Перемена мест

Запах карамели и лапника преследовал буквально повсеместно; гирлянды висели на каждом дереве, неоновые вывески магазинов словно прибавили яркости. К Рождеству Лондон преображался в город с самым сказочным оформлением, именно в таких городах под вспышки фейерверков, под омелой или около центральной ели герои очередной рождественской мелодрамы находили друг друга. Дэну не было дела до мелодрам. Он бежал к вокзалу, надеясь, что успеет еще восстановить потерянный билет. Все пошло совершенно не так еще с больничного листа, датированного не тем числом. Неприятности скатывались в большущий снежный ком ровно до тех пор, пока в почтовом ящике Дэн не обнаружил приказ об отчислении, притаившийся между двумя поздравительными открытками – от телефонной компании и бабушки. В сочельник на улицах было грязно, сыро, шумно и хмуро; предпраздничная лихорадка проявлялась в ряде таких синдромов, как: приступы скупости, ненависть к окружающим, сверх-зрение. До поезда оставалось десять минут, до вокзала – два километра. Хауэлл приподнял рукав промокшей из-за мерзкого мелкого дождика толстовки и усмехнулся. Напротив того проулка, в котором он замер, пытаясь отдышаться, мерцала неоновой вывеской и ярким рождественским венком на двери небольшая кофейня. Колокольчик над дверью уведомил Фила о новом посетителе. Снежный ком неприятностей Лестера был не таким большим. Ему просто не повезло: он вытянул три бумажки с «рабочий» подряд из большого пластикового рожка мороженого. И ни одного выходного, конечно же. Он попытался поменяться с ПиДжем, да хоть с кем-нибудь, но у всех на праздники были планы. Колокольчик над дверью раздражал уже второй день подряд, посетителей почти не было, кроме вот этого сутулого парня с расстегнутым рюкзаком на плече. — Здравствуйте. Что будете заказывать? — Мне капучино. И что-нибудь на ваш вкус. Бариста за стойкой показался Хауэллу милым; даже немного своеобразным на вид. Это было отличительной чертой всех барист – красота и своеобразность. Мужчина указывает на что-то на прилавке, спрашивая: — Погода все хуже? — Да. Дождь и грязь. — Так вы не против вот этого? — Дэн готов поклясться жалкими остатками своего везения, что бариста указывает на омелу. — Ты что, подкатываешь ко мне? Раздражения в голосе больше, чем должно было быть. — Подкатываю? Фил опускает взгляд на витрину, видит в стекле собственное покрасневшее и растрепанное отражение, а под ним – омелу. Он тут же одергивает руку. — Нет, что ты, прости. Я имел в виду маффин. — А почему показал на омелу? Руки отказываются слушаться, а кофе-машина — работать. Фил добавляет в нее кофе, заливает в специальный резервуар молоко, использует любую возможность, чтобы помолчать еще немного, придумать действительно хорошее оправдание. — Твой кофе. — Спасибо. Хауэлл берет стаканчик в руку и идет к столику. Фил готов вздохнуть спокойно, но не тут-то было: — Ты точно уверен в том, что не хочешь подкатить ко мне? Логика кричит «уверен», скука перекрикивает «давай попробуем». Фил стряхивает обеих с плеч (невольно ими пожимая, на щеках Дэна появляются ямочки) и достает с витрины маффин. Возится с кофе-машиной еще немного и садится на стул рядом с шатеном. — У тебя рюкзак расстегнут. Парень тут же поднимает свою ношу и начинает проверять содержимое. Он бледнеет, сжимая лямку. — Потерял что-то? Юноша бормочет что-то в ответ, Фил невольно кладет руку ему на плечо: — Скажи громче. — Мой телефон. Он должен был быть в рюкзаке, я точно помню, что брал его с собой. — Я могу позвонить на него. — Ты просто хочешь заполучить мой номер, наглец! — Хауэлл отвлекается от проблемы и диктует номер совершенно незнакомому человеку. На бэйджике из кофейных зерен (отличный дизайнерский ход) выложено «Фил». Дэн думает о том, считается ли прочтение имени за знакомство все то время, пока Лестер пытается дозвониться до телефона Дэна. — Возможно, его еще не подобрали, и он просто лежит на земле… Дождь усиливается, а людей на улице почти не видно. Ликующий вопль Дэна разносится на пару кварталов вокруг, когда он видит свой телефон, немного покарябанный об асфальт, но работающий. Фил вбивает номер в контакт, но зависает над тем, как заполнить имя. Хауэлл отказывается сообщать собственное имя ровно до тех пор, пока не попадает в теплое помещение кофейни. На его голове – тюрбан из полотенца, но часть волос все-таки выбивается из-под махровой ткани. Филу приходится выкинуть униформу в стирку и налить себе еще кофе за счет заведения. — Так почему ты не хочешь признать, что указывал на омелу? — Там раньше лежали маффины. Возможно, кто-то из работавших до меня поменял местами еду и украшения. Два шоколадных маффина исчезают с прилавка. Поезд Дэна отправился с перрона в сторону Уокингхема еще два часа назад. И Фил сдается, потому что Дэн прекрасно спорит и аргументирует, а еще он просто соединяет в себе «прекрасно» и «красиво». Омелу некуда прикрепить: Фил просто поднимает руку вверх. И губы у Дэна очень холодные. Когда Фил просит рассказать о себе, улыбка исчезает с лица Дэна. Он молчит, сжав губы в тонкую полоску, а после поднимает взгляд на Лестера. — Я – это я? Знаешь, я мог бы рассказать в подробностях о том, что меня считают странным; что я неопределившийся с тем, что делать в будущем; что я только что поцеловал парня просто потому что он — ты — очаровательный и самотверженно бросился под дождь спасать мой мобильник, хотя я отчаянно пытаюсь доказать всем вокруг, что я не бисексуален… Но я не буду делать этого, не буду называть себя «странным» или «красивым», потому что я не люблю вешать на себя ярлыки. — То, что ты сказал сейчас, это… здорово? — видя, что Дэн хочет возразить, Фил добавляет: — Здорово – не ярлык, лишь моя собственная оценка; и да, ты правда очень странный и красивый. Кто бы еще стал спорить из-за омелы? Только ты. И Дэн думает, что пропущенное рождество с кузенами и Адрианом стоит одного дня с Филом. Теперь им есть с кем встречать Рождество, а утром позвонит бабушка Дэна, поздравляя внука с Рождеством. И настоящим подарком будет то, что теперь нет снежного кома из неприятностей, а есть самые настоящие сугробы.