мужчина. Он хотел быть достойным перед своей будущей женой. Нет, конечно, Саске знал, что Сакура его примет всегда, но самому хотелось быть по чести со своей женщиной. Ведь она ему так доверяла, невозможно было не довериться потом в ответ. О, этих его "потом" у Сакуры было много. Но острые плечики стойко держали эту ношу. И Учиха потом любил нацеловывать и прикусывать эти плечики. Баш на Баш. Учиха знал, что любит его жена, пусть и не всегда часто, но давал все той. Учиха умел молча боготворить жену. Нет, в постели он тихо смеялся, немо. И так выражалась вся его вселенская радость. Просто Учиха Саске был не от мира сего. А Сакура — с приветом. И вдвоем им было уютно. А Сакура знала, как ненавидит свои вынужденные уходы Саске. Как злится, бесится. Но в ответ — ничего. Усмешка. Апофеоз его эмоций. Вот только госпожа Учиха знала столько разновидностей ухмылок мужа, что спокойно воспринимала его подобие диалекта. Ведь Учиха — это вам не хухры-мухры — это честь и достоинство. Зажатый, запечатанный от греха подальше. Жена не понаслышке знала, кто ее мужчина, насколько он суровый, а его любовь к ней — истинное чудо. Сакура не была дурой недальновидной, она тоже умела мужа провоцировать правильно. Госпожа Учиха тоже владела несколькими разновидностями холода, которые заставляли, пусть и немо, но увиваться мужа вокруг нее. Саске сам был молчуном, поэтому тихая Сакура его даже раздражала — отражение себя бесило. А он так любил мыслями, на малую секунду, уноситься из этого мира под щебет жены. И спалось уютнее и теплее. Под любимый надоедливый голосок. Под сладкий для слуха голос обожаемой женщины. И тогда, на крохотную секунду, он позволял себе слегка поднимать уголки рта и блаженно закрывать глаза. Поговаривали, что они делили постель только для зачатия ребенка. Учиха поначалу готов был даже прилюдно уложить жену на все обозрение и залюбить до полусмерти при виде слез той. Но мудрая Сакура смеялась, тут же переставая расстраиваться, смущенно и благодарно хмыкала в грудь мужа-защитника. Ведь она знала, что он ненормальный до своей семьи, а Сакура таковой являлась — и это было важнее всего. И ей было намного приятнее видеть его неадекватную реакцию, чем если бы он стал что-то бубнить. Залюбить ее до полусмерти! Скажет тоже, да, привет у них на двоих, и это факт. И в такие моменты она довольно хмыкала, словно переходя на диалект общения мужа. Тот прижимал ее к себе, трепал по макушке. Надо же, что это с ним? Ох, старость, что ли, или очеловечивание подводит его природную холодность ко всему? Всем не нравилась их якобы холодность в отношениях. Сакура не волновалась по этому поводу. Она знала, что у ее мужа начинает дергаться глаз лишь при виде целующейся прилюдно парочки. Саске вообще свое не любил выносить из дому, на то оно и было — личным, ни с кем не делимым. Сакура знала, что ее муж не понимает многого, но дома сдается головой на колени жены, чтобы быть обласканным. Госпожа Учиха знает, что дома ее муж вытворяет порой такое, что краснеешь лишь только от одной мысли. Ведь не знают жалеющие, что Учиха горячий мужчина. Что любит он свою жену долго и с упоением. Да, потом, после постели он остужается, но Сакуре хватает его голода, чтобы никогда не усомниться из-за завистливых сплетников. А Саске нравилось счастливо-вымученное лицо жены после близости. В такие моменты в нем просыпалось это мужское черти что, которое начинало улюлюкать и мурлыкать. Сакура с ним была самой счастливой, а с нею — и он. Не это ли то самое, важное и главное? И опять он самодовольно хмыкал, за что получал укоризненный взгляд зеленых глаз. Но взгляд был с примесью озорства, и в потушенном нутре все опять начинало полыхать. Нравилось Учихе воевать с женой в постели. Иногда он поддавался, и это было умопомрачительно. Запала у Сакуры было на десятерых, и Учиха жадно отдавался ей в руки, в тело, в губы. И в душу. Потом все оплакивали Сакуру — негоже быть матерью-одиночкой при живом-то муже. Сакура лишь подыгрывала. Зачем им знать, что она самая счастливая женщина в данную секунду в этом мире? Зачем им знать, как Саске, когда узнал об отцовстве, реально потерялся и смутился. Заперся от недоумевающей жены на пару минут. Тогда Сакура истерично засмеялась и заплакала, не понимая такой неадекватной реакции. Не поняла она, что у мужа был очередной сдвиг по фазе на радостях. Ведь на самом деле Саске — очень тонкая натура, восприимчивая к своему, родному. Болезненная. И держит все в себе, ограждаясь холодностью, чтобы просто быть трезвым и в сознании. А потом муж выскочил из запертых дверей, что демон, с шаринганом в глазах. И она поняла. Эмоции. Их слишком много, они рвут Саске и расщепляют изнутри. Учиха всегда будет на грани — переполненный сосуд, где одна капля может сотворить истинную катастрофу. Ведь дикий Саске, ненормальный. И просто подошла, обнимая. Чуть прижалась головой к его груди, слушая бешеный стук сердца мужа. Пока там все грохотало и бушевало. А потом его руки, подрагивая, опустились на ее плечи, отстранили от себя. В его глазах больше не было этого демонического красного. Миновало. Буря улеглась. Вся деревня сетовала о Сараде, а ее матери было наплевать. Она деревне отвечала фирменными учиховскими ухмылками. Холодными, с примесью высокомерия, с гордостью. Потому что все это было какой-то ерундой, когда их с Саске ребенок был на этом свете. Доказательство их близости. Их любви. Их реальности. Они были и есть. Будут, черт бы побрал всех этих завистников с ядовитыми сожалениями. А еще у Сакуры была маленькая шкатулочка. В ней были послания от Саске. То он конфету пришлет в свитке. То какую-то безделушку. То флакон с душистым маслом. И жена хранила любовно свою сокровищницу. Да, у мужа была очень опасная и важная миссия, но чей он муж — Саске никогда не забывал. *** Да, Учиха — дикий. Он не знает, как общаться со своею дочерью. Да кто знает, как с этими детьми вообще общаться, когда у них начинается спор. Вон, Наруто видит лишь себя в ребенке, а Саске еще и Сакуру в Сараде. Узумаки тоже за голову хватается от Боруто. А какой же будет их общий внук? Учихе страшно подумать, кого родит Сарада от Боруто через пару месяцев. Лишь бы ребенок пошел в Хинату, хотя, там тоже железная сила воли и стальной характер под оболочкой домашней и красивой мягкости. Да и что всей деревни до его отношения с женой? Он хотя бы знал, что с ней делать, ну, хорошо, пусть и не всегда, а вот Наруто... Еще тот недотепа. На таких мыслях Учиха обычно усмехался, потому что все время у них соревнование с Узумаки. Позавчера до полуночи Сакура с Наруто шипели друг на друга, чей ген хуже. Даже Саске поучаствовал в размышлениях. И смотрел он на жену, которая опять напоминала о детстве, пусть в оном было и много боли, но нашлось место быть и радости. А потом дома он любил Сакуру, целовал и прижимался. Его жизнь лежала под ним и принимала абсолютно. Светилась своими зелеными глазами, мурлыкала. Та, что дала дом. Семью. Продолжение их жизни. Та, что не отказалась. Та, ради которой он хотел быть достойным мужчиной, отцом и мужем. И вот в такие моменты Учиха целовался страстно. Потому что Сакура была родной, но так мало он с ней был, как ему казалось. Ведь она-то с ним с детства, и где-то Учиха себе не простит эту неравноправность. И с возрастом ему отчаянно казалось, что уже слишком мало времени им дано — жизнь — это не вечность. И вот уже внука Саске нянчил и порой ругался с Наруто за право такое. Хотя, тоже понимал товарища — ведь тот сам детей из-за работы профукал. И опять окунался Саске в детство, где они были так молоды, наполнены болью, одиночеством и непониманием. Учиха фыркал в такие моменты, больно кусая внутри рта щеку. Сакура, мудрая и понимающая, в такие моменты подходила и обнимала мужа. И Учиха успокаивался, буря топилась. Ведь можно было себе на чуть-чуть позволить окунуться в настоящее беззаботное детство. С надоедливым Наруто, с Сарадой и Боруто, с внуком. И Сакура в такие моменты шептала ему волшебные слова: "Ведь это то, ради чего мы с тобой пожертвовали, несмотря ни на что". И он опять хмыкал, это, к сожалению, был его апогей радостных эмоций. Прижимал жену к себе, целуя в розовую макушку. Хорошо, что они были того, и привет у них был на двоих. И это стоило пронести сквозь годы, чтобы хоть изредка, но позволять себе расслабиться и улыбнуться. Искренне. Не боясь своих демонов прошлого. И назло своим завистникам.