Время сбросить оковы

Когда дверь в лабораторию открылась, Бруно не сразу обратил на это внимания. Он оглянулся случайно, чтобы свериться с висящими на другой стене часами, и склянка выпала из рук алхимика. У стены, сложив на груди руки, стоял Парацельс. Бруно крепко закрыл глаза, уверенный, что несколько суток напряженной работы породили галлюцинацию. Но когда алхимик вновь посмотрел на дверь, то Парацельс стоял все там же. Бруно замер, напрочь забыв о разбитой склянке, и прислушался. Обман зрения мог держаться довольно долго, а он хотел убедиться в реальности происходящего. Он различил едва заметный вздох и шелест одежды, но это почему-то напугало Бруно, а не успокоило. Он хотел что-то спросить у нежданного гостя, но слова застряли в горле. Алхимик несколько раз тряхнул головой и направился, наконец, в другой угол комнаты, чтобы взять совок для осколков. Склонившись над разбитой склянкой, Бруно вдруг подумал, что не покидал лабораторию больше месяца. Не проверить, кем же являлся таинственный визитер, было со стороны алхимика чудовищным упущением, но мысль об искаженном восприятии реальности и подступающем сумасшествии казалась более вероятной. Более привычной, успокаивающей, хоть безмерно страшной. Подметая осколки, Бруно сосредоточился на звуках скребущей по полу щетки – одной из немногих вещей, которую он мог видеть, слышать и осязать, не сомневаясь пока в ее реальности. Его сердце, бешено стучавшее несколько мгновений назад, начало успокаиваться. Алхимик, собрав осколки, осторожно выдохнул, сглотнул и собирался встать, когда услышал тихое: – До чего ты себя довел... Бруно резко вскинул голову, крепко сжав ручку совка. Каким-то чудом тщательно собранное стекло не просыпалось обратно на пол. Парацельс – или кто-то сильно на него похожий – покачал головой, и Бруно отвернулся – он не мог смотреть в его сторону, не чувствуя боли. Алхимик вновь различил шорох одежды; к этому звуку прибавились и шаги. Нежданный гость осторожно опустился рядом с ним. Пальцы коснулись руки Бруно. Алхимик вздрогнул, но запоздало заметил, что кожа незнакомца не была холодной. Прикосновение было обычным, вполне человеческим, но в этот момент Бруно ни в чем не был уверен. – Кто ты? – глухо спросил он, осознав, что может наконец говорить. Вместо ответа гость обеими руками обхватил его лицо, заставляя взглянуть на себя. От его жеста алхимик замер, вглядываясь в темные глаза. – Зачем ты здесь?.. – прошептал Бруно. Грань между явью и снами стиралась. Часть алхимика желала выставить гостя за дверь, до конца не веря в его существование. Другая же часть отчаянно хотела, чтобы тот остался. И более того – оказался живым. Не бесплотной фантазией воспаленного разума, но человеком из плоти и крови. Тем, кого Бруно потерял много лет назад. – Я пришел за тобой, – ответил гость. Бруно еще не мог называть его по имени, хотя оно эхом отдавалось в ушах. – Тебя оказалось сложно найти. – Правда? – хрипло усмехнулся алхимик. – Обо мне, казалось, говорит весь город. – Не сейчас, – покачал головой Парацельс: Бруно начинал понимать, что перед ним именно он. Память, борясь с безумием, подсказала алхимику, что, как-никак, они оба были бессмертны. – Хардланд готовится к войне, а ты, видимо, сделал все, чтобы о тебе забыли. – Я исполнял свой долг, – пробормотал алхимик, на мгновение оглянувшись на стол с ретортами. – Твой долг едва не поглотил тебя, – серьезно сказал Парацельс, и почти рывком помог ему подняться. Бруно глухо вскрикнул, изо всех сил вцепившись в его руки, но друг удержал его. – Меня невозможно убить, – ответил алхимик, и ему самому показалось, что голос его окреп. – Но тебя можно свести с ума, – произнес Парацельс, и Бруно не стал с ним спорить. – И что теперь? – спросил алхимик. Тело под его пальцами было худым и жилистым. Бруно не разжимал рук, решив не отдаляться от реальности. Лицо Парацельса оставалось по-прежнему молодым, хотя годы странствий наложили на него свою печать. Вглядываясь в него, алхимик радовался, что его друг изменился. Что это не память играла с ним. Если еще неделю назад сумасшествие казалось спасением, то сейчас оно таковым не являлось. Парацельс помог ему сесть в кресло. Бруно не сразу разжал пальцы, запоздало подумав, что от его хватки могут остаться синяки. Но его друг никуда не ушел, остановившись рядом с креслом. Казалось, что он боялся оставить алхимика одного. – Тебе здесь больше нечего делать, – негромко ответил Парацельс, вновь взглянув в лицо Бруно. Тому на мгновение показалось, что они сидят в одной из старых лабораторий, и друг объясняет суть какого-то опыта. Алхимик глубоко вздохнул и попытался возразить, но Парацельс вновь покачал головой. – Даже армия, которую ты взращивал долгие годы, для тебя бесполезна, – продолжил он, указав рукой на спящих гомункулов. – Их всех сметут в одночасье. От его слов Бруно крепко зажмурился. Даже спустя годы Парацельс смог ранить его. Как тогда, давным-давно. – Если Хардланд падет, ты погибнешь вместе с ним. Алхимик зажал уши, чтобы не слышать друга, но не мог не принять правды. Он не хотел умирать. И не хотел, чтобы его забывали. Посидев так, Бруно все же опустил руки, чувствуя себя опустошенным. Но Парацельс наклонился к нему, положив ладони на его плечи. Алхимик вздрогнул, но все же выпрямился. Можно было убегать, можно было скрываться. Но нельзя убегать целую вечность. – Это не твоя судьба, Бруно, – произнес Парацельс негромко. Тот хотел спросить, что же тогда является его судьбой, но не стал. На этот вопрос Бруно предстояло ответить самому. Несколько мгновений прошли в молчании. Затем алхимик, взявшись за подлокотники, медленно поднялся. Несмотря на слабость от голода – Бруно не помнил, когда ел в последний раз – ноги его держали. Парацельс обошел кресло и встал перед алхимиком. Взглянув на друга, Бруно подумал, что тот в самом деле никуда не уйдет без него. И он хотел довериться Парацельсу. Хотел ему поверить. Ничего не говоря, алхимик вернулся к столу. Загасил пламя в горелках, начал медленно собирать инструменты. Он услышал, как Парацельс открывает шкафы. Бруно не стал ему подсказывать, предпочтя дать другу самому выбрать нужное. Слушая скрип дверей и позвякивание колб, алхимик вновь подумал, что вернулся в прошлое. Но может, как раз настало время свести прошлое и настоящее, чтобы шагнуть в будущее. В какой-то момент Бруно замер и осторожно обернулся. Ему привычнее было увидеть пустоту, но у шкафов за его спиной по-прежнему стоял Парацельс, собирая дорожный мешок. Алхимик окликнул друга. Имя, так давно не произносимое им вслух, почти оглушило Бруно. Но Парацельс повернулся на голос, спросив, готов ли алхимик. Бруно быстро кивнул, подхватив свои свертки, и шагнул вперед. Парацельс положил его вещи в мешок: – Только их мы с собой взять не можем. – Он указал на колбы с гомункулами. В голосе друга алхимику послышалось сожаление. Слова на этот раз словно застряли в горле, и Бруно смог лишь мысленно попрощаться со своими созданиями. На пороге новой жизни что-то приходилось оставлять. Алхимик понимал, что гомункулы обречены. И может, оставить их, пока они еще не обрели разум, было правильным решением. Вздохнув несколько раз, алхимик медленно прошелся по лаборатории, отключая электричество. Голубое свечение в колбах гасло, и Бруно смотрел, как комната уходит во тьму. Парацельс не торопил его. Он молча ждал, когда тот закончит отключать генераторы, а после неслышно подошел к алхимику, беря его за руку. Это простое прикосновение с лихвой искупало отсутствие слов. Бруно снова кивнул, медленно повернувшись к другу. Парацельс не старался быстро увести его из лаборатории – он понимал, чего стоил алхимику этот внезапный побег – и Бруно был за это ему благодарен. Когда огни в лаборатории погасли, алхимик, наконец, решился. Повернувшись к выходу, он направился к двери первым. Парацельс следовал за ним – Бруно слышал его шаги. Этот звук, пробуждающий в душе волны боли, постепенно снова становился родным. Тяжелая дверь поддалась не сразу, но Парацельс помог ее открыть. Алхимик вновь бросил на него короткий взгляд, еще суеверно боясь, что друг исчезнет, стоит им переступить порог. Но ничего не случилось – дверь закрылась за обоими, выпуская их наружу. Глухой стук и присутствие Парацельса рядом помогли Бруно прийти в себя. – Пойдем, – наконец произнес алхимик, и сам взял друга за руку, крепко сжав его горячую ладонь.