Водяной, или Летопись Завидова Болота

Месяц Июнь, День 1       Решил, что пора начинать писать летопись: событий много, а в голове моей они не удерживаются, ибо воды в ней куда больше мозгов. Я ж Водяной, из царской семьи Посейдона, мне вся пресная вода подвластна. Я не абы кто, а могущественное существо: красивое, но жутко одинокое. А с кем прикажете шашни заводить? С русалками? Они ж стервы, одна другой хлеще, и любительницы со всеми подряд хороводы водить. Наставят рога, моргнуть не успею. Оно мне надо? Или с утопленницами баловаться? А вы их хоть раз на второй день пребывания в воде видели? Нет? Вот и не говорите глупости. Я Водяной, а не некромант! Или некрофил? Черт их разберет.       Да и неважно это, а важно другое: вчера ночью ко мне в гости княжич Елисей пожаловал. Привез на коне два здоровых мешка и принялся меня уговаривать, мол, друг, помоги, спаси и все такое. А мне скучно! Ну, я и согласился, тем более девы, что в мешках были, оказались на редкость хороши собой. Кто ж от такого подарка откажется?! Мужик я или где? Ну и что, что у меня хвост, а не ноги. Самое главное есть, пусть и скрыто под чешуей. В нужный момент достану и покажу во всей красе. И не только покажу, а еще и применю по назначению! — Ариэль, подержи царевен у себя пару месяцев, пока все не успокоится, лады? — попросил Елисей. — Царь умер, в столице смута зреет. Боюсь я за них. — Что мне за это будет? — спросил я.       Кому понадобилось царских дочерей изводить, то меня не касается, а вот должок на Елисея повесить не помешает. Княжич — парень непростой, хоть и добрый, без особых на то причин просить за других не будет, а мне от этого сплошная прибыль и никакого убытку. Аж душа радуется. — Помоги мне, а я помогу тебе, — предложил Елисей, и я не стал кочевряжиться: пожал протянутую руку и пополз к царевнам. — Что хочешь с ними делай, только живыми верни, когда время придет. — Слово даю, — кивнул я.       Склонился над девицами, поцеловал в губы и превратил их в лягушек. А как по-другому? Или утопленницы, или лягушки — варианта всего два. Я ж Водяной, у меня волшебства, воды не касающегося, фиг да маленько. — Спасибо, друг, — шагнул ко мне Елисей.       Обнял крепко, поцеловал в лоб, провел рукой по спине, вскочил на коня и был таков, а мне почему-то жарко стало, словно полдня на солнце провалялся, и сердце в груди вдруг забухало так, что звоном в ушах отдалось. С чего бы это? Месяц Июнь, День 3       Царевны на меня дуются. В прямом смысле: сидят на листьях кувшинки и щеки раздувают в немом негодовании. Даже не квакают! А я что? Я ничего. Мух им подкидываю, комаров там всяких и прочую шушеру. Не едят, что странно. Они ж лягушки! Чего им еще надо? Так ведь и сдохнуть недолго, а я Елисею обещал их живыми вернуть. Может, они мошек не любят? Так я им червяков накидал, от всей души! А царевны возьми и в обморок грохнись. Обе! Я сначала перепугался, думал, все, сдохли мои лягушки. Чуть сам кони не двинул от переживаний! Но они очнулись, не успел я на помощь позвать, и поспешили от червяков с опарышами подальше перебраться. Глупые, ни черта в еде не понимают. Это ж деликатес! — Дамы, я бы на вашем месте ел все, что дают, — с новыми силами принялся увещевать упрямых лягушек я. — Вам умирать никак нельзя, я ж Елисею обещал вас живыми вернуть! — Елисею, говоришь, обещал? Живыми? Так это его рук дело?! — не выдержала та из царевен, что в человеческом обличье блондинкой была, а в лягушачьем зелеными пятнами покрылась. — И когда он за нами придет? — Сказал, месяца через два, — честно ответил я, о чем немедленно пожалел, потому как чуть не утонул в том потоке ругательств, что вылили на мою бедную голову царевны.       И зачем я с ними вообще разговаривать начал? Может, они не царевны, а портовые девки? Я ляпнул это вслух, за что был бит по лицу кувшинками, и еле унес от разъяренных лягушек хвост. Месяц Июнь, День 10       Ну что за день опять, а?! Помирился с царевнами, зато поссорился с Кикиморой. Женщины! На них не угодишь: что одной хорошо, то другой плохо. Царевнам поклялся тайну их появления на болоте хранить (да кому она нужна, их тайна!), но когда клялся, Кикимора в гости приплыла и все услышала. — Да как ты посмел на такое сильное колдовство без моего ведома соглашаться, малек безголовый! Кто их теперь расколдовывать будет?! — Я, конечно, — пожал плечами я, искренне не понимая, чего она так кричит. — Или еще кто-нибудь. Что я, не найду того, кто за меня всю работу сделает? — У тебя в голове тина болотная, да мухи дохлые! — взорвалась громом и молниями старушка. — Мальчишка безответственный! — У меня в голове вода горная, чистая и прозрачная! — возмутился я. — Я мужчина в полном рассвете сил, а не мальчишка! Нечего на меня напраслину наговаривать. — Тебя царь русский за такое издевательство над дочерями на кол посадит. — Царь помер. — Значит, Елисей посадит! — заклинило Кикимору. Ну что за женщина? Пока за собой последнее слово не оставит, не успокоится. — Про то, в каком виде я царевен возвращать буду, речи не было. Главное, чтобы живыми, а девицами или лягушками, то не моя забота. — Ну и разбирайся с этим бардаком сам, раз такой умный, — обиделась Кикимора.       Цыкнула на лягушек, пообещала мне неприятности и, походя, сгноила мои любимые кувшинки. Стерва! Чем ей цветы-то не угодили? Вот почему у всех тетушки как тетушки, а у меня карга, похлеще Яги? Бедный, несчастный я. Месяц Июнь, День 15       Позвал на свидание Ягу-младшую. Любви и ласки хочется — страшное дело! Я к царевнам подкатывать не рискнул, уж больно они вредные и колючие, а вот русал, что на днях от Посейдона приплывал, рискнул, за что и поплатился. Три дня вился вокруг них, как муха над трупом, себя во всей красе показывал, на руках таскал поочередно и обещал все сокровища океана. Царевны не сказать, чтобы русалу верили, но внимали благосклонно. До тех пор, пока он руки и губы распускать не начал. Ох, что они ему устроили! Вспоминать страшно. Русал от них еле хвост унес, а я сделал выводы и с ухаживаниями решил повременить. Месяц Июнь, День 16       Яга-младшая на свидание согласилась, пришла на берег моего любимого болота вечером при полном параде и с ходу начала меня соблазнять. Я страстью воспылал, волосы пригладил, чешуей на хвосте сверкнул и ринулся на приступ, но не тут-то было: лягушки противные по соседству на листе лилии пристроились и принялись мне свидание портить. Я старался на них внимания не обращать, но это было крайне сложно, тем паче что Яга-младшая перестала меня гладить и начала о Сером Волке рассказывать. Мне это было совершенно неинтересно, но сбить ее с мысли я не смог, а потому навострил уши и стал слушать лягушек, периодически протягивая руки к Яге-младшей, получая по ним ладошкой и убирая обратно. Странное у нас свидание получается, ну да ладно, может, выговорится и снова про меня вспомнит? — Забава, если это Яга, то почему у нее не костяная нога? — Мелкая она еще, мало кому дорогу переходила, потому руки-ноги целые. — А разве две Яги сразу бывают? — Разве ж это Яга? Ошибка природы! Ты глянь на нее повнимательнее: бородавок на лице нет, нос не крючком, спина ровная, грудь шикарная… — Грудь — это да. Мне бы такую.       Я закашлялся, представив зеленую лягушку с грудью размером с дыню. Яга на меня внимания не обратила, а вот царевны очень даже. Окатили взглядом с головы до хвоста, и переключились на меня. Я аж вспотел от неловкости, но виду не подал: приобнял Ягу за тонкую талию и угукнул на ее риторический вопрос, не слушая. — Что-то Водяной закашлялся, не иначе слюной подавился, — ехидно сказала коричневая лягушка. — Так ему и надо, охальнику. — Забава, ну что ты, в самом деле. Он мужчина видный, одинокий. Жениться ему пора. — Любава, ты что несешь? Он же ж дите! Росту в нем от горшка два вершка, наивности по уши и доверчивости по маковку. — Это для тебя Водяной ростом маленький, а для меня в самый раз, — полила бальзамом раны на моей гордости Любава. — А еще он красивый. — Для мужика красота — это не главное. — А что главное? — Сила! А у него ее и нету вовсе. Я его в человеческом обличии в рогульку одной левой заверну.       Я хотел было возмутиться, но вспомнил Забаву, лежащую возле мешка, и передумал. Она ж настоящая русская баба: коню на скаку ноги переломает и избу спалит так быстро, что ахнуть не успеешь. Любава со мной согласилась: — Забава, ты окромя трех богатырей любого мужика в рогульку завернешь! Всех батюшкиных стрельцов запугала и женихов приличных разогнала. Мечом машешь, как ветряная мельница, разговорами заумными скуку наводишь и шрамами хвастаешься. Лучше б грудь отрастила да попу отъела. Глядишь, кто-нибудь бы и позарился. — Я женихов не разгоняла! — раздула щеки в негодовании Забава. — Еще как разгоняла! Дон Киот Ланчестерский чем тебе не жених был? Благородный рыцарь в седьмом поколении… — Нищий и сумасшедший, ага. Я ему за дела торговые, а он мне за войну с ветряными мельницами. Спать они, видите ли, скрипом мешают. Да это мозги у него скрипят, заржавели совсем. — Хан Батый чем тебе не угодил? — Да наш погреб чище, чем его борода, и жен у него сотня. Негоже русской царевне сто первой женой быть! — Ал Аддин. — Аферист и сластолюбец! — Граф Барабас? — Ты его игрушки видела? Он охальник и извращенец. В его дорожном сундуке одних только кандалов три вида и плеток разных штук десять, а про маски и веревки всякие даже говорить не хочу. — Тьфу, срамота, — скривилась зеленая лягушка. — Ладно, черт с ним, с Барабасом. Князь Соловьев? — Разбойник. — Принц Чарминг? — Он сам себя любит, ему жена не нужна. — Купец Морозов? — Деду сто лет в обед, окстись, сестренка! Помрет в первую брачную ночь, а мне отвечай? У него внучка знаешь какая стерва? Снежная Королева рядом с ней девчонка! — Елисей?       Я навострил уши, а Забава с ответом затянула. Странно, чего это она? До этого на все вопросы вмиг ответы находила. — Так что с Елисеем? — Не меня он любит, — отвернулась от сестры Забава. — Я с этим ничего поделать не смогу. — А кого он любит? — не удержался я.       Увлекшиеся лягушки уставились на меня в оба глаза. Что? Интересно же! Друг мне Елисей или не друг? Я за него беспокоюсь. Что-то жаркое в груди заворочалось, но я на это внимания не обратил. Друг он мне, и точка. Зря, что ли, я ему помогаю? Забава посмотрела на меня, как на умалишенного, сказала зло: — Идиота слепого он любит.       И нырнула в болото. — Ах, вон оно что, — в наступившей тишине протянула Яга-младшая нехорошим голосом.       Я смутился. Совсем про нее забыл! Неловко-то как получилось. — Я-то думаю, чего это ты, Водяной, с Елисеем который год дружбу водишь, а ты вон чего! Говорила мне мама: «Не верь красивым мужикам», а я, глупая, поверила! — Да я вроде и не обещал ничего, — растерялся я. — Подлец! Поглумился над невинной женщиной, а теперь в кусты?! — вскочила на ноги Яга-младшая. Отвесила мне пощечину. — Знать тебя больше не желаю!       Я свалился в воду, а она села на метлу и сгинула в лесу без следа. Сумасшедшая! Вот и зови после этого женщин на свидание. Целый час про Серого Волка рассказывала, а потом меня же и виноватым сделала. Я ж ей и пары слов не сказал! — Почему я подлец? — Ты не подлец, Ариэль. Не обращай внимания, она это от зависти, — забралась мне на плечо зеленая лягушка. — Не в ней твое счастье. — На фига мне счастье? — тоскливо сказал я, потирая горящую щеку. Рука у Яги-младшей на редкость тяжелой оказалась. — Мне бы потрахаться! Может, ты согласишься? Я любовник хоть куда, честное Водяное! — Тьфу на тебя, охальник, — обиделась Любава.       Дернула за ухо и прыгнула в воду, оставляя меня на берегу в полном одиночестве. Я вспомнил песню, что так любил мой отец, и погрузился в омут полнейшей депрессии. Я водяной, я водяной Поговорил бы кто со мной, А то мои подружки: Пиявки да лягушки. Фу, какая гадость! Эх, жизнь моя жестянка. Месяц Июнь, День 28       Вчера приходил гость. Очень странный гость, надо сказать. Притащил с собой колчан стрел и принялся расстреливать жаб и лягушек на моем болоте. Я людям редко показываюсь, но такого очевидного оскорбления не стерпел: выбрался на кочку и строгим голосом посоветовал прекратить баловство и проваливать отсюда подобру-поздорову. Гость расширил глаза на пол-лица и выстрелил в меня. С перепугу, наверное. Я едва успел увернуться, а когда из болота вынырнул, его и след простыл. — И что это было? — спросил я вездесущих царевен. — Может, охотник-любитель? — предположила Любава. — Лягушек для своей коллекции хотел собрать? — Протыкая их стрелами? — усомнился я. — А как бы он их потом из топи вытащил? — Может, он сумасшедший? — Следующего не упустить бы! Допросим с пристрастием, а молчать вздумает, в болоте утопим, — задумчиво отозвалась добрая Забава.       Я благоразумно промолчал, на практике зная, что с женщинами спорить себе дороже. Лучше пусть они незваных гостей допрашивают, чем ко мне с дурацкими вопросами пристают. За месяц царевны меня ими так замучили, что я готов был сам за Елисеем сходить, лишь бы он своих любопытных подопечных обратно забрал. — Ариэль! Правда, что в твоем болоте Кащей Бессмертный лечебные грязевые ванны принимает? — пристала ко мне как-то вечером Любава. — Правда, — ляпнул я, не подумав, за что тут же поплатился.       Царевны пытали меня громогласными, насквозь фальшивыми лягушачьими песнями три дня кряду, и я не выдержал, показал им Кащеевы апартаменты, а они возьми и устрой там засаду. Ненормальные! Кащей — мужик без затей: что увидел, то и завалил. Ему мое лягушачье заклятие развеять — раз плюнуть! Одно успокаивало: он все равно раньше сентября не придет, так что пусть в засаде сидят, я хоть в тишине побуду, о вечности подумаю и о Елисее, будь он неладен. Поскорее бы уже с делами разобрался. Не нужны мне в доме женщины, ну их к Лешему!       Царевны просидели в засаде два дня, но ко мне приперся Леший, и всю малину испортил. Тетушка о гостях разболтала, ясное дело, как же мужу-то о таком не рассказать? Вот Леший и пришел с проверкой. Глазками масляно заблестел, разглядев красоту девичью за мороком, и попытался ту царевну, что блондинка, к себе на тайную заимку уволочь, но в дело вмешалась Забава, и понеслись клочки по закоулочкам. Женщина! Ни себе, ни людям. — Ариэль! Прекрати это безобразие немедленно! — забралась мне на плечо она, едва Леший уволок Любаву в темный уголок моих покоев. — Вот еще, — попытался сбежать я, но разве ж от Забавы уйдешь? Она ж хуже осьминога! Вроде всего четыре лягушачьих лапы, а хватка такая, будто шестнадцать щупалец! — Сестра твоя не против, а Леший и вовсе. Я там каким боком? — Ты Елисею обещал! — Я Елисею обещал вас живыми вернуть, — открестился я, не вдаваясь в подробности снятия заклятия. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы ко мне не приставало. Любава развлекается, Забава ее спасает. Они при деле, а я не у дел. Красота! — Про девственность разговора не было. — Что? — выпучила глаза Забава, раздула щеки в негодовании. Страшненькая такая, прям прелесть и заглядение. — Так ты, поди, сам на нас глаз положил, ирод похотливый?! — То раньше было, — не стал отпираться я. — Сейчас я на вас только хвост положить могу. У меня от ваших выходок изжога, несварение желудка и нервный тик. Какое уж тут распутство? — Ах ты! Хам! Чучело огородное! Пиявка! — принялась кидаться в меня грязью царевна, я успешно уворачивался, заодно предпринимая стратегическое отступление.       Женщины! Ну что я такого сказал? То ей не нравится, что она мужикам нравится, то не нравится, что не нравится. Поди, разберись! У меня аж вода в мозгах вскипела от таких мыслей. Так или иначе, но вскоре Забава поняла, что толку от меня в деле сохранения невинности Любавы никакого, и взялась за ее спасение лично. Я хвостом на все это безобразие махнул и расслабился. Пусть делает, что хочет, лишь бы от меня отвязалась.       Как выяснилось чуть позже, зря я на царевну хвостом махнул. Пока Леший блондинку соблазнял, Забава к Кикиморе хмыря моего домашнего отправила с донесением. Хмырь — парень расторопный, так что тетушка прибыла в самый ответственный момент: Леший тянул губы к лягушке, чтобы, значит, расколдовать и совратить окончательно. Наивный он, слов нет. Любаву теперь только любимый расколдовать сможет или маги вроде Кащея с Посейдоном.       Леший поцеловал лягушку, понял, что фокус с перевоплощением не удался, и ужасно расстроился, что заметил не только я, но и Кикимора. Прикрыться благородными намерениями дядюшке не удалось, так что досталось всем: Любаве за то, что с чужим мужем целовалась, Лешему за то, что благоверной изменять собрался, а мне за то, что ничего никому не сказал. Буря поднялась такая, что пиявок с лягушками по лесу на несколько верст раскидало. Я уж думал, все, конец моему любимому болоту, ан нет, пронесло. Вот только Леший лишился всех волос до единого и сбежал в лес заново все отращивать, Любава в придачу к зеленым пятнам получила черные, а мне по затылку так прилетело, что чуть глаза не потерял. Одна Забава как бы не при делах осталась. — Ариэль, — подкралась ко мне неудавшаяся прелюбодейка, когда все немного успокоилось. — Это несправедливо! Забава малину нам всем испортила, а сама вроде как в белом!       Я про белое не понял, но суть уловил: — Предлагаешь наказать, чтоб впредь неповадно было? Согласен.       Что может быть страшнее мести неудовлетворенной женщины и невинно пострадавшего Водяного? Да ничего! Так что Забаве досталось по самое не балуйся: я лишил ее голоса и по совету доброй сестрички закинул на ферму, где купцы жаб для царского стола разводили. Пусть посидит среди самцов, песни громогласные нескончаемые послушает, о жизни и о любви подумает. Невинности они ее не лишат, но нервы потреплют знатно, а нам только того и надо. Месяц Июль, День 14       Месть пришлось отменить через неделю. Мало того, что Забава разнесла все на ферме в пух и прах, так она ж еще и жаб выпустила! Я пока всех собрал и домой вернул, аж взмок. А я Водяной! Мне мокнуть по должности не полагается! Если б не Елисей, я б Забаву утопил, но слово есть слово, так что мы с ней заключили перемирие и принялись ждать княжича. Увы, к середине второго месяца Елисей не пришел, а пришли три мужика, разодетые в пух и прах. Я на них, раскрыв рот, смотрел очень долго. — Зачем они на себя шапки напялили?! И тулупы! Лето же! — Ариэль, это не шапки и не тулупы, — снисходительно сказала Забава. Раздула щеки. Пятнами коричневыми на солнце сверкнула. Красотка она все-таки, хоть и зело вредная. — Это короны и кафтаны. Они же царевичи, им так положено. — А что царевичам на моем болоте понадобилось? — Хороший вопрос! Давай спросим? — оживилась Забава и выпрыгнула на главную кочку болота до того, как мы успели ее остановить. Вот ведь неспокойная! — Эй, уважаемые! Зачем пожаловали? — Братцы, а ведь не соврал мужик, — неизвестно чему обрадовался парень с большими ушами. Его шапка только на них и держалась. Не дай боже такого царя на царство! Засмеют. — Стреляем по очереди! — отпихнул братьев с тропинки дюжий молодец со странным лицом. Будто в детстве ему голову дверями прижали, да так и оставили лет на двадцать. Кащей по сравнению с ним — красавчик. — Я старший, поэтому первым стрелять буду. — Размечтался! — возмутился лопоухий и попытался спихнуть его в болото, но поскользнулся и рухнул туда сам, прихватывая брата следом. — Эй, парень, — окликнула Забава того, что остался стоять на тропинке. — Вы зачем пришли? — За царевной, — ответил тот и принялся пересчитывать облака над болотом, старательно шевеля губами. — За какой-такой царевной? — Которая лягушка, — пожал широкими плечами парень и снова зашевелил губами, на этот раз пересчитывая сосновые иголки на ветке ели перед своим носом. — Братья сказали, надо лягушку пристрелить, а за это мне полцарства дадут. — Кто даст? — не поняла Забава. — Братья, — посмотрел на нее парень. Зашевелил губами, пересчитывая пятна на ее коричневой шкурке. — Но я не уверен. — Он идиот? — спросила Любава, наблюдая за тем, как пытаются выбраться из топи те двое, что в нее свалились. — Его братья тонут, а ему хоть бы что! — Я бы таких братьев сам утопил, — поморщился я, с нездоровым любопытством разглядывая покрытые грязью, похотью и жадностью души тонущих людей.       Они ненавидели всех и вся, а больше всех друг друга. Узколицый утопил в болоте лопоухого, но это не помогло ему выбраться на берег. Он понял это, когда жижа добралась до его шеи, и вспомнил про стоящего на берегу брата. — Эй, дурак, а ну вытащи меня!       Парень замешкался всего на мгновение, видать, не дурак он был, ох, не дурак! но грех на душу брать не стал: сломал деревце и протянул его брату. Тот ухватился, потихоньку на берег выбрался и первым делом отвесил спасителю такую оплеуху, что парень не удержался и свалился со скользкого берега в болото. — Вы что, издеваетесь? — возмутилась Забава. — Вы сюда царевну спасать пришли или друг друга топить?! — И то, и другое, — оскалился узколицый, берясь за лук и не обращая внимания на медленно погружающегося в пучину младшего брата. — За тебя полцарства обещано, и не важно, за живую или за мертвую. — Тебе этого мало? Братья-то твои при чем? — Братьев уберу, вдобавок к твоему у меня целое царство будет. Так и до империи недалеко, — пожал плечами узкоглазый, взял лук и начал к нему странную какую-то приблуду приделывать, из вещей задумчивого царевича вытащенную. — Ты что, серьезно? — рассмеялась Забава. — Я на месте сидеть, смерти дожидаючись, не собираюсь. — Ваше Высочество, — подал голос парень, который сидел в топи уже по плечи. — Лук, что у него в руках, я делал. Результативность на короткой дистанции 99 процентов. — Чего? — хором не поняли мы. — Попадет он в вас, говорю, наверняка, — пояснил царевич. — Кроме того, стрелы у моего лука самонаводящиеся, нигде от них не спрячешься. — Вот тебе и дурачок, — уважительно посмотрела на него Забава, добралась до бедолаги и с удобством расположилась на белобрысой голове. Постучала лапкой по высокому лбу. — Я бы на твоем месте прямо сейчас придумала, как нам с тобой спастись, умник. — Нам? — придушенным голосом переспросил парень, стараясь не шевелиться: благодаря лягушке болотная вода добралась ему до подбородка. — Если твой ненормальный брат убьет меня, ты утопнешь. — А если я спасу тебя, то Водяной спасет меня? — ангельским голосом спросил царевич.       Я рассмеялся. Хитер, жук, моими руками брата на тот свет отправить хочет! Вряд ли узколицый позволит хоть кому-нибудь выйти из этой переделки живым. — Спасешь, Водяной? — дернула меня за ухо Любава, что сидела на моем плече. — Что мне за это будет? — принялся торговаться я. — На Забаву глянь, — зашептала мне в ухо лягушка. — Царевич этот мудреный ей по душе. Поцелует ее, облик человеческий вернет и Елисею отвезет. — Баба с возу, кобыле легче, — согласился я. — С каких это ты пор кобылой заделался, Ариэль? — не преминула воткнуть в меня шпильку Забава. — Елисей-то тебя не слышит. Мигом бы жеребцом прикинулся. — На что это ты намекаешь?! — возмутился я, но ссору прекратил узколицый: вскинул лук, прицелился… — Забава! — завопила мне в ухо Любава. — Царевич! — чуть не выдрала волосы парня Забава. — Водяной, гони толпу лягушек! — пробулькал царевич.       Я молча нырнул в воду, насылая на болото дождь из лягушек всех мастей и размеров и утягивая царевича с вцепившейся в него Забавой на дно. Узколицый такого маневра не ожидал, так что стрела угодила в первую попавшуюся стреле лягушку, а сам он наступил на жабу, поскользнулся и рухнул в болото, поднимая тучу брызг. Удачно так. Прям как по заказу! А потому в том, что он утонул, нашей вины не было. И это следовало отметить. Месяц Июль, День 15 — Хватит пить, охламоны!       Да мы только начали! Ну, может, и не только, но разве это важно? Деревья вокруг качаются и падают, кочки с места на место прыгают, с толку сбивают, вот это важно! Чего это с ними? — Ариэль, тикаем! — толкнул меня в бок локтем Ванька. — Прыгай в ступу!       Я прыгнул. Промахнулся. Отбил ребра о край ступы. Ванька меня затащил, вручил бутыль самогонки и стартанул в небо с таким усердием, что я рухнул на дно ступы и уставился на свои ноги. Ничего такие. Сильные. Ни одной волосинки и гладкие. Красота!       Стоп. — Вань, а откуда у меня ноги? — Откуда я знаю? — рухнул рядом со мной царевич. Отобрал бутыль, приложился как следует. — Разве их раньше не было? — Хвост был, — вернул бутыль обратно я. Глотнул. Засмотрелся на звезды и луну, которые становились все больше. — Смотри, какие красивые! Как девы во время купания. — Девы? А это мысль. … — Ариэль, друг, все, что есть у меня, твое! — Так у тебя ж ничего нет.       Я открыл глаза и искренне за Ваньку порадовался. Он пристроился к пышногрудой русалке сзади, а вокруг него всячески извивались еще две, готовые ласкать его до бесконечности. Мышцы под Ванькиной кожей бугрились, перекатывались и взгляд приковывали намертво. И не только мой: русалки от царевича были без ума. Редко такое бывает. — Будет! — вырвался из плена их губ Ванька. — Царство отцовское верну и одарю по-царски. — Ваше высочество, — отвлекла меня от царевича русалка, обняла ласково, погладила во всех местах. — Мы вам не по вкусу? Хотите, русала позовем? Он у нас парень умелый, все о мужских ласках знает.       О чем это она? В богато обставленные покои вплыл могучий русал, увидел меня и, сияя счастливой улыбкой, ринулся ко мне с непонятными, но явно крайне неприличными намерениями. — Тикаем! — заорал я.       Выдернул Ваньку из груды русалок и свалил. … — Э-э-эх, ухнем!       Мы с Ванькой поднажали, веревки впились в плечи, корабль, что мы волокли вместе с кучей потных мужиков, сдвинулся на пару метров и застрял. — Вань, а какого черта мы тут делаем? — стер пот со лба я. — Мужики нас в сети поймали. Ты обещал помочь им корабль из одной реки в другую перетащить. — Че, правда? — удивился я. — Не помню толком, — смутился царевич. Вздохнул тяжело. — Башка трещит. Щас бы выпить!       Я сунул руку в ближайшую лужу и достал оттуда запотевший графинчик. — Да ты ж моя прелесть! — возликовал Ванька, глотнул из графинчика и расплылся в блаженной улыбке. — Ариэль, я тебя люблю! — Да ладно, чего уж там, — махнул на него рукой я.       Добил самогон из графинчика и разбил его о землю у своих ног, превращая песок в воду. Корабль закачался на волнах протоки, что соединила две речки, а мы с Ванькой смылись, насладившись восторженными воплями мужиков напоследок. Хорошо-то как, боже ж ты мой! Знать бы еще, откуда у меня ноги. …       Дельфин подо мной смеялся, как ненормальный, но Ванькиному не уступал: скорость не снижал и прыгал через рифы, как завзятый кузнечик. Пальмы на берегу мелькали с пугающей быстротой. — Вперед, мой верный конь! — орал Ванька, пытался встать на своего дельфина и даже махнуть мечом, которого у него, конечно же, не было. — Вперед, мой любвеобильный друг, — не отставал от царевича я. — Тебя ждет самая лучшая оргия в твоей жизни!       Кажется, выиграли мы, но я не уверен. Огромная волна накрыла нас покрывалом и унесла в небытие. … — Я так одинок, Ванька!       Я рыдал на широком плече царевича, а он хлопал меня по спине и вытирал мне слезы платком. Хмурое небо над головой давило, а ледяные воды Северного моря манили вечным сном. — Я тебя понимаю, Ариэль. Все считали меня дурачком, а я и не спорил, иначе братья давно бы со мной покончили. Если б не твои русалки, я до сих пор невинным младенцем ходил! — Тепла хочу, — жался к нему я. — Человеческого, а не рыбьего или мертвяцкого. — Ты теплый, — обнимал меня Ванька. — Живой. Настоящий! Хоть и Водяной. Неужели у тебя никого нет? — Из людей только Елисей, но он далеко. Чем старше становится, тем реже на болото приходит, а я скучаю! — печалился я. — Может, потерять тебя боится? Слышал я, он больше по мужикам, чем по бабам, а ты такой красивый, хрупкий и гибкий, что любого с ума сведешь. — Ничего не понял. Не приходит, потому что потерять боится? Это как? Смысл в этом какой? — Нет в этом смысла, — тяжело вздыхал Ванька. — Любовь есть, а смысла нет. Пойдем к Елисею, сам у него спросишь. …       Страсть как не люблю бочки. Любые бочки! Дождевые, винные, банные… Да не важно! Залезешь в них, а потом хрен вылезешь. Но это если ног нет, а у меня ноги были, так что я вылез. Из бочки, в которой вода холодная для умывания княжича хранилась. Не прошел и пары шагов, как споткнулся о порог и чуть ногу не сломал, благо Ванька подхватил и упасть не дал. Но снес случайно какую-то штуку со стены. Она с диким звоном покатилась по полу и разбудила, наверное, даже черта в аду. — Ариэль?!       Елисей в открывшихся дверях возник вполне ожидаемо. Только вот сердце мое затрепыхалось от неожиданной красоты его нездорово. Лунный свет омыл крепкую фигуру, и я даже зажмурился. — Ты что, голым спишь? — смущенным голосом спросил Ванька, по-прежнему прижимая меня к себе. — Охальник! — Это кто еще из нас охальник, — зловеще прошипел Елисей и мигом выдернул меня из рук растерявшегося царевича. — Не трогай Ариэля! Руки оторву! — Не ругайся на Ваньку, Елисей, — строго сказал я, утыкаясь носом в крепкую шею друга. От него пахло хрен знает чем, но вкусно до жути. Так бы и съел. — Я ж его люблю! — Любишь?! — рассвирепел княжич. Вцепился мне в подбородок пальцами и посмотрел в глаза. — Когда успел? — Так он же на болото пришел, за царевнами, — пролепетал я, утопая в черных глазах Елисея с головой. — Я его спас. — Вот пусть их и забирает! — отрезал он. — А ты мой, ясно? — Не ясно, — помотал головой я. — Я ничей. Водяной чьим-то быть не может. — Знаю, горе ты мое луковое, — неожиданно грустно согласился Елисей. Обнял. Поцеловал в висок. — Или счастье?       Я растекся у его ног лужицей. В прямом смысле. Ванька охнул заполошно, а Елисей коснулся меня рукой, и я собрался в человека снова, чтобы его обнять. Он был таким теплым! — Иван, верни его домой, — словно сквозь золото в ушах услышал я ласковый голос Елисея. — Не время сейчас барагозить. И больше ни грамма самогона, ясно? — Ясно. Месяц Июль, День 19       Голова. Моя голова! Она трещала по швам даже тогда, когда я был горной рекой, так что я собрался в кучу и упал на постель в своих покоях, в надежде умереть, как положено. Увы, сделать мне это не дали.       Первым пришел Иван. Принес огуречный рассол и сто грамм. Выглядел он еще хуже, чем я, так что я с ним поделился и даже уступил ему половину своей постели.       Второй прискакала Любава. Умничка моя зелененькая! Люблю ее! Принесла помидорный рассол и расспросила нас о том, где мы шлялись целых четыре дня. Наши с Иваном версии не совпали даже близко, что расстроило нас обоих.       Третьей пришла Забава. Вся такая строгая в своем царском платье. Жуть! Я приготовился к головомойке и смерти, но не получил ни того, ни другого. Она положила нам с Иваном на головы холодные повязки, окатила обоих суровым взглядом мокрых от слез глаз и молча пошла на выход. Я смотрел на нее в немом удивлении. Чего это с ней?! — Забава! — слетел с постели Иван. Догнал у дверей, схватил за руку, разворачивая. — Постой! — Чего тебе? — Ты больше не лягушка! Ты женщина! — Надо же, хоть один заметил, — фыркнула царевна.       Я только глазами молча хлопал. Это как это, а? Когда она успела с суженым поцеловаться?! Или, может, у меня в гостях Кащей был? — Это же прекрасно, милая. Тебя ведь любимый расколдовал? — положил ей на щеку ладонь Иван. Она кивнула. Он помрачнел, но руки от царевны не убрал. — Почему же ты плачешь? — Потому что мой любимый спит с Ариэлем, а не со мной! — вырвалась из его рук Забава и всхлипнула душераздирающе. — Я его убью! — прорычал Иван, впечатывая кулак в стену моей спальни. — Мало ему Ариэля, так он еще и на Забаву позарился?! Не бывать этому! Да я ему руки-ноги оторву! — Вань, — рискнул подать голос я, с трудом садясь на постели. Господи, у меня болело все, даже хвост! — Объясни, что происходит? Почему со мной спит суженый Забавы, а я про это ничего не знаю?! — Елисей твой, засранец, каких поискать! — гаркнул Иван. — Я ему шею сверну! — Иван, — положила руку на широкое плечо Ивана Забава. — А при чем здесь Елисей? — Так он же с Ариэлем спит! — Не спит! — хором возмутились мы с Забавой. — Если Елисей с Ариэлем не спит, то кто тогда с ним спит? — растерялся Иван. — Ты, — хлюпнула носом Забава. — Сдурела?! — хором возмутились мы с Иваном. — Он мой друг! — То-то вы с утра в одной постели оказались! — Я сплю только с женщинами! — поспешил внести ясность царевич, за что и схлопотал пощечину. Потер щеку в недоумении, а я ему искренне посочувствовал. — Ты чего, Забава? — С женщинами спишь?! А меня зачем целовал? Чтобы очередной победой хвастаться?! Как же! Царевну из лягушки человеком сделал! Думаешь, я тебе благодарна буду и все прощу? — Забава, — расплылся в счастливой улыбке Иван. — Любимая… — Видеть тебя не хочу! Никогда! — отрезала Забава и царственно прошла к двери, грохнув напоследок ею так, что у меня голова чуть не лопнула.       Иван скривился, потирая висок пальцами, и посмотрел на меня с надеждой. А я что? Я ничего. У меня в голове ни одной мысли не было. Откуда я знаю, как ему прощение у Забавы выпрашивать. Когда он ее вообще поцеловать успел? Да еще стрелой ткнуть! Эх, память моя дырявая! — Вероятность того, что Забава простит меня сейчас, ноль целых хрен десятых, — после долгого молчания сказал Иван. — Может, тебе лучше пока сходить домой и трон отцовский вернуть? Женщины богатых царевичей любят куда больше бедных. — Твоя правда, — тяжело вздохнул Иван. Посмотрел на меня грустно. — Позаботься о ней, пока я не вернусь, Ариэль. — Ну нет! Ты мне друг, но за Забаву сам отвечай! — поспешил отказаться я. Знаем, плавали! — Даже не уговаривай! У меня нервов никаких не осталось. — Тогда просто присмотри. Она такая беспомощная и хрупкая!       Я открыл рот, чтоб раскрыть ему глаза на любимую, но вовремя передумал и даже поддакнул, мол, добрая она, милая и вышивать любит до безумия. Наверное, с вышиванием я переборщил, потому что Иван рассмеялся и сказал, что врать я не умею. Подумаешь! Не больно-то и хотелось.       Поход Ивана за царством решили не откладывать. Быстрее уйдет, быстрее назад вернется. Я подкинул ему пару-тройку жемчужин, повесил на грудь золотой медальон какого-то утопленника и выкинул на берег. Царевич подхватил свой зело умный лук, вложил меч в ножны, призвал коня свистом и был таков. Я пожалел о его отъезде сразу, как только об этом узнала Забава. Еле хвост от нее унес! Бедное мое болото! Несчастные мои пиявочки и лягушечки! Еще немного, и они летать научатся. И я вместе с ними. — Ты, чудо-юдо поганое! Верни Ивана немедля! — бушевала царевна. — Да как ты посмел его домой отправить?! Одного! Как он там без меня?! — Двадцать пять лет жил, и еще столько же проживет, — попытался успокоить ее я, не открывая, впрочем, дверь в спальню, которая осталась моим последним оплотом. — Да что ж ты за пиявка-то за такая черствая! Рыба бесчувственная! Бедный Елисей! Угораздило же его в тебя влюбиться.       Я обиделся и больше с Забавой не разговаривал. Дождался ночи, проверил засовы на двери своей спальни и скользнул к Елисею в бочку, каплями воды собирая себя в его доме. Какой смысл ругаться с женщиной, если можно спросить у того, кто знает меня гораздо лучше?! — Ариэль, что опять стряслось?       Елисей сел на лавку, укутал меня в большое полотенце и затащил к себе на колени. Обнял. Эх, хорошо-то как! Тепло и уютно. — Забава сказала, что я холодный и бесчувственный, — прижался к его щеке лбом я. — Она ведь врет? — Не знаю. — Как это не знаешь?! Да горячее и чувственнее меня и нет никого! — Докажи.       Я такого не ожидал и обиделся так, что страшное дело. Тоже мне друг! Встал с его колен, кинул ему в лицо полотенце и… Елисей подхватил меня в объятия за миг до того, как я испарился. Впечатал в стену и поцеловал в губы. Жадно, будто ждал так долго, что терпения не осталось. Я вскипел гейзером: обнял, ответил, потерялся в хороводе чувств и нечаянно спустил пар.       Осел росой на любимом болоте и решил больше к Елисею в гости не ходить. Водяной я или где? Могущественный дух и все такое. У меня дел по горло. Некогда мне глупостями всякими заниматься. Месяц Июль, День 26       Да что же это делается, люди добрые! Ни свет, ни заря, а на берегу топи уже четверо с луками наготове сидят. Царевны их как увидали, так мне на шею и сели. В прямом смысле. Прилепились на плечах эполетами и слезать отказались. Я не понял, как Забава умудрилась обратно в лягушку обернуться, но спрашивать не рискнул. Меньше знаешь, крепче спишь. Хорошо хоть Любава отговорила ее за Иваном следом бежать. Мол, настоящий мужик должен за женщиной бегать, а не наоборот. По мне так настоящий мужик ни за кем бегать не должен, но кто ж меня слушает? Только не царевны. У них на все свое мнение. — Дамы, моя голова не предназначена для сидения на ней лягушек! — попытался избавиться от царевен я, наблюдая за гостями из-за большой кочки. — Мы исключение, — уперлась Забава. — Пусть претенденты в нас на тебе стреляют, — поддакнула Любава. — Ежели промажут, хоть посмеемся. — Посмеемся?! — возмутился я. — Вы что, хотите меня замуж отдать?! Да я вас за это… — Не хотим, — утешающе чмокнула меня в ухо зелененькая Любава. В голове ее поцелуй звоном отдался. За что мне это? За что?! — Ты для них слишком хорош. — И на том спасибо, — буркнул я и скрылся в камышах.       Впрочем, долго я там сидеть не смог, ибо ненормальные мужики, едва солнце встало и мои подданные погреться вылезли, принялись к ним с разговорами приставать, а потом, получив парочку вежливых лягушачьих: «А не пошел бы ты лесом, любезный» и, не поняв ни слова, начали по самым красивым лягушкам и жабам из луков стрелять. На поражение! Ух, как я разозлился! Собрал влагу с окрестных облаков и смыл настырных мужиков с болота ливнем. Они ушли, но обещали вернуться. — Нам подмога нужна, — дернула меня за ухо Забава. — Одни мы не справимся. Вдруг мужики в следующий раз арбалеты притащат? Или пушку стрелами зарядят? Все болото истыкают! — Не бывать этому! — решительно сказал я и растворился в воде без следа, оставляя царевен в одиночестве.       Переговоры с подмогой стоило проводить без свидетелей. Русалки женщин на дух не переносят, а уж царевен и подавно со свету сживут. Оно мне надо? Месяц Июль, День 28       Переговоры с русалками затянулись. Они, конечно, мои подданные, но с ними в бирюльки не поиграешь, мигом без хвоста оставят и скажут, что так и было. Торговались мы долго и яростно, но я добился своего: они не трогают царевен, а я не мешаю им топить незваных гостей в любых количествах. — Не вздумайте трупы в реках прятать! — оставил за собой последнее слово я. — Куда хотите ховайте, а воду портить не смейте! — Какой грозный владыка, — подплыла ко мне Ариадна, самая красивая и опасная из них. — Может, останешься у нас на ночь?       Если б я ее насквозь не видел, наверняка бы в сети обаяния неземного угодил, но я видел все: и жадность, и ревность, и злость, и обиду на весь мир. Жалко мне моих русалок, но и только. По голове погладить и в лоб поцеловать несчастных — вот и все, на что они меня вдохновляли. — Не смей нас жалеть, Водяной! — прочитала мои мысли русалка.       Отвесила пощечину и скользнула в воду, напоследок обдав меня холодной водой по самую макушку. Я потер щеку и тяжело вздохнул. Женщины! Ну что я опять не так сделал?! Месяц Август, День 5       Я сидел в камышах и старался даже не дышать. Зря, ох, зря я русалок на болото позвал. Это только мужики слово свое держат, а женщинам это вовсе не обязательно. Жаль, что мне об этом раньше никто не сказал. Едва русалки моих лягушек увидали, все наши договоренности пошли прахом. Мало того, царевны подлили масло в огонь, заявив, что с моей шеи ни за что не слезут до тех пор, пока русалки болото не покинут. — А вдруг ты в одну из них влюбишься? — шептала мне на ухо Любава. — Пропадешь ведь, Ариэль. — А вдруг они тебя со свету сживут, чтобы власть захватить? — бубнила в другое ухо Забава. — Стервы же! Все как одна! Где ты их откопал?! — Водяной, избавься от этих зловредных царевен немедленно! — дергала меня за хвост Ариадна. — Они тебя с ума сводят, чарами оплетают и хотят из тебя человека сделать!       Женщины! Я сбежал от них, как только подвернулась возможность, спрятался в камышах и знать не желал, чем битва кончится. Тут меня Леший и нашел. — Бабы в доме — к беде, — грустно сказал он и уселся на трухлявый пенек неподалеку.       Я на него старался не смотреть, потому как выглядел он жалко. Раньше среди волос только глаза сверкали, а сейчас все открыто, лишь на голове короткий ежик. Не Леший, а шут гороховый! Срамота! — Хоть бы Елисей поскорее пришел, — согласился я, проклиная себя за то, что был у него дважды, но ни разу не спросил, когда он царевен заберет. — Не придет твой Елисей, — еще печальнее сказал Леший. — В темнице он, казнят его скоро.       Я аж в воду упал, ловя ухнувшее в бездонную пропасть сердце. Как это казнят? Он же неделю назад дома был! Да что же это, а? Кто ко мне в гости ходить будет? С кем мы шалить и каверзы строить будем? Кто меня обнимет и согреет? Кто?! — Мы его спасем, — вынырнул из воды я. — Я своих друзей обижать не позволю. У меня их всего ничего!       Леший глянул на меня и подавился насмешливым комментарием. Закашлялся, встал с пенька и склонил голову почтительно. — Как скажешь, Владыка.       Вот! Совсем другое дело, а то, понимаешь, мальчишку из меня сделали глупого. Ничего подобного! Я гордо выпрямился во весь рост… и чуть не схлопотал стрелу в затылок. Да чтоб этих озабоченных мужиков разорвало и подбросило! Плюхнулся в болото, выругался грязно и решил, что пора с этим бардаком заканчивать. Мужик я или где? Растворился в воде и возник в самом центре… побоища. По-другому это действо назвать язык не поворачивался.       Меня не было всего полдня, но за это время народу на болото набежало видимо-невидимо, а битва приняла невиданный доселе размах, потому что мужики, что пришли сюда за полцарством и невестой, потратив все стрелы на художественное оформление кочек на болоте, не убрались восвояси, а достали мечи, топоры, ножи и прочие опасные железяки и приготовились к штурму окопавшихся посреди топи русалок, которых возглавляли сидящие на их головах царевны-лягушки на пару с Ариадной. И почему я нисколько не удивился? Женщины! Только они могут довести мужчин до горячки и белого каления одними словами. — Отдайте царевен, а не то худо будет! — крикнул один из парней, перекидывая огромный топор из руки в руку. — А из нижнего белья тебе ничего не надо? — поинтересовалась Любава. — Зачем оно мне? — растерялся парень. — Так ты что, без портков ходишь? — удивилась Забава. — Варвар! Такие, как ты, мне, высокородной образованной царевне, не пара. — Да какая ты царевна? Жаба ты коричневая! Была б царевной, давно бы стрелу словила, — вступил в перепалку огромный волосатый мужик.       Так он мне нашего Лешего напомнил, что слов нет. Наверняка его матушка однажды из лесу мужу не только корзинку грибов принесла. — Я жаба?! На себя посмотри, пень мохнатый. Шерстью зарос по самые глаза, так теперь все можно, что ли? — А мне он нравится, — некстати ляпнула Любава. — Весь такой могучий и большой. В постели, наверное, просто зверь! — Не знаю, не знаю, — задумалась Ариадна, кокетливо поправляя локон. — Я пару раз таких вот охотников топила и любила. Писюн у них был не ахти каких размеров. Может, потому что вся сила в рост и в волосы ушла? — Это у кого это писюн маленький?! — возмутился мужик. — Да он у меня ого-го! Зелененькая, иди ко мне, я тебе его готов хоть сейчас показать. — «Ого-го» — это у меня, — хмыкнул стоящий рядом с ним невысокий жилистый парень. — А у тебя так, «ого», и не больше. Сам я, конечно, не видел, Манька с Осиновки рассказывала. — Тебе рассказывала?! — навис над ним волосатый. — Подружкам! — поспешил отбрехаться жилистый. — Я просто мимо проходил. — Нам слова какой-то Маньки не указ, — вмешалась в спор Ариадна и подплыла к берегу. Уперлась локтями в кочку, грудь ею подперла и подбородок на руки сложила. — Давайте устроим проверку, яхонтовые мои. Это так интересно! Приласкаю так, что колом встанет. Все без обману будет. Слово даю!       Ариадна облизала пухлые губки и призывно поманила пальчиком, выпрямляясь и демонстрируя безупречную грудь во всей красе. Я аж слюну сглотнул. Красава, а?! Бесподобно! Так бы и завалил ее прямо здесь. Елисея-то нет… — Ариэль, очнись, мерзавец похотливый! — хлюпнула меня в ухо языком Забава. Колокола в голове развеяли русалочий туман и заставили оглядеться по сторонам. — Ариадна не для тебя старается!       Оно и видно. Мужики, все как один, смотрели на русалку масляными глазами и думали только о том, чтобы добраться до нее первыми. — Идите ко мне, хорошие мои, — проворковала Ариадна. — Девочки вам помогут.       Русалки только того и ждали: скользнули в воду, оплели мужиков руками и губами, не оставляя надежды на спасение. Мне их жалко не было. Не фиг на мое болото с оружием приходить! — Так им и надо! — мрачно сказала Забава. — А мне мишку жалко, — неожиданно прошептала Любава и уткнулась мне в шею. — Он мне понравился. — Так спасай его, — пожал плечами я. — Вдруг он — твоя истинная любовь? Утопит его сейчас русалка, и все, останешься в лягушачьей шкурке до конца своих дней. — Как это?! Что ж ты раньше не сказал! — взвизгнула Любава и бросилась к волосатому мужику со всех лап.       Я недовольно потер звенящее ухо. Женщины! Где логика, а? Сама своего мужика русалкам добровольно отдала, а я виноват. Что у нее в голове? Опилки? Пока я размышлял над особенностями женского мозга, Любава времени даром не теряла: нашла стрелу потолще и со всего маху воткнула облюбованному мужику в задницу. Он этого даже не заметил: шагнул глубже в трясину и даже не почесался. Силен, ох, силен! Наверняка Лешего сынок. Или внук. — Ариэль! Сделай же что-нибудь, — заворчала на моем плече Забава. — Вдруг он и правда ее суженый? Я ж тебя со свету сживу, если Любава лягушкой до конца дней прыгать будет. — Любава, — немедленно принялся за спасение своей шкуры я. Чур меня, чур! — Он в тебя стрелой ткнуть должен! Писюн-то у него, понимаешь? Мужик в доме главный! Иначе не сработает. — Да чтоб вас! — выругалась Любава. — Главные вы, как же! Писюн у вас главный, а мозга вообще нет! Пока сама все не сделаешь, ни хрена не получишь! — Ариадна, отпусти его, — попросила Забава русалку. — Да я бы с радостью, — пожала плечами она. — Только назад его лишь истинная любовь вернуть может, по-другому никак. — Как я его заставлю в меня стрелой ткнуть, если у него мозги в штанах обретаются?! — возмутилась Любава, запрыгивая мужику на голову. — Ариэль, — страшно зашипела мне в ухо Забава. — Вечность в аду! Клянусь! — Глаза ему грязью залепи, — посоветовал я.       Ариадна рассмеялась, я смутился. Ну что? Надо же что-то делать! И потом, мы глазами женщин любим. Как ни странно, мое предложение сработало: мужик резко замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Наверное, просто чтобы глаза проковырять, но дамы оживились, поверили в свои силы, плюнули на медленно шагающих в топь мужиков и принялись давать советы, от которых у меня под чешуей яйца поджимались, что уж про остановившегося мужика говорить. Он размазывал грязь по лицу, беспокойно вертел головой и явно напрягал слух, пытаясь определить, откуда ему прилетит сначала. — Стукнем его по писюну палкой, он и очнется. — Ноги ему сломаем! — Свяжем и Ягу подождем, она знает, что с ним делать. — Яга его себе заберет, она ж таких мужиков любит до беспамятства. Не смотри так, Любава, есть она их любит. В нем же мяса — гора. — Добрые вы, слов нет, — поежился я. — Любава, пошепчи ему в ухо что-нибудь такое-этакое. Или спой. — Не вздумай петь! — остановила ее Забава. — Ты ж лягушка! Наквакаешь, он тебя не поймет и прибьет ненароком! — А это мысль, — на секунду задумалась Любава.       Схватила первую попавшуюся стрелу, залезла мужику на плечо, приложила ее к голове и квакнула несчастному в ухо со всей дури. Подпрыгнул даже я, что уж про мужика говорить. Результат не заставил себя ждать. Хлоп! Огромная ручища прихлопнула лягушку и заодно сломала о ее голову стрелу. — Умно, — заценил маневр Любавы я. — Надеюсь, он ее не убил.       Не знаю, что в итоге сработало, то ли волшебство истинной любви, то ли дикий квак Забавы, но мужик глаза проковырял и вполне осмысленно на нас всех уставился. Мы на него. Тишина накрыла болото саваном. — Чего сидим, кого ждем? — не выдержал я. — Целуй свою царевну, и пойдем забирать ее полцарства. Время поджимает. — А где она? — растерялся мужик.       Я ткнул пальцем на бездыханную зеленую лягушку на соседней с ним кочке. Он осторожно подхватил ее на руки. Потыкал в белый живот пальцем. — Так она ж дохлая! — Если ты ее убил, тебе не жить, — страшным голосом сказала Забава с моего плеча. — Целуй ее. Живо!       Мужик поспешно приложился к лягушачьей морде и дохнул на нее так, что она раздулась, как шар. Мгновение тишины разбил девичий визг, мужской мат и довольное хлюпанье болота, в которое рухнули обернувшаяся девой царевна и не удержавшийся на ногах жених. — Любимая, — вынырнул из грязи мужик, обнял Любаву. — Ты мне жизнь спасла! Я этого никогда не забуду. — А еще она тебя из грязи в князи вытащила, — ехидно добавила Забава. — Только по тебе не заметно. — Я все исправлю, царевна, — неожиданно твердо посмотрел ей в глаза мужик и потащил свою нареченную на берег. — Дай только отмыться!       Я решил ему помочь. А что? Быстрее отмоется, быстрее за наследством пойдем, а там, под шумок, я Елисея из темницы вызволю и к себе на болото уволоку. Может, на время, а может, навсегда. Тут уж как повезет. Так что я собрал над нами тучу и как следует суженых прополоскал. Получил вместо благодарности возмущенные вопли царевны, но не обратил на них внимания. Женщина! Я ей любовь большую и чистую подарил, а она опять недовольна. Ей не угодишь, да я и не сильно старался. Пусть жених с ней мучается. Месяц Август, День 12       Я очень, очень добрый, если меня не злить. Но люди меня разозлили, за что и поплатились. Демократию они решили в русском царстве устроить. Революцию. Казнить тех, кто раньше у власти был, и раздать их добро бедным. Размечтались! Жил-был царь, и в моем болоте тихо было, помер царь, и все, нет мне покоя ни днем, ни ночью, а потому план яснее ясного: вернуть царя народу и прекратить безобразие. Царем единогласно выбрали Федота-стрельца, того самого, с болота, Лешего потомка. А что? Мужик он видный, с делами государственными знакомый, и невеста у него царевна-наследница.       Я ради такого дела Ивана из его только что отвоеванного у бояр дворца выдернул. Чтобы, значит, недоразумений каких не вышло. Он же тоже жених наследницы. С Забавой они недолго мирились: полчаса в их покоях посуда билась и ругань стояла, а потом одни только охи со вздохами слышались. В общем, через пару часов Иван с Забавой к нам присоединились и сказали, что не надо им наследства, у них и без этого дел невпроворот. Я только головой покачал, на невинное лицо Ивана глядя. Ох, умен мужик, ох, умен! Наследника Забаве заделал, а сам про дела государственные намекает, мол, жена ему помогать в них будет. А с другой стороны, наследник — это ж и есть самое главное государственное дело.       Пока мы судьбу царства русского решали, бояре в столице совсем распоясались и начали родственников царских без суда и следствия казнить. Елисея, как главного наследника короны и подозреваемого в сокрытии царевен, оставили напоследок, так что мы успели собрать армию и пришли на казнь, как на праздник. То есть люди пришли, а я немного помог им дождем, скользкими пиявками на булыжных мостовых и непроницаемым для противника туманом, который скрыл меня, когда я воплотился перед Елисеем и срезал веревки, что держали его у позорного столба на главной площади. — Ариэль, — устало улыбнулся он мне. — Ты все-таки пришел. — Мог бы и рассказать, что у тебя неприятности, — подхватил его на руки я.       Не мальчишка я, далеко не мальчишка! Сил у меня поболее некоторых богов будет! — Я хотел, — обнял меня за шею Елисей. — Но разум терял, когда тебя видел. — И кто из нас мальчишка? — хмыкнул я, воплощаясь в родных покоях. В спальне.       Положил на кровать Елисея, раздел, отмыл и усыпил. Все потом, слишком сильно ему досталось. Он уснул, а я убедился в том, что Федот с Любавой благополучно надели короны царские на головы и сидят в тронном зале, вернулся в спальню и прикорнул рядом с Елисеем, который обнял меня и засопел еще слаще. Теплый. Эх, хорошо-то как! А главное, тихо и спокойно. Кто бы знал, как я по этому соскучился! Месяц Август, День 15       Люблю свое болото. Люблю лягушек, пиявок и русалок заодно. Тишину люблю. А еще Елисея. Он такой красивый, когда спит. Рядом со мной спит. Третьи сутки подряд. Наверное, это не очень хорошо. Я попытался его разбудить, но мне это не удалось, так что я взял раковину, которую подарил мне перед отъездом на битву неугомонный Иван, подул в нее и услышал голос друга. — Ариэль? Ты чего звонишь? Ночь на дворе! — Вань, Елисей третьи сутки подряд спит. Не к добру это, — сказал я.       Иван пошептался с Забавой и выдал рецепт: — Поймай электрического ската и приложи его к груди Елисея. На мгновение! Этого хватит, чтобы он проснулся.       Сказано, сделано. Я поймал самого большого ската в Срединном море и шлепнул его на всего Елисея. На грудь он явно не помещался. Скат за такое хамское поведение меня невзлюбил и ударил молнией. Я увернулся, а он взял и засадил молнию в Елисея! — Хр! — дернулся княжич, и его сердце остановилось. — Убью! — озверел я.       Скат с перепугу всадил в Елисея еще одну молнию и свалился под кровать, а я принялся любимого трясти. Потом сел рядом, обнял и поцеловал в губы. Пусть хоть лягушонком будет, лишь бы жил! Елисей трепыхнулся, покрылся маревом, но остался человеком. Да что же это! — Елисей, любимый, ну же! — встряхнул его я. — А… ри…эль, — неожиданно отозвался он. — Хватит… меня… трясти!       Я от радости чуть не заревел. Упал на постель, уложил Елисея рядышком и обнял. Теплый. Живой. Эх, хорошо-то как! — Я мечтал о поцелуе с того дня, как ты первый раз вытащил меня из болота, — прошептал Елисей, щекоча мне кожу губами. — Только о поцелуе? — Не только, но на остальное у меня сейчас просто нет сил.       Я поцеловал его сам. У меня-то силы были, да столько, что хватило на двоих, а утром мы обнаружили у Елисея вместо ног хвост. — Покажешь мне большую воду, Ариэль? — склонился надо мной он. — Расскажешь ваши тайны? — Обязательно, — улыбнулся я и сменил наши хвосты на ноги, — но сначала ты покажешь мне то, на что вчера у тебя сил не хватило.       Елисей рассмеялся, поцеловал меня в губы, посадил на свои крепкие бедра и показал. 28/12/15