Невидимка в толпе

Я поправляю манжеты свитера, выглядывающие из-под рукавов темно-синего полупальто. В лондонской подземке, среди похожих и таких разных, пестрых людей, их массы, я ни чем не примечателен. Я еду, как и они, чуть покачиваясь в такт движению вагонов, слушая хаотичный живой шум голосов и отлаженный мерный механический - поезда. Каждый здесь – один в себе, погруженные в свои мобильники, планшеты, газеты, соприкасаясь плечами и локтями, люди не замечают друг друга, как если каждый ехал бы в персональном вагоне. Так удобнее. В тесном, переполненном информацией мегаполисе, в котором личное пространство идет по цене акций HSBC Holdings, проще воспринимать окружающих, как детали пейзажа или обстановки, чем разделять на индивидуальности и личности. Иначе можно сойти с ума. Я выхожу на Чаринг-Кросс, закинув на спину рюкзак и стараясь не задеть ничьи ноги увесистым пакетом какой-то веселенькой расцветки. Свободной рукой набираю sms «Три минуты, жди в кафе». Никаких имен и обращений, не в нашем положении. Перед выходом на улицу я надеваю перчатки – полосатые, совершенно не подходящие к костюму. Джим подарил. А то, что подарил самый опасный человек Лондона, лучше носить, чтобы следующим знаком внимания не стал похоронный венок. Он вручил мне их после того, как заметил, что я прячу руки в карманах пальто от ветра. Как всегда в его неподражаемой манере: просто впихнул в руки сверток из магазина, сопровождая подарок уничтожающей ухмылкой и чем-то вроде «Носи, угребище! Твои пальцы еще должны поработать на меня!» Впрочем, это точно не худший его подарок. Я следую в толпе за точно таким же неприметным молодым человеком. Это цель. Не знаю уж, чем он не угодил Джиму, но план по его уничтожению разработан с такой детализацией, точно передо мной по ступенькам взбегает член Палаты Лордов, а не офисный работник, спешащий из сити в свою скромную комнатушку на бездарной окраине этого разноликого города. Джим сейчас в кафе, я знаю, что он следит за мной, не хуже, чем в свое время следили британские спецслужбы. У него хватает на это средств и методов. Нет, он не контролирует меня, просто ему нравится наблюдать. Это его слабость, но она же и сила, дарующая этому человеку непомерную власть над другими. Глупые обыденные люди не замечают, с кем рядом они садятся в автобусе, или переходят дорогу, кто пьет в баре за соседним столиком и в каких ботинках был разносчик пиццы. Джим это замечает и собирает как коллекцию редких экспонатов: сегодня разговор официантки на веранде летнего кафе, а завтра – каким тоном председатель правления одной из этих пафосных понтующихся фирм раздавал указания подчиненным и какой при этом на нем был галстук. А потом Джим делает то, что умеет он один – он находит связь между официанткой и бизнесменом, по одному ему понятным деталям. Пара звонков, анонимок по электронной почте – и если первая не в курсе, то второй готов отвалить кругленькую сумму, чтобы его роман на стороне не стал достоянием общественности, ведь у него с женой брачный контракт… Это самая примитивная мелочь, которую Джимми может провернуть, не отрываясь от игры в эти свои дурацкие компьютерные шарики. И срубить так пару миллионов фунтов. Для него это ничего не стоит. Наблюдательность – дар. На улице моросит мелкий дождь. Мы с моей жертвой синхронно надеваем капюшоны, становясь неотличимыми среди мешанины воротников и зонтов. На часах половина восьмого. Я набираю еще одну sms о том, что выхожу на позицию. Я привык отчитываться о действиях, докладывать шаги операции. Это осталось еще с армии: иногда оно бывает полезно, иногда ужасно бесит босса, но я все равно пишу ему постоянно, если руки не заняты другим. Джим капризно молчит, он иногда ведет себя как сущий ребенок: обижается на какие-то мелочи, или веселится невпопад, требует конфету или луну с неба. Я знаю, что он делает это специально. Временами Джим действительно похож на ребенка – я верю. Чаще Джим похож на психопата и безжалостного убийцу, и тут уже не до оценок, просто мне повезло знать, на чьей я стороне. Я вот на убийцу не похож совсем. Не чета тем амбалам, которые сторожат сохранность босса. Своей текущей жертвы я ниже на пол головы. Наемного убийцу, профессионального снайпера, наверняка представляют как такого раскачанного, сурового, может немного шального мужика, с короткой военной стрижкой, в форме или хотя бы с жетонами на шее в память о службе… Жетоны я выкинул сразу же, выйдя в отставку. По правде сказать, меня скорее «вышли», что уж там. А еще Джиму не нравятся «бритые затылки», как он называет военных, поэтому и прическа у меня давно неуставная. Челка, правда, порой жутко мешает. Нет, я определенно не тяну на типаж киллера. Джим говорит, что это и есть самое опасное – выглядеть так, как меньше всего от тебя ожидают. Мне легко затеряться в толпе с моей совершенно непримечательной внешностью. Я снова одергиваю манжеты свитера: белый свитер, синее пальто, джинсы. Меня выдают только ботинки на мягкой каучуковой подошве, в стилизации под армейские: люблю удобную обувь, она важна для работы. Но в подобных ходит теперь вся молодежь, ничего особенного. Я сворачиваю за угол, где на площади гнездятся, притершись боками, черные мини-куперы городского такси. Босс сказал, что парень сядет в кэб и поедет в сторону Юстона. Понятия не имею, откуда он достал подобную информацию, да мне это и не нужно знать. Информация в наше время гораздо опаснее пули, поэтому я всегда буду вторым – меня это вполне устраивает. Я роюсь в пакете, устраивая содержимое так, как мне нужно. Ружья, которые стреляют, как револьвер? Прошлый век! Я где-то читал об этом. Вот автоматический пистолет, который стреляет, как винтовка, оставляя характерный для баллистической экспертизы след, имитируя силу и дальность выстрела из снайперки... Волшебное оружие: можно быть в нескольких шагах от жертвы, а все будут искать следы убийцы по окрестным крышам. Но, чтобы пользоваться таким, нужно быть… мной, вообще-то. Эта детка разрабатывалась под мою руку. Парень идет к одному из автомобилей. Он немного нетрезв, судя по походке, и это мне на руку. Вокруг толпа, люди спешат на вокзал. Я просовываю дуло пистолета сквозь заранее проделанное в пакете отверстие, замаскированное снаружи нелепым узором: огнестрельные следы на личных вещах нам ни к чему. Выжидаю момент, примеряясь к движениям своей жертвы, подстраиваясь под его шаг. Глушитель на таком оружии не уместен, он смажет весь эффект. Выстрел разрывает будничную монотонность. Я мог бы сегодня попасться и оказаться в полицейском участке на допросе, но этого не будет. Джим просчитал все до мелочей. Когда я, в точности с инструкциями, откидываю предохранитель и плавно жму на курок, что-то грохочет в самом вокзале, а из-за угла старинного здания, размазывая синее мигание в дождливом мареве, вылетает машина «скорой», с характерным режущим слух сигналом. Выстрел и звук сирены окатывают площадь какофонией, но внимание гораздо лучше оттягивает на себя продолжительность и яркость против моего скромного «ба-бах». Я усмехаюсь внутренне, исправно играя одного из толпы: толику внимания на умчавшуюся по своим делам «скорую», мгновенно переключиться на личные дела, едва раздражающий фактор исчезает из поля зрения. Спокойно двигаться вместе со всеми в потоке, под пристальным вниманием камер наблюдения, хранящих покой славного города и страны Ее Величества. Славься, Британия! Конечно, я не оглядываюсь на свою жертву: я знаю, что попал, что парень, едва открыв дверцу кэба, повалился внутрь, как подкошенный, и таксист еще некоторое время будет разбираться, почему клиент ведет себя столь неадекватно. Когда он поймет – меня уже не будет и близко. За перекрестком рядом со мной тормозит старенький «Opel», я, открыв дверцу, обмениваюсь с водителем парой дежурных реплик, приветливо киваю, передаю ему пакет – это все так же игра на публику, которой до нас нет никакого дела. За рулем мастодонта германского автопрома один из моих помощников и, одновременно, подручных Джима, который отвезет игрушку в надежное место. Перчатки, кстати, тоже: они больше ни к чему. Потожировые следы с внутренней их стороны и частички пороха с внешней требуется незамедлительно уничтожить. Хорошо, что Джим не дарит мне автомобилей – от них избавляться куда сложнее. Я так и иду в капюшоне, укрывшись за дождем от суеты вокруг. На автобусе преодолеваю пару кварталов по пробкам, вновь спускаюсь в подземку: там все камеры на виду, можно найти место, где они не засекут того, что я собираюсь сделать. Из рюкзака я вытаскиваю мягкий синий шарф, достаточно яркая деталь для моего непримечательного образа. Вы видели сегодня мужчину среднего роста, среднего телосложения, в темном пальто? Я думаю, если у вас осень и такая же мерзкая погода, как в Великобритании, видели. Даже, если вы при этом живете в Квебеке. Видели ли вы сегодня мужчину с теми же параметрами в ярко-синем шарфе? Конечно, такая деталь сразу же меняет все. Девушка в желтых колготках. Старик с бородой до колен. Леди в салатовом парике. Думаете, кто-то запомнит их улыбку или цвет глаз? Сомневаюсь. А вот колготки запомнят многие. Так что шарф – это мое алиби. Видел ли кто полковника Морана около восьми вечера в районе Стрэнда? В синем шарфе? Нет, что вы, он был совсем в другом месте. В это самое другое место я поднимаюсь спустя десяток минут, сменивших одна другую в несмолкающем гаме часа пик. Джим сидит в кофейне за столиком у дальней стены. Перед ним ноутбук и две пустые чашки из-под латте. Я молча снимаю пальто, подтягиваю себе второй стул, располагаюсь с удобством. Улыбчивую официантку прошу принести мне чай с пряностями: хорошо согревает в такие вечера. Джим улыбается уголками глаз, показывая, что заметил мое появление. Он печатает что-то, стук клавиш сливается с ритмом звучащей в зале музыки – какая-то новая R-n-B группа, их в последнее время что листьев в парке. Он смотрит на меня поверх экрана всего мгновение, но я ловлю взгляд, киваю. Здесь между нами только работа и ничего более. Мне приносят мой чай, от которого пахнет имбирем и гвоздикой так, что сразу хочется какой-то рождественской выпечки. Джим принюхивается, морщится, качает головой и снова ныряет в сетевые дебри, вырвать из которых его может только что-то по настоящему важное. - Перчатки куда дел?- он ухитряется заметить, как я грею пальцы о чашку, обняв ее ладонями. - Потерял, босс, - это сказано ровно с той толикой юмора, которая не звучит как издевательство. - Полезный навык, - Джим резко захлопывает крышку ноутбука и потягивается. – Знаю, что дарить тебе на Рождество. - До Рождества еще два месяца, босс, - я отпиваю терпкий чай, обволакивающий ощущением тепла и спокойствия. – Но в магазине охотничьего оружия с ноября будет распродажа. Он ухмыляется довольно, будто бы это я пообещал ему что-то вожделенное. **** Научиться вежливо улыбаться вопреки. Что бы мне ни говорили, как бы я ни злился и ни кипел внутри, я вежливо улыбался окружающим, и возражал, что все хорошо. Мне сочувствовали, засыпали провокационными вопросами, обвиняли во лжи и искренне предлагали помощь. Улыбаться. Кивать. Перед глазами долгое время было мертвенно бледное лицо, с потеками крови, изломанная неподвижная фигура. Мне что-то говорили, я вглядывался в его замершие глаза, улыбался и отвечал, что все хорошо. Это вранье, но у меня не возникало никакого желания подпитывать чужое любопытство личной трагедией. Я и раньше терял друзей. У популярности существует много сторон. Одна из них состоит в том, что из ниоткуда появляются возможности, о которых раньше можно было и не мечтать. Мне предложили работу в престижной клинике. Не то, чтобы это было чудом: я искал место, и на меня натолкнулся один из бывших клиентов Шерлока, который наверняка знал, что вся шумиха о лже-детективе лишь фикция. Ведь его проблему Шерлок решил, а значит, все по-настоящему. Я пытался избавиться от одиночества, кидая заметки в блог, и обеспечил нам с Шерлоком популярность. Скажем так, я был причастен к ее закономерному образованию вокруг его имени. Пришло время и слава обернулась не только вниманием назойливых трупоедов-журналистов, но и каким-то дельным предложением. По душе ли мне это? Хм. Я завел новый блог на другом ресурсе. Просто чтобы не забывать, как это, описывать то, чем живешь. Я начал путешествовать по миру, когда удавалось брать недельку отпуска. В блоге теперь фотографии Праги, Барселоны, Риги, Парижа. Я плохой фотограф, у меня на снимках нет композиции, неправильное освещение и завален горизонт, но я снимаю не для того, чтобы… Я все еще надеюсь. Что однажды в кадр попадет кто-то, кого я узнаю. Знаете, как это – быть невидимым в толпе? Мим на площади – он делает какие-то жесты, чтобы привлечь внимание, это его задача: притягивать взгляды, развлекать случайных прохожих. Образ мима на одной из центральных улочек французской столицы так естественен, что никто не задается вопросом: что за человек прячется под густыми белилами на лице? Или вот кадр, кажется, я снимал это в Брюсселе: в переулке много людей, кто-то спешит на работу, кто-то глазеет на витрины. В летнем кафе, на солнце, целуется молодая парочка. Я снимал не их, но они случайно попали в кадр. И еще уборщик: он подметает осыпавшиеся с отцветших кустов лепестки, которые разлетелись по голубой плитке между столиков. Думаете, кто-то в этом мире обращает внимание на уборщиков, если они не задевают ваши туфли своей метлой? Я обращаю. Я вглядываюсь в окошки городского такси, пытаюсь зафиксировать в памяти лицо машиниста подъезжающего поезда, разглядываю разносчика пиццы, спешащего на своем кургузом скутере среди потока машин по адресу доставки: быстрее, пока не остыло! Я жду… я не знаю чего. Моя наблюдательность не стала лучше, со времен, когда Шерлок высмеивал каждую скудную попытку постигнуть его метод дедукции: по мне так живую магию, которую он творил своим нечеловеческим интеллектом. Мне всегда казалось, что он ждет от меня прозрения или озарения, что вот однажды я все-таки пойму. Но я оказался бездарным учеником, хотя Шерлок никогда не оставлял попыток объяснить мне тайну этого искусства. Ему нравилось объяснять и рассказывать, на самом деле. Рассказывать мне. Все эти люди, каждый на своем месте, в повседневности, части пейзажа, к которому мы привыкли и перестали его замечать, спеша по своим делам. Каждый из них мог бы оказаться… Если бы он был жив, то каждый такой человек мог бы смотреть на меня со снисхождением и смехом. На мои жалкие попытки вычислить его в мешанине улиц, потоке машин и мозаике городов. Если бы мы встретились взглядом, я увидел бы затаенную гордость: не оттого, что нашел, а оттого, что вообще ищу. Пока не повезло. А вот еще фотография, семнадцатое июня, через год после того как… Через год. Я в Берлине, брожу по улицам, щелкаю затвором дешевой цифровой камеры. Друг за другом на веренице кадров старинные дома, улочки, фонари. На одном снимке человек, которого я заметил только потому, что он заметил меня: отвернулся и мгновенно затерялся в толпе. Я тогда дрожащими пальцами включил воспроизведение, чтобы рассмотреть – нет, не тот. Но позже, когда разбирал архив и переименовывал файлы с «DN_00-что-то-там» на нормальные названия, раскладывал фотографии по папкам, нашел его и на других фотографиях. В Цюрихе, в Амстердаме, в Мадриде… Я пытался разглядеть в чужих чертах что-то знакомое, но это был явно не тот, кого я так долго высматривал. Этот человек следил за мной. Может, он был одним из подручных вездесущего братца Шерлока, а может кем-то из шайки того, из-за игр которого я все еще вижу перед глазами бледное замершее лицо своего друга. Мой интерес к человеку на снимках сразу пропал, как только я понял, что он – не тот. Какая разница? Я даже не надеялся, что это может быть знаком или подсказкой. Я видел тело на тротуаре у больницы. Но я продолжал надеяться на что-то. Ладно, это я все сотру. Лучше покажу вам Венецию. Мне довелось поплавать на гондоле. *** Серый - цвет гурманов. Его нужно уметь применять так, чтобы он не выглядел бесцветием, промежутком черно-белой гаммы. Подавать с изысканностью, как подают блюда cuisine haute. У серого около пятиста оттенков, различимых для человеческого глаза, и отвратительная сочетаемость их между собой. На сером мраморном полу кабинета лежат, вытянувшись от окна, безобразно яркие солнечные пятна. Смеющиеся над всей простотой и грацией аляпистые, золотые – и я задергиваю гардину. У моего брата есть отвратительная черта: если он спрашивает, он обязательно ждет ответа. - Почему вы не можете найти Морана? Он припечатывает меня этими словами, как пощечиной, выдает их наотмашь, так, словно я держу этого самого Морана в шкафу между книг, и веселья ради не предоставляю его вниманию полиции. Я пожимаю плечами и лезу в карман за часами на цепочке: моя дурная привычка, поминутно проверять время. Шерлок собирает гардину в тяжелые складки, оттягивает к стене, щурится от вернувшегося в комнату света, но не отводит взгляда. Упрямый. Ему нужен ответ. Мне не охота объяснять очевидное, это вызывает мигрень. - Он профессионал. Он запутывает след так, что нам пока не удается на него выйти, - я цежу фразу размерено и с толикой иронии: ты же сам знаешь, зачем тебе слова. Брат картинно вздыхает. - Вся королевская конница, вся королевская рать… - он крутит рукой в воздухе, словно пытается поймать среди кружащихся в солнечном свете пылинок недостающие слова стишка. – Тогда я сам это сделаю. Пустить Шерлока к святая святых – порталу уличных камер наблюдения, это все равно, что открыть ящик Пандоры. Я предполагаю, что мой брат, едва взглянув на обычных, идущих по улице людей, начнет выдавать обвинения и диагнозы, как сошедший с ума принтер, печатающий страницу за страницей, пока не закончится бумага. Вопреки моим ожиданиям он молчит. Просматривает архивы, тратит на это несколько бесплотных часов. Задумчиво трет подбородок. Я не мешаю, не помогаю. Мне хочется, чтобы он сам удостоверился. Мой брат изучает мониторы с деланным спокойствием, но я догадываюсь, что он нервничает. - Убедился? – мне нет нужды более иронизировать, я задаю вопрос, чтобы понять для себя, отказался ли он от преследования. Шерлок мотает головой и улыбается довольно. - Только в том, что ты идиот, братец. **** Мимикрия, подражание, маскирование, (фр. mimétisme) — выражение, введённое в зоологию для обозначения некоторых особенных случаев чрезвычайного внешнего сходства между различными видами животных, принадлежащих к различным родам и даже семействам и отрядам; обыкновенно, однако, этим же именем обозначают все резко выраженные случаи подражательной окраски и сходства животных с неодушевлёнными предметами. Самое широко распространённое и давно известное явление представляет общее соответствие, гармония в окраске животного с местом его обитания. Животные, вне обычных условий жизни кажущиеся ярко окрашенными и пёстрыми, на самом деле могут вполне гармонировать и сливаться с окраской среды. Так, яркая, тёмная и жёлтая, поперечная полосатость шкуры тигра легко скрывает его от взоров в зарослях камышей и бамбуков, где он живёт, сливаясь с игрой света и тени вертикальных стеблей и повисших листьев. Мой дорогой Джон высказал бы предвзятое мнение, что я занудствую. Отнюдь. В данном рассуждении я лишь обозначил теоретическую составляющую моей подготовки к встрече с противником. Что навело меня на подобную аналогию? Вероятно камуфляжная форма. Все принципиальные схемы армейских камуфляжных рисунков разрабатывались под конкретную местность, на которой находятся военнослужащие, с учётом нормативных требований, предъявляемых к маскировке на открытой местности. За основу берётся человеческое зрение в светлое время суток, являющееся точкой отсчёта при составлении цветовой насыщенности рисунка, его геометрического построения, контрастности между граничащими фрагментами. Мой противник превосходно ознакомлен с данным искусством, благодаря нескольким годам, проведенным в горячих точках, где он служил снайпером. Определенно, это может быть интересно. Однако форма хаки или иных вариаций цветовых сочетаний применима лишь на безлюдной местности, соответствующей выбранной цветосхеме. В городе искусство мимикрии в первую очередь связано с перенятием повадок окружающих компонентов общества, с которыми ежедневно приходится вступать в контакт, если возникает необходимость менять дислокацию. Мой противник прекрасно справляется с этой задачей, выдавая себя за обыкновенного человека, ведущего крайне скучную и заурядную жизнь. Джон счел бы мой следующий ход слишком рискованным и использовал бы излишне высокочастотные колебания воздуха, именуемые криком, чтобы выразить высшую степень протеста. Так что, возможно, хорошо, что Джона нет рядом, когда я приступаю к охоте на своего невидимку. Мы сталкиваемся посреди людной улицы около четверти второго, когда многие офисные работники сити спешат на обед, создавая хаотичное движение разнонаправленных потоков. Моя цель передвигается по тротуару, на рукаве его летней куртки крошки от кекса из дешевой кофейни: ел не он, а тот, кто сидел за столиком до него, а кофейня невысокого класса, потому что столики протирают не за каждым посетителем. Это свидетельствует о некоторых финансовых трудностях у полковника, поскольку раньше он выбирал забегаловки получше. Если бы Джон был рядом, то я произнес все это вслух, что еще раз подтверждает мою версию о том, что его отсутствие идет на пользу делу. Мы соприкасаемся плечами, когда переходим одновременно узкий проулок. Я называю полковнику точный адрес и время, где буду ждать, и он кивает в ответ. **** В дешевом кафетерии я с усилием нажимаю на сенсорный экран планшета: все эти новомодные гаджеты плохо слушаются меня. Я думаю, что наверное выгляжу сейчас со стороны очень глупо: сосредоточившись и нахмурившись, я держу игрушку на вытянутой руке над столом и пытаюсь заставить ее выполнять мои команды, тыкая указательным пальцем в цветастое табло. Когда доходит до обращения с техникой, я жалок. Мой кофе остыл, а сквозь заклеенные рекламой сладостей стекла начал пробиваться солнечный свет, это означает что мне пора. Я признаю свое поражение перед планшетом разочарованным вздохом. Стоит мне упаковать гаджет в сумку и обернуться, как я вижу... Не того, кого искал - но того, кто, как мне показалось, может знать, где искать. Мужчину с моих европейских фотографий. Не замечая меня, он расплачивается за кофе на вынос, неспешно отсчитывая монеты и ссыпая остатки мелочи в карман куртки. Он выходит - и я бросаюсь вслед, швырнув скомканную банкноту на прилавок: надеюсь я в спешке не оставил им половину зарплаты... Я следую за объектом своего спонтанного наблюдения по переулкам и площадям, стараюсь не выпустить его из поля зрения, фиксирую его фигуру взглядом так, что едва замечаю других людей, спешащих куда-то по своим делам, и от этого не замечающих меня: они толкают, наступают на ноги, может кому-то наступаю я и поминутно извиняюсь... Скорее всего, я выгляжу еще глупее, чем в схватке с планшетом, но что-то мне подсказывает, что этого человека нельзя упустить. К моему удивлению, спустя полчаса, мы оказываемся в квартале от нашей бывшей... от Бейкер-Стрит 221. В этом районе идет какая-то стройка: видимо один из домов готовят к сносу. Преследуемый ныряет за ограждение, и я в панике бегу следом, рискуя быть раскрытым, хотя он мог заметить меня на улице давным давно. Во дворе обшитого строительной сеткой здания, никого, и я не способен найти следы, хоть какие-то указания, куда подевался этот человек. Я бросаюсь сначала налево, потом, сообразив, что в доме должен быть черный вход для строителей, бегу направо, обшаривая взглядом обшарпанный фасад под лесами. Стоит мне только переступить границу между ярким солнечным днем и полумраком пустого дома, как я слышу повелительный окрик, заставляющий меня действовать быстрее, чем я успеваю осознать происходящее: - Джон, давай! **** Некоторая эксцентричность брата всегда доставляла массу хлопот при взаимодействии с ним. Вместо того, чтобы организовать lieu de rencontre* в пределах досягаемости систем видеонаблюдения, он выбирает аудиосвязь, и мне приходится провести полдня в наушниках, чтобы отслеживать действия Шерлока. Это крайне неудобно, мои ушные раковины горят от столь долгого контакта с грубым пластиком, и я думаю, что Шерлок торжествует. В гарнитуре мне хорошо слышно, как начинается их с полковником разговор - без приветствий и реверансов, как равного с равным. Шерлок говорит жестко, чеканя факты, как пули, и это его главное оружие противостояния. - Вы обвиняетесь в убийстве Рональда Адэра, двадцатичетырехлетнего программиста из Сити, - выстрел прицельный, но малого калибра: такие обвинения полковнику слышать не впервой. - Нет доказательств. В наушниках я слышу характерный щелчок затвора. Прикрыв глаза я воссоздаю картину происходящего: пыльный холл с обветшавшей отделкой, строительный мусор под ногами, едва проникающий через разрушенные перекрытия дневной свет, и две фигуры друг напротив друга. Один из них, темный в темноте, спокоен и сосредоточен, второй, по летнему светлый, в кремовой ветровке и голубых джинсах, на единственном хорошо освещенном участке у черного хода, целится из своего дьявольского оружия в голову моего брата. Игра тени и света. Недостаток данных приходится компенсировать силой воображения, а оно иногда меня подводит излишней детализацией. Я открываю глаза, чтобы не фокусироваться на несущественном, и вслушиваюсь в разговор. - Вы удивитесь, - в голосе Шерлока звучит насмешка. - Взрыв на Чарринг-Кросс в день убийства отвлек внимание полиции города, и тело нашли совсем в другом районе, но человеку, который наблюдает за вашими действиями давно, очевидна взаимосвязь этих событий. Ваш талант быть невидимым на публике. Ваша ошибка, мистер Моран, в том, что вас нет там, где вы должны быть по всем составляющим. Именно поэтому вас и удалось вычислить, просканировав архивы видеонаблюдений. Ваше искусство камуфляжа не может в полной мере скрыть ваше пребывания в тех или иных местах. Именно Рональд Адэр, состоявший на службе у вашего ныне покойного босса, был ответственным за внедрение в систему городского видеонаблюдения и дистанционное удаление фрагментов видеозаписей. Их требуется просмотреть сотни: секунда за секундой, кадр за кадром, чтобы уловить закономерность. Ваш босс считал, что это не под силу никому, ведь человеческая наблюдательность так ограничена. Но у меня было много времени. Я ухмыляюсь: Шерлок не перестает рисоваться. Его заслугу в том, что он указал, где искать, никто не оспаривает. Но не стоит забывать о труде десятка агентов, дни напролет шерстивших архивы. - Рональда Адэра вычислили раньше, за ним велось наблюдение в виртуальном пространстве. И он решил сдать вас, мистер Моран, чтобы купить себе безопасность. Мотив очевиден, а орудие преступления вы сейчас держите в руках: уникальное явление в баллистике, пистолет, а точнее короткоствольное ружье, имитирующее выстрел с дальнего расстояния, пулями из снайперской винтовки. Пока полиция обшаривает крыши зданий, убийца садится в кэб и уезжает от еще неостывшего тела. Когда этот примечательный образец попадет в руки разведки, вскроются многие интересные подробности громких убийств, я думаю. Оно ведь именное? Я слышу только оглушающую тишину, там, где должен был бы звучать голос соперника Шерлока. И не понимаю: неужели Шерлок проиграл, и сейчас его разглагольствования прервутся лаконичным выстрелом? Просто и коротко, как раз в духе этого немногословного военного. - Кроме того, вы забываете, мистер Моран, что помимо заинтересованных наблюдателей, от которых вы научились искусно скрываться, всегда найдется парочка случайных лиц, которые могут стать невольными свидетелями вашего местонахождения. Вы бы удивились, сколько ваших фото выложено в интернет обычными пользователями Фэйсбука и Инстаграмма. Если провести сортировку по датам, и учесть погрешность, то засечь вас не составляет... - Довольно. Голос у отставного полковника совершенно бесцветный, и я с ужасом понимаю, что он все просчитал. - Вы кое-что не учли, Холмс. Все это не имеет значения. На другом конце беспроводной связи, позволяющей мне незримо присутствовать на месте событий, я сжимаю цепочку часов, ругая себя за промедление, и отдаю приказ группе быстрого реагирования. Замираю в ожидании звука выстрела: осязаемого, стального, но его не следует вопреки всякой логике. Шерлок у меня в наушниках смеется, ровно как тогда на крыше: - Это вы кое-чего не учли, мистер Моран! **** Драма состояла в том, что я учел все. Не заметить этого неуклюжего, хромающего, пробирающегося сквозь людской поток, словно пьяный лось через бурелом, неумеху было затруднительно. Не люблю, когда меня преследуют, но в данной партии это было необходимым допущением. Я чувствую толчок между лопаток, и послушно качусь по грязному полу, сцепившись с другом Холмса, и вымещая на нем всю накопившуюся агрессию. Приглушенно позвякивая, в пыль падают монетки и катятся прочь. Пусть думают, что я сопротивляюсь. Я не успеваю разрядить патрон, и теперь мой противник держит меня под прицелом моего же оружия и командует своему верному псу отойти. Судя по топоту на верхних закрытых этажах постройки, на подходе группа спецназа. Что ж, в итоге меня повяжут практически коллеги. Наградой за терпение недоумевающее выражение на лице долговязого выскочки. Он сдает мой пистолет прибывшим силовикам и подходит разве что не вплотную, напрочь игнорируя присутствие того, кто по легенде спас ему только что жизнь, и кто ждал его эти долгие месяцы. Сантименты. Мне теперь тоже остается только ждать. Старик уходит - мальчик остается*. - Блестяще, Моран, - Холмс пытается прожечь меня своим прозрачным, как у рыбы, взглядом. - Все это время вы оттягивали на себя внимание. Адэр подчищал следы не только за вами, не так ли? И был убит, не потому, что хотел разоблачить в чем-то вас. Я все это время искал не того... Я только усмехаюсь, когда мне выкручивают руки за спину и защелкивают стальные браслеты. Вся эта мишура ни к чему, я никуда не сбегу. Пока. На другом конце города в этот момент Джим допивает свой латте и заказывает по интернету кронштейн для ружья на мой новенький снегоход. Я не стал бы все это проделывать, если бы не был уверен, что он это делает.