deer and hunter, it's no wonder

Буря улеглась совсем недавно, может, несколько часов назад, и сейчас, когда яркое солнце сопровождается сильными порывами ветра, Луи вынужден то и дело поправлять шапку, приглаживая перышко. Он аккуратно переступает через поваленную молодую осину и тихо матерится, подкидывая на плече съехавший колчан. Под ногами в основном каша из грязи и сорванных листьев, и Томлинсон благодарит Бога за то, что он слишком беден, - грубые деревянные башмаки надежно защищают продрогшие от холода пятки. За спиной тянется уже больше километра деревьев, и шатен все чаще замечает, как в кустах или на соседней тропинке, скрытой зарослями, мелькают чьи-то тени. Над головой щебечут птицы, и на короткое мгновение Луи решает остановиться и, навалившись плечом на ближайшее дерево, ель, прислушивается к негромкому пению. Тонкие мягко переливающиеся птичьи голоса вдруг прерывает чей-то глухой рев, заставляя прикрывшего глаза парня подпрыгнуть и поспешить вперед, нервно оглядываясь. Луи не в первый раз выходит на охоту, правда; просто он ненавидит это, и если на него напрыгнет кабан, он вряд ли решится свернуть ему шею. Не то, чтобы он не был крутым охотником, конечно. Зейн каждый раз смеется, стоит Луи заговорить о том, как сильно он не хочет убивать кого-то, потому что «в наступивший голод тебе удается притащить домой восемь килограмм мяса за раз, и ты еще смеешь говорить, что это не прекрасно». Может, так и есть, конечно. Просто «иногда следует делать выбор: животные или близкие тебе люди», и было бы неплохо, если бы Луи перестал цитировать Малика, на самом деле. Движение лесных зверей становится оживленнее, и внутри шатена что-то щелкает, стоит достаточно большой ласке пронестись в трех метрах от него на полных порах. Он сворачивает с тропинки, преследуя животное, и, когда он отводит в сторону сломанную напополам ветку, взору открывается огромная поляна; трава достаточно высокая, но, эй, Луи, вообще-то, самый талантливый охотник деревни, и, вздохнув, он вытаскивает из-за спины лук и стрелу, готовясь пристрелить какого-нибудь зайца или типа того, но, стоп, твою мать, кто это? Практически посередине луга – метрах в восьми от затаившегося Томлинсона, если прикинуть, - сидит юноша. Колышущаяся трава прикрывает его от покатых плеч и ниже, и солнце отражается от его белоснежной кожи; ветер мягко и почти незаметно треплет густые каштановые кудри, в то время как Луи успел растерять все свои волосы по дороге из-за сильных порывов, и это чудо тянется руками с огромными ладонями (Луи машинально сравнил их со своими, и, блять) к небу, закинув голову назад и подставляя лицо с точеными скулами солнечному свету. Он прекрасен, он просто чудесен. Томлинсон сглатывает, не отрывая взгляда от волшебного парня, и опускает лук вниз. Он может простоять здесь черт знает сколько, прежде чем юный Аполлон, или как там Лиам называет Зейна, поднимется, и, о боже, точно, он же голый обнаженный. Луи хочется употреблять изысканные слова к этому мальчику. Зайцы, куропатки и прочая живность уже успела тихо свалить, оставив шатена с пустыми руками, а парень в центре поля сплести себе венок, когда Луи выходит из транса и чуть оступается. Загадочный юноша аккуратно водружает нежно-фиолетовый венец на кудряшки и вдруг звонко смеется; по спине Луи, КОНЕЧНО ЖЕ, пробегают мурашки. Он мягко проводит кончиками длинных пальцев по качающимся на ветру колоскам, протяжно вздыхает – охотник слышит его даже здесь, - и медленно опускается вниз. Томлинсон моргает пару раз, прежде чем осознает, что он просто лег, на что, собственно, имеет право, но, подождите, Луи теперь его не видит, это же несправедливо. И поэтому он закусывает губу и нерешительно выступает вперед. С каждым шагом ему все больше и больше кажется, что все вокруг замедлилось, и в движении остается только его тарабанящее сердце. Оно бьется так сильно, что Луи готовится поймать его руками, если что. Луи с трудом преодолевает эти десять метров и тяжело дышит, остановившись около кудрявого. Юноша распахивает глаза, и это последнее, что спасает Томлинсона от сердечного приступа. Он правда прекрасен. Его глаза такие большие и зеленые, что все еще влажные от дождя листья деревьев кажутся выцветшими и убогими; впрочем, все кажется убогим в сравнении с ним, и Луи смущенно поджимает губы. Его тело не накачано или типа того, но оно совершенно с этой белой-белой кожей и изящными изгибами; руки парень положил под голову, и шелковистые на вид кудряшки разметались по ладоням, и, черт, они все-таки очень длинные, и Томлинсону хочется пропустить их сквозь пальцы. О, и да, это маленькое чудо голое, но Луи, разумеется, не решается опустить взгляд ниже трепещущего от дыхания живота, вовсе нет. Шатену все-таки удается оторваться от разглядывания красивого мальчика (не то, чтобы его красота имела значение, конечно, потому что Луи хочет познакомиться с ним, он просто обязан сделать это, и, ладно, предположим, он делает это из-за внешности, но этот парень словно светится, даже если бы у него был нос размером с кулак или что-то такое. Он нравится Луи, он уже ему нравится) и поймать любопытный взгляд изумрудных глаз напротив. Они пробегаются по его лицу, - Луи чувствует это, он чувствует, Боже, - по плечам и вдруг останавливаются, когда доходят до глаз охотника. Томлинсон думает, что это правильно. Томлинсон думает, что может простоять здесь всю жизнь. В сознании Луи замыкает, когда в глазах кудрявого мелькает кое-что, так хорошо знакомое Луи – это то же самое, что он видел в глазах Лиама или Зейна, когда они только-только познакомились и, блять, влюбились. Луи кажется, что он понимает, что имел в виду Зейн в тот день, обнимая подушку и мечтательно улыбаясь: «Это любовь с первого взгляда, Луи» Шатен просто физически не может прервать зрительный контакт, потому что его тянет, тянет ближе к прекрасному юноше; он хочет упасть на колени и, может, даже поцеловать его в щечку, но он не считает это тактичным, на самом деле. Первым взгляд отводит парень, но он делает это слишком мягко для того, чтобы Луи перестал следить за его глазами; однако, еще секунда – и нежность (ну, Луи надеется, что это она и была, вообще-то) сменяется ужасом. Томлинсон не понимает, почему юноша вдруг начинает испуганно отодвигаться от него на приподнятых локтях, и охотник пытается перехватить его взгляд, чтобы- блять, точно, охотник. Его ладонь все это время сжимала лук, а за спиной болтается колчан, полный стрел; это маленькое чудо наверняка обитает в лесу гармонирует с природой, составляет с ней единое целое и вряд ли сейчас укажет Луи на ближайшего зайца и предложит пострелять. Томлинсон пытается сбросить колчан с плеча, но он, как назло цепляется за жилет; парень делает несколько осторожных шагов вдогонку за бледным как полотно юношей. - Стой, не уходи, пожалуйста, я могу- Его голос поглощает дикий рык, и шатен автоматически поворачивается, заслоняя собой застывшего мальчика от медведя или кого-то такого же огромного (и, да, он правда готов защищать юношу до последнего вздоха, если понадобится, даже если это просто отрыгивает наевшийся детеныш ласки), но, черт, там никого нет. Брови Томлинсона взлетают вверх, и он поспешно оборачивается к парню, наконец-то избавляясь от лука и колчана, и он хочет предложить ему свою руку и чашечку чая, но перед ним пусто. Осталась только примятая трава, и почему-то это так обидно. *** - О, Томмо, не говори, что это венок! Луи игнорирует смех Зейна, бросая тушки двух зайцев и куропатки на прилавок, за которым Лиам вытирает руки полотенцем и деловито приподнимает бровь, оценивая добычу. - Нет, погоди, серьезно? Ты сплел себе венок? Где твоя брутальность, бро? – надрывается сидящий на свободном столе Малик, весело болтая ногами. Томлинсон пропускает это мимо ушей и вопросительно смотрит на Пейна; тот цокает языком, доставая из ящика мешок и скидывая туда небольшие тельца. - Килограмм десять будет, - кивает он, и Луи облегченно выдыхает. Выбившийся из красиво сплетенных между собой фиалок цветок лезет в глаза, и он аккуратно поправляет венец, едва касаясь пальцами и благоговейно трепеща. Он нашел его на ветке какого-то кустарника, когда возвращался домой, и, давайте начистоту, маленькое Чудо следило за ним, разве нет? Он хотел, чтобы Луи взял с собой венок, хотел, чтобы не забывал о нем, и, да, шатен выглядит немного самоуверенным сейчас. Ладно. Когда рука Малика касается одного из цветков, Луи буквально прошибает током. - Не трогай! – рявкает он, отталкивая друга. – Прекрати. Лиам выглядит недоуменным, и оскорбленный пакистанец выпрямляется. Хорошо, возможно, Луи немного переборщил, но, черт, это единственное, что связывает его с лесным мальчиком. Никто не в праве нарушать их контакт. Что-то подсказывает Луи, что он немного обезумел. Неважно. - Я Луи Томлинсон, гроза всего живого, - сведя брови и надув щеки, басит Зейн, - и если кто-нибудь тронет сорняки в моих волосах, я оторву ему ногу. Томлинсон только машет на него рукой и разворачивается к выходу, слыша за спиной неодобрительное ворчание Лиама. *** Томлинсон ловко перепрыгивает поваленные деревья и, не целясь, кидает в лисицу прихваченный булыжник. Он гонится за ней уже почти километр, но рыжая чертовка, видимо, не понимает важности ситуации и не хочет помочь Луи восстановиться в глазах Зейна. Либо лиса, либо медведь, а Томлинсон хочет дожить до летней ярмарки. Зверь запинается о выступающий корень сосны, и пальцы Луи рефлекторно натягивают тетиву; это, вероятно, его последний шанс прикончить упрямую бестию, и, давайте говорить честно, все факторы на его стороне: неяркое солнце, слабый ветер, сухие ладони, кудрявый мальчик в набедренной повязке из нежно-зеленых листьев... Да, он тоже тут. Блять. Зрачки Луи комично расширяются, и он буквально пожирает взглядом Чудо, чувствуя слабость в коленях и внутренне крича. Чудо мило хмурится, от чего его нижняя губа соблазнительно выпячивается, и Томлинсону хочется умереть, только бы не строить коварных планов по развращению мальчика. Он ведь все-таки близко и голый. Непозволительно близко и непозволительно голый. Конечно, Луи промахивается, - конечно, - и, пробежав по инерции несколько метров, он встречается носом со стволом злополучной сосны – к черту ее, она всем мешает. Луи мгновенно теряет равновесие и достаточно изящно садится на задницу, царапаясь о вытащенные стрелы. Шатен чувствует, как тонкая струйка крови стекает на губу, и закатывает глаза. Кудрявый мальчик исчез и утащил его самолюбие вместе с собой. *** - Дейзи, мне это правда нужно! - А вот и нет, это чашка Грегори! Луи понимает, что его предали, когда его родная сестра вручает деревянную чашечку из ее набора мерзко улыбающемуся плюшевому медведю. Луи ненавидит его злорадную ухмылочку и хочет наложить парочку стежков. - Но, милая, я же твой брат и- - Не понимаю, о чем. У нас чаепитие. Луи закатывает глаза и раздраженно проводит рукой по волосам. - А как насчет прокатиться на лошади? Девочка равнодушно жмет плечами, наливая чай в стаканчик игрушечной белки. - А на лошади верхом? Дейзи капризно цокает языком, и Томлинсону кажется, что мама ее балует. Он вздыхает и идет ва-банк, надеясь, что Малик его не прикончит: - А на лошади верхом вместе с Зейном? Дейзи мгновенно поднимает голову и кивает настолько отчаянно, что Луи страшно за ее позвонки. *** Солнце только-только встало, и холодный воздух морозит легкие, заставляя Луи подпрыгивать на ходу и изредка потирать предплечья. В плетеной корзинке гремит посуда, а из чайника идет пар, так что Луи должен поторопиться, на самом деле, пока мама не проснулась и не заметила его отсутствия. Чайника, а не сына, разумеется. Томлинсон семенит по протоптанной тропинке и старается вспомнить, где встретил мальчика в первый раз, потому что уж чего ему не хочется точно – так это заплутать и вернуться домой в канун Рождества. Он надеется не выглядеть придурком в глазах кудрявого парня, но его план даже Лиама заставил хохотать, не говоря о Зейне, попросившем Джоанну проверить запасы сушеных грибов. Он и так одет как Питер Пен или Робин Гуд, а с игрушечными чашками его не примут в свои игры даже близнецы, даже если не учитывать тот факт, что он охотник и самодовольный взрослый мужик, на самом деле. Плевать. Он аккуратно переступает муравейник и улыбается, заметив знакомый дуб. Где-то недалеко, вероятно, та самая поляна, на которой он заставил красивого парня метаться из стороны в сторону, и, ладно, звучит не очень. Это можно опустить. Высокая, правда чертовски высокая трава доходит ему практически до средины бедра, и Луи старается примять ее, чтобы получилась приятная дружеская обстановка для чаепития. Он действительно собирается сделать. Ему двадцать четыре и, вероятно, нехорошо. Луи раскладывает чашечки и чайнички, наконец-то освобождая замерзшие пальцы и моментально пряча их в карман, потому что холод пробирает до костей. Блеклые солнечные лучи скользят по верхушкам деревьев и пока не опускаются до уровня Луи, и, хорошо, это звучало оскорбительно. Томлинсон любит унижать самого себя. Ему достаточно неудобно, и трава колет задницу, но охотник непоколебим. Сегодня он не охотник, кстати. Томлинсон достает из корзинки заварку и молоко, стелет скатерть, за которую чуть позже мама отстрелит ему пальцы на ногах, и ждет. Он не питает ложных надежд и даже не рассчитывает сразу встретить кудрявого, нет, это противоречит его плану. Было бы глупым думать, что после охоты Чудо бросится к нему на шею и, рыдая, признается в любви. Да, это определенно глупо. Все, как любит Луи. Безусловно, нет. Сначала он должен поймать бурундука. А лучше – детеныша, потому что они милее и, может быть, не обглодают его кожу, пока он будет играть гостеприимного хозяина. До парня поздновато доходит, что он зря сел, потому что лесные звери не идут на контакт с человеком и уж точно не пропустят чашку чая с тем, кто перебил половину леса, и, да. Сегодня у Луи не лучший день. Он тратит около пятнадцати минут на то, чтобы поймать бурундука, потому что ему действительно нужен собеседник. И психологическая помощь, возможно, тоже. Он гладит дрожащее тельце непуганого до смерти зверька и ободряюще ему улыбается, пока садится обратно, но, судя по морде животного, улыбка вышла похожей на оскал. Неважно. Это просто бурундук. С которым двадцатичетырехлетний человек собирается чаевничать. Луи решает оставить логику ненадолго, потому что она убивает романтику, и треплет бурундука за ушком. - Не бойся, - заявляет он, энергично двигая ладонью. – Я не обижу тебя. Сегодня ты почетный гость на королевском пикнике. Ура? Ты рад? – спрашивает Томлинсон, поднимая животное на уровень своего лица, и тот польщено машет лапками. Может, не польщено, а панически, но это не сейчас. - Так, что тут у нас?.. О, посмотри, это же молоко! Напиток благородных рыцарей и все такое, - бормочет парень, усаживая бурундука на колени и невесомо сжимая его ногами. – Я вижу, как быстро ты шевелишь лапками, но лучше спишу это на нервный тик. Луи оперативно наполняет детскую бутылочку теплым молоком и, ловко перехватив малыша левой рукой, подставляет пипетку – да, он готовился, - к крошечному ротику. Бурундук ошарашено глазеет то на парня, то на угощение, и моргает. - Ну же, голодный лесной зверь, - нетерпеливо говорит Томлинсон,– пей. Детеныш явно ничего не понимает, так что Луи решает разрядить обстановку и на всякий случай улыбается гостю. - Дракон, эм, залетает... в пещеру? Заяц скачет в нору? - пытается он, выписывая левой рукой воображаемый маршрут и слегка щекоча пузико бурундука средним пальцем. Зверек прекращает дергаться, и в его взгляде угадывается интерес, так что Луи плюет на эволюцию и хитро щурится. – Посмотрите на это! – кричит он, размахивая и пипеткой, и бурундуком, и игнорирует сдавленный писк слева. – Отважный летающий бурундук пикирует вниз, прямо на острые скалы! Это просто безумие, кто-нибудь, остановите его! До земли остается всего метр, и... в последнюю секунду ему удается выйти из пике! – с наслаждением прикрывает глаза Томлинсон, откидываясь назад. Ошарашенный бурундук устраивается у него на груди, подставляя спинку под размеренные поглаживания, и Луи приподнимает подбородок, заглядывая в глазки-бусинки. – Ну, всем национальным героям полагается пить молоко, так почему бы тебе не выпит его тоже, а, дружище? Он протягивает бурундуку пипетку, и тот наконец-то хватает ее лапками, засовывая в рот, и сначала мнет деснами. Луи довольно фыркает и снова садится по-турецки, подперев подбородок рукой и с умилением наблюдая за животным. Это первая удача за сегодняшний день, и ему будет, чем похвастаться Фиби. Солнце поднялось уже гораздо выше, и его лучи на мгновение ослепляют охотника, заставляя щуриться и несколько секунд беспомощно оглядываясь по сторонам, и, в общем-то, да. Солнце, вероятно, его ненавидит. Это самый неподходящий момент из всех возможных, потому что волосы Луи растрепаны, одежда испачкана травой и грязью, а бурундук на его коленках захлебывается молоком, и Чудо с улыбкой смотрит на него из-за дерева. Оу. Оу. Луи резко выпрямляется, ударяя зверьком самого себя, и неловко улыбается, стараясь угомонить расшалившееся сердце, потому что он и так уже порядком опозорился, а сердечный приступ, на самом деле, не особо хороший подкат. Кудрявый парень просто божественен. Солнечные лучи играют в его волосах, морщинки вокруг глаз из-за прекрасной улыбки невероятно милые, сексуальные скулы резко контрастируют с очаровательными ямочками, нежно-зеленая набедренная повязка не доходит и до середины бедра, а по-детски забавный Луи сидит в окружении игрушечных чашек и копает погребальную яму бурундуком. Идеально. - Эм, п-привет?.. – спрашивает Луи, и его голос практически не перекрывает возмущенный писк животного на коленках. Чудо улыбается еще шире. - Привет, - и, ладно. ЧТО? Луи буквально задыхается, утопая в хриплом голосе этого малыша, и кенгуру в его животе тарабанят по стенкам, желая, скорее всего, выйти наружу и ускакать в Австралию, лишь бы не умирать здесь и вот так. Хотя Луи не против. Он медленно сглатывает и машет рукой, стараясь придать себе непринужденный вид. - А у нас тут чаепитие, - его сначала игривый голос постепенно затихает и ломается на последнем слоге, и, вау, неужели быть настолько жалким законно? Мальчик в двух метрах счастливо кивает. - Я вижу, - и, да, возможно, Луи стал еще более жалким сейчас. Он не уверен, насколько глубока эта бездна, но следующие слова сожгут его заживо, потому что: – Могу я присоединиться? *** - ...а потом он заметил на моей щеке грязь и вытер ее пальчиком, и, черт, он был таким нежным, и он покраснел и захихикал, ох, твою мать, правда захихикал, и его смех словно колокольчики - такой звонкий и хрупкий, и я бы хотел дышать им до конца своей жизни, и это несмотря на то, что его голос такой глубокий, как... -...океан и тягучий, как мед, - хором подхватывают обреченные Лиам и Зейн, и Луи счастливо смеется, мечтательно вздыхая. Он валяется на кровати Пейна в позе звезды и хихикает, вспоминая, как сравнивал ямочки Гарри с маленькими звездочками. Гарри сводит его с ума, и он согласен на это безумие. *** Луи знает, что что-то не так, когда Гарри опаздывает на некоторые их свидания (а это действительно свидания, черт возьми) и на его белоснежной коже появляются ссадины, но Гарри закусывает губу и извиняется, так что Луи старательно делает вид, что ничего не происходит. Он мастер по этой части. Однажды он проиграл Зейна в карты, и тот даже ничего не подозревал, пока его не утащили в соседнюю деревню. *** Они сидят на обрыве, обнявшись, последние солнечные лучи скользят по нагретой земле, раскрашивая затихший лес в оранжевые и розовые тона, и их тени буквально сливаются в одну, равно как и души; Луи смотрит на свое солнце, и, нет, это он не про закат. Гарри потирает пяткой лодыжку и опускает голову Томлинсону на плечо, перехватывая его взгляд и ласково улыбаясь. Шатен старается не двигаться, чтобы маленькому Чуду было удобнее, и чувствует, как тот вздыхает. Он поворачивается и сталкивается с Гарри носами, умирая от того, как мило кудрявый фыркнул, морща носик. - Это красиво, - шепчет он, глядя в зеленые глаза и ощущая, как сердце замедляет ход. – Ты красивый. Щечки Гарри мгновенно краснеют, и он застенчиво улыбается. - Ты мне очень нравишься, Лу, - тихо говорит он так, словно это огромная тайна, и дыхание Луи сбивается. Он скользит своей ладонью к ладошке Гарри и переплетает их пальцы, поддерживая зрительный контакт. – Такой прекрасный. Луи почти физически больно. - Гарри, - доверительно шепчет он и следит за каждой эмоцией замершего парня. Сердце разгоняется до трехсот ударов в секунду, и губы Томлинсона мгновенно пересыхают, так что он старается не задохнуться от волнения и восторга и быстро выдает: - согласенлитывстречатьсясомной? – и, ладно, это звучало слишком отчаянно. Черт. Луи испуганно жмурится, ожидая смеха или, может, сразу удара ножом, но вместо этого чувствует, как чьи-то горячие губы прижимаются к его, и, ладно. Это божественно. Томлинсон благодарно выдыхает в поцелуй, и губы Гарри такие пухлые и бархатные, что Луи действительно не может дышать. Он уплывает куда-то далеко, где, вероятно, имеют значение только губы Гарри, и это слишком странно даже для него, но- о, черт, его парень только что положил свою руку ему на поясницу, так что вы должны извинить Луи. С сегодняшнего дня он официально без вести пропал для каждого, кто не Гарри. Они уходят практически сразу после захода солнца, но Луи добрался до деревни только спустя час, потому что один невероятно привлекательный парень слишком соблазнительно покусывал губы. (Возможно, не свои.)